Московский музей прикладных знаний (Политехнический) был образован на базе коллекций, оставшихся после состоявшейся в 1872 г. в Москве Политехнической выставки. Прежде чем приступить к созданию музея, его устроители совершили путешествия по европейским странам, где знакомились с организацией лучших естественно-научных и технических музеев того времени, среди которых были, например, Лионский художественно-промышленный, Берлинский промышленный, Кенсингтонский и другие музеи. Подробнейшие отчеты об этих поездках опубликованы в протоколах заседаний Императорского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии (ИОЛЕАЭ)¹.

При формировании основных отделов Московского музея прикладных знаний комиссией ИОЛЕАЭ в докладе по вопросу о будущем устройстве музея было указано, что при технологическом отделе должна быть химическая лаборатория «как для производства специальных работ, так и подготовляющая необходимые опыты для публичных лекций»². По всей вероятности, при ее создании за образец была взята лаборатория «для опытов и наблюдений», организованная при Парижской консерватории искусств и ремесел.

Химическая лаборатория была создана в первые месяцы существования музея, начавшего свою деятельность в декабре 1872 г. в арендованном помещении в доме Степанова на Пречистенке. Через четыре года, в мае 1877 г., музей переехал в собственное здание на Лубянской площади. Большое участие в устройстве химической лаборатории в постоянном здании музея принял профессор химии Московского университета В. В. Марковников, который предоставил музею материалы, касающиеся организации и сооружения главнейших европейских лабораторий. Кроме того, он сообщил составленное им подробное мнение о требованиях к устройству химической лаборатории, ее размерах, необходимых частях и приспособлениях. Обновленная лаборатория, устроенная и оборудованная в соответствии с лучшими зарубежными образцами, не только стала вспомогательным отделением для публичного преподавания химии, но также использовалась для специальных лабораторных и практических занятий теми лицами, которые не имели доступа к иным химическим лабораториям³.

К началу XX в. в деятельности химической лаборатории сформировались два основных направления: научно-просветительская деятельность и деятельность по формированию музейных коллекций. Несколько последующих десятилетий химическая лаборатория использовалась главным образом для обслуживания организуемых в музее лекций, воскресных бесед, объяснения коллекций и монтировки коллекций технического отдела. Проводимая в ней отдельными сотрудниками научная работа не являлась систематической. Придать же лаборатории более широкий научно-исследовательский характер в то время не представлялось возможным, так как она не обладала ни достаточным для этой цели оборудованием, ни соответствующей площадью⁴.

В 1924 г. было принято решение о расширении и реорганизации химической лаборатории. Эти работы были инициированы в связи с принятием в ноябре 1923 г. нового устава музея, в котором одной из основных задач этого учреждения полагалась организация и выполнение научно-технических работ в области естественно-исторических, физико-математических и технологических наук и их практических приложений. Также по новому уставу музей получал право организовывать научно-вспомогательные учреждения, испытательные лаборатории, станции и т. п.

Во исполнение этой задачи при техническом отделе музея были организованы три лаборатории – технохимическая (на базе бывшей химической), текстильная и калориметрическая.

Бывшая химическая лаборатория была существенно расширена, ей были переданы еще два помещения – одно непосредственно прилегающее и второе через лестничную площадку. Площадь лаборатории увеличилась без малого в три раза. Отведенные ей помещения, ранее относящиеся к экспозиционному пространству музея, были отделены от залов музея специально выстроенной перегородкой и оснащены необходимой для дальнейшей работы специальным оборудованием и мебелью – вытяжными шкафами, столами, табуретами и т. п.

Предполагалось, что новая технохимическая лаборатория будет иметь показательный характер и в первую очередь служить для проведения технохимических испытаний, аппаратура для которых уже имеется в коллекциях технического отдела. Кроме того, в лаборатории должны были проводиться чисто химические работы (например, качественный и количественный анализы) и вообще всякого рода химические исследования, не требующие специального инструментария. Также за лабораторией сохранялись работы по подготовке опытов к музейным лекциям и специальная монтировка коллекций.

Научно-исследовательские работы в технохимической лаборатории должны были выполняться научным персоналом музея как по заданиям своего отдела, так и по заказам других учреждений. Работы по заданиям сторонних организаций также предполагалось осуществлять путем предоставления платных мест в лабораториях сотрудникам заинтересованных учреждений.

<p><img class="image-formula" src="http://ras.jes.su/images/publication_images/13502/image1.png" alt="" /></p> <p><em>Рефрактометр </em><em>Аббе</em><em> для масла фирмы &laquo;Карл </em><em>Цейсс</em><em>&raquo;, Йена, Германия. Приобретен Политехническим музеем в 1926 г. для технохимической лаборатории (Из коллекции Политехнического музея)</em><em> </em></p>

Круг работ в технохимической лаборатории планировалось расширять по мере приобретения новой аппаратуры. В тематику исследований, намечаемых в реорганизованной лаборатории, входили актуальные в то время испытания продуктов топливной, текстильной и пищевой промышленности. Оборудование и реактивы, необходимые для экспериментальных работ, приобретались как в Москве, так и за рубежом, по большей части в Германии. Так, только в 1926 г. были куплены аппараты для испытания сопротивления бумаги смятию и тканей – продавливанию и изнашиванию, прибор для определения ионов водорода, рефрактометр Аббе для масла, центрифуга, ультрамикроскоп Жигмонди и пр. на сумму 12 400 руб. Среди поставщиков были известные западноевропейские фирмы «Карл Цейсс» (<em>Carl</em><em> </em><em>Zeiss</em>), Фабрика машин для испытания материалов, научных и технических аппаратов Луиса Шоппера (<em>Fabrik</em><em> </em><em>f</em><em> </em><em>ü</em><em> </em><em>r</em><em> </em><em>Materialpr</em><em> </em><em>ü</em><em> </em><em>fungsmaschinen</em><em>, </em><em>wissenschaftliche</em><em> </em><em>und</em><em> </em><em>technische</em><em> </em><em>Apparate</em><em>. </em><em>Louis</em><em> </em><em>Schopper</em>) и др.

Технохимическая лаборатория заключала договоры с заинтересованными организациями и частными лицами на долговременное пользование определенным количеством мест в лабораторных помещениях. В зависимости от характера исследований и оборудования, необходимого для их проведения, стоимость одного рабочего места составляла от 60 до 100 руб. в месяц⁵. Вырученные деньги шли на дооборудование лаборатории. В число арендаторов рабочих мест музейной лаборатории входили Общество друзей советской кинематографии, НИИ текстильной промышленности, НИИ кожевенной промышленности, Экспериментально-промышленная физико-химическая лаборатория при Опытной станции Государственного химического института им. Л. Я. Карпова и др.

В лаборатории проводились исследования углей различных месторождений, были организованы работы по изготовлению искусственной кожи и по выработке методики исследования и стандартизации гигроскопической и одежной ваты. Там изучались свойства активированного силикагеля, велись исследования звукопроводности строительно-изоляционных материалов (в частности торфа), разрабатывались методики анализа фотопроявителей, эфирных масел и ряда других веществ⁶.

Деятельность технохимической лаборатории была вполне успешной и приносила музею ощутимую прибыль. На 1928/29 г. намечалось расширение тематики исследований и закупка дополнительного специального оборудования для лаборатории. Но период новой экономической политики Советского Союза, на волне которой стала возможной самостоятельная финансово-хозяйственная деятельность организаций, в том числе Государственного Политехнического музея и его подразделений, подходил к концу. Руководством страны был взят курс на форсированную индустриализацию и коллективизацию. Политехнический музей следовал заданным директивам.

Для того чтобы «музей отвечал задачам пропаганды советского народного хозяйства»⁷, в 1929–1930 гг. была произведена его масштабная реорганизация с разделением на три сектора вместо пяти отделов, с полной перегруппировкой всех коллекций и переводом части из них в другие учреждения. Была проведена тотальная реструктуризация всех научно-исследовательских лабораторий музея с образованием из десяти ранее существовавших трех: физической, химической и биоагрономической (временно в музее были оставлены лаборатория ультрафиолетовых лучей и агрохимическая). В отчетах того периода указано, что реорганизация лабораторий «произведена […] в целях приспособления их для массовой работы»⁸. При этом предписывалось все устаревшее и для Политехнического музея оказавшееся в новых обстоятельствах излишним научное оборудование передать «соответствующим музеям в Москве или провинции»⁹. Именно в тот период большое количество лабораторного оборудования, как недавно приобретенного, так и являвшегося частью собранных еще до революции технологических коллекций, ушло из музея – было передано в различные НИИ, учебные заведения и т. п.

<p><img class="image-formula" src="http://ras.jes.su/images/publication_images/13502/image2.png" alt="" /></p> <p><em>Перегонный куб фабрики и склада химических аппаратов К. Герхарда (C.</em><em> </em><em>Gerhardt</em><em> </em><em>Fabrik</em><em> </em><em>und</em><em> </em><em>Lager</em><em> </em><em>chemicher</em><em> </em><em>Apparate</em><em>), Бонн, Германия.</em><em> Был предоставлен химической лабораторией Политехнического музея научно-исследовательскому сектору Центрального дома химии для проведения экспериментальных работ по заданию </em><em>Осоавиахима</em><em> в 1931 г. (Из коллекции Политехнического музея)</em></p>

Летом 1931 г. помещения химической лаборатории были отведены научно-исследовательскому сектору Центрального дома химии (НИС ЦДХ). Лабораторные площади планировалось использовать следующим образом: одно помещение предназначалось для проведения экспериментальных работ по заданию НИС и Политехнического музея, а вторая комната должна была быть использована для «постановки тем, связанных с обороной страны, по заданиям Осоавиахима»¹⁰. Для выполнения этих заданий было решено организовать лабораторию биологической химии, поскольку «характер работ последней не может вредно отразиться на музейных экспонатах»¹¹. Для лаборатории биологической химии Осоавиахимом совместно с Военно-химическим управлением Рабоче-крестьянской Красной армии были выбраны две темы по негазообразным отравляющим веществам. В то же время НИС обратился к дирекции музея с просьбой оказать содействие в развертывании исследовательских работ, связанных с обороной страны, для чего музею предлагалось выделить сектору еще два подвальных или полуподвальных помещения площадью от 15 до 30 м² каждое. Одно – для хранения бутылей с концентрированными кислотами и прочими реактивами, другое – для организации вивария, необходимого для обслуживания биохимической лаборатории. Сведений о том, что виварий в музее был организован, не найдено. По договору, заключенному между музеем и ЦДХ СССР, химическая лаборатория Политехнического музея предоставляла свое экспериментальное оборудование для нужд НИС ЦДХ¹². Сотрудничество музея и ЦДХ прервалось, предположительно, в конце 1932 г.

Руководство отдела искало новые формы и методы работы с посетителями в химической лаборатории. В ответ на запросы времени в начале 1930-х гг. была создана военно-химическая лаборатория, затем появились две самодеятельные лаборатории – демонстрационная и научно-исследовательская, – через год работы соединенные в одну (предполагалось, что научные работы будут проводиться «по тематике Оргхима»¹³). Все они размещались на площади, отведенной ранее под научно-исследовательские лаборатории отдела химии. Помимо этого, в 1931–1932 гг. при отделе химической промышленности заработала Химико-техническая станция.

В задачи военно-химической лаборатории входила пропаганда военно-химических знаний среди населения, ознакомление посетителей с химическими свойствами и технологией отравляющих веществ. Также в лаборатории планировалось проводить как устные консультации, так и демонстрации опытов, охватывающих способы получения, применения и борьбы с отравляющими веществами. Самодеятельная лаборатория предоставляла посетителям возможность самим провести несложные эксперименты, целью которых являлось знакомство с физико-химическими свойствами различных веществ и выяснение их практического значения для промышленности. В программу работ в общедоступной самодеятельной лаборатории входили также опыты с боевыми отравляющими веществами¹⁴. Помимо этого, в ней могли работать самоучки-изобретатели, проводящие научные изыскания.

Для превращения лаборатории в полноценный демонстрационный зал ее планировалось определенным образом дооборудовать. Здесь собирались установить вращающийся стол для демонстраций, подвижную площадку и экран для волшебного фонаря, дополнить имеющийся инвентарь несколькими десятками лабораторных табуретов разных размеров¹⁵. Но этого не случилось, и лабораторное помещение осталось в прежнем виде, сохранив свой облик, мебель и часть оборудования до начала ХХI в.

Музейные лаборатории химического профиля были открыты с 8 час. утра до 11 час. вечера и недостатка в посетителях не испытывали. К концу 1920-х гг. было завершено оборудование лабораторных помещений электрическим освещением, что позволило существенно продлить часы работы лаборатории, особенно в осенне-зимний период¹⁶.

На занятия по химии в музей приходили учащиеся самых разных категорий: от слушателей курсов повышения квалификации до студентов техникумов, рабфаков и высших курсов при фабриках и заводах. Нагрузка на научных сотрудников отдела, лаборантов и техников была велика. А 21 октября 1933 г. в лаборатории произошло ЧП – по вине лаборантки, оставившей водопроводный кран в лаборатории незакрытым (подача воды была временно прекращена городской водопроводной сетью), случился потоп. Воду дали ночью; решетка в раковине засорилась, и вода затопила три этажа музея, нанеся немалый урон. По распоряжению директора виновницу происшествия уволили с работы. Несколько позже, в марте 1934 г., она восстановилась и продолжила работу в музее уже в качестве экскурсовода.

Имевшиеся в Политехническом музее лаборатории химического профиля, по сути, были приспособлены только для занятий по неорганической химии. Для расширения их возможностей, в частности для проведения занятий по качественному анализу и постановки опытов с сероводородом, было необходимо дополнительное специализированное оборудование и инструментарий – вытяжные шкафы, горелки и пр. Во всех лабораториях отмечался недостаток посуды, реактивов и специальных приборов, таких, например, как аппараты Гофмана и Киппа.

В 1930-х гг. финансирование химических лабораторий, как и других подразделений музея, по сравнению с периодом расцвета научно-коммерческой деятельности ощутимо упало. В 1932 г. главбух Политехнического музея докладывал директору, что

<em>«</em><em>месячный план в приходной части выполняется только на 26,6 %, поэтому музей начинает испытывать сильную нужду в денежных средствах, зарплату оплачивает с опозданием, а счета совершенно оставляет неоплаченны</em><em>ми</em><em>»</em>¹⁷<em>.</em><em> </em>

Для исправления ситуации руководством музея было принято решение о переводе его отделов на хозрасчет. Пункт «Разработка проекта перевода химотдела на хозрасчет» был включен и в план работ химического отдела на апрель – май 1933 г. Кроме этого, в плане был предусмотрен ряд практических мероприятий по мобилизации внутренних ресурсов отдела и сохранению социалистической собственности. Среди намеченного, в частности, было «сокращение до минимума непроизводительных расходов по бою посуды в лабораториях, траты реактивов, газа, воды, света»; устранение беспорядка в лабораториях с целью превращения их в «образцово-показательные научные очаги для производств»; инвентаризация всего государственного имущества; борьба с воровством и хищением экспонатов из химотдела путем воспитательных и административных мероприятий¹⁸.

В 1934 г. в Политехническом музее открылась выставка «Наши достижения». Подготовка к ней вылилась в грандиозную смену экспозиции во всех залах музея. В ходе подготовки к упомянутой выставке музейные предметы из старых коллекций, не имевшие связи с послереволюционными научными и производственными успехами страны, изымались из отделов и отправлялись в подсобки. Когда количество изъятых из экспозиций музейных предметов, сложенных не только в фондохранилищах и подсобках, но и под лестницами и во внутреннем дворе, стало мешать нормальному функционированию отделов музея, было принято решение об их дальнейшей судьбе. Как говорилось во внутримузейном акте 1937 г.,

<em>«</em><em>хранящиеся в продолжение ряда лет в химической лаборатории ГПМ старые</em><em> </em><em>музейные коллекции, образцы, реактивы</em><em> […] </em><em>как ненужные музею экспонаты</em><em> </em><em>[…] подлежат уничтожению; посуда ж</em><em>е используется для нужд ГПМ</em><em>»</em>¹⁹<em>.</em><em> </em>

Не раз в последующие годы отделам музея предписывалось расстаться с рядом «морально устаревших и не отражающих производственно-технических достижений СССР» экспонатов. Лабораторное оборудование, приборы, склянки с реактивами, предназначенные для использования в хозяйственных целях, стекались из отделов музея в подсобное помещение химической лаборатории. И она необычным образом послужила делу сохранения музейного фонда, став аккумулятором значительной части ставших в 1930-х гг. ненужными и «непрофильными» музейных предметов. Спустя десятилетия при разборе лабораторной подсобки были обнаружены сохранившиеся фрагменты первых музейных коллекций, предметы, экспонировавшиеся на московской Политехнической выставке 1872 г., раритетные лабораторные приборы. Все эти находки в настоящее время являются ценнейшей частью собрания Политехнического музея.

К 1935 г. многочисленные лаборатории химического отдела были объединены в одну химическую лабораторию. В январе 1936 г. она впервые с дореволюционных времен обрела статус самостоятельного подразделения (в составе отдела химии). Было принято положение о химической лаборатории²⁰, которое позволило утвердить нормы работы ее сотрудников и определить поле ее деятельности.

Согласно положению, химическая лаборатория Политехнического музея предназначалась для: – проработки курса химии как по учебным программам полной и средней школы, так и по специальным программам для студентов вузов (втузов) и кружков повышения квалификации; – разработки и постановки новых опытов; – демонстрации посетителям химических явлений, на которых основано действие макетов и моделей в экспозиции; – разработки методики занятий по химии.

Первоначально штат лаборатории состоял из трех человек. Было установлено, что лекции и занятия в ней будут проводить лекторы, привлекаемые как из научного персонала музея, так и внештатники со стороны. Лекции и занятия в лаборатории были платными. Плата взималась в соответствии с расценками, принятыми для каждой темы отдельно.

Впервые официально была введена должность заведующего химической лабораторией. Надо отметить, что в различных документах, касающихся жизни технического отдела, а затем и отдела химии Политехнического музея, упоминание должности «заведующий химической лабораторией» начинается с 1930 г.²¹ В этом году так впервые была именована Вера Витальевна Репман. В марте того же года она была уволена вместе с рядом других сотрудников в ходе кампании по устранению совместной службы родственников в государственных организациях. Кампания эта была инициирована Главнаукой еще в 1927 г., но администрация музея защищала своих сотрудников, направляя в главк различные докладные и объяснительные²². В то время Репман была одним из наиболее загруженных научных сотрудников отдела, постоянно ездила в командировки, изучая различные производства и собирая экспонаты для музея. Она выполняла научные работы в лаборатории, в 1928–1930 гг. являлась хранителем химического отделения²³. Официальная причина увольнения, указанная в трудовом листке, – «по непригодности». Ее супруг, научный сотрудник технического отдела В. А. Репман, был уволен тем же приказом, причина – «как находящийся продолжительное время под арестом».

Запись о том, что Клавдия Николаевна Кособокова с 1 января 1934 г. являлась заведующей химической лабораторией, внесена в ее трудовую книжку²⁴. Но в штатном расписании музея на 1 октября 1934 г. такой должности еще нет. Осенью 1934 г. Кособокова уволилась²⁵, и в 1935 г. за организацию работ в химической лаборатории отвечал заведующий химическим отделом профессор И. В. Филипович. С января по сентябрь 1936 г. химической лабораторией руководила Вера

Яковлевна Кронгауз – первая «официальная» заведующая. Она была опытным, знающим химиком, тяготевшим к методической работе. Занималась разработкой руководства по лабораторным занятиям, продумывала новые приемы наглядного показа современного количественного и качественного анализа в химической лаборатории музея. Вместе с Филиповичем и лаборантом Э. А. Уманской разработала состав передвижных демонстрационных лабораторий по курсу химии для средней школы.

В октябре 1936 г., после увольнения Кронгауз, лабораторией стал заведовать Борис Яковлевич Патушинский. Он, в свою очередь, был уволен «за неявку на работу после отпуска 9 декабря 1937 г.»²⁶. Сейчас известно, что 11 ноября 1937 г. Патушинский был арестован и в январе 1938 г. расстрелян по обвинению в шпионаже²⁷. В марте 1938 г. лабораторию возглавила Эсфирь Ароновна Уманская. В должности заведующей лабораторией она работала до лета 1941 г.

Вернемся в 1936 г. В вышеупомянутом положении отмечалось, что химическая лаборатория музея имеет достаточное количество аппаратуры, посуды и химикалий для всевозможных химических и технических испытаний для промышленных целей. В силу этих обстоятельств руководство музея планировало поставить вопрос перед Наркомпросом о разрешении производства в лаборатории различных анализов. Но, по всей видимости, объем доступного лабораторного инструментария был переоценен. Еще в 1932 г. сотрудниками отмечался недостаток посуды и оборудования для организации нормальной работы в лаборатории. В 1935 г. финансирование музея снова резко снизилось²⁸, соответственно снизилась и возможность приобретения необходимого для лаборатории инвентаря. Именно отсутствием нужного оборудования и общей неприспособленностью лаборатории для проведения аналитических работ мотивировала заведующая химической лабораторией Кронгауз свой отказ от проведения количественного анализа для подшефного музею колхоза. Дело получило громкую огласку и разбиралось на заседании «треугольника»²⁹ химического отдела летом 1936 г.³⁰

Вообще, как только химическая лаборатория получила статус самостоятельного подразделения, ее сотрудников сразу же охватил дух сепаратизма, обособленности и нежелания интегрироваться с общемузейным пространством. Вскоре после «дела об отказе от проведения количественного анализа» снова была созвана комиссия, теперь уже «по обследованию химического отдела и химической лаборатории в связи с имевшими место обостренными отношениями между отдельными работниками отдела и лаборатории»³¹. В итоге комиссия констатировала, что, несмотря на большую проведенную работу по обслуживанию школьников (за 1936 г. были обслужены 3300 чел.), химическая лаборатория абсолютно не связана с экспозицией отдела – и это основной недостаток в ее деятельности. Кроме того, научные работники и экскурсоводы химического отдела не допускались заведующей к работе в лаборатории. Кронгауз считала, что лаборатория может быть использована только для проведения педагогической работы со школьниками, студентами и преподавателями и совершенно не должна обслуживать экспозицию отдела. Работу в лаборатории дестабилизировали не только взаимоотношения с сотрудниками отдела, но и внутренние проблемы. Так, например, научный сотрудник лаборатории А. П. Кожиков, претендовавший на руководство лабораторией, занимался главным образом «химмоделизмом», т. е. разработкой и изготовлением «действующих моделей в стекле»³² и демонстрацией их посетителям, представляя свои занятия как главную задачу лаборатории. В отделе сложились совершенно ненормальные отношения между отдельными работниками, выражающиеся главным образом во взаимных необоснованных претензиях и оскорблениях. Некоторые сотрудники не разговаривали друг с другом по полгода. В целях создания нормальных условий работы в отделе комиссия советовала принять ряд мер, среди которых, в частности, была рекомендация по увольнению трех сотрудников лаборатории, в том числе Кожикова и Кронгауз. В скором времени после этих событий Кронгауз уволилась по собственному желанию.

Руководившие химической лабораторией после Кронгауз Патушинский и Уманская сумели навести порядок и нормализовать обстановку в коллективе. Оставленный в музее Кожиков, будучи человеком деятельным, в 1939 г. разработал и представил дирекции учреждения свой план преобразования лаборатории в методический кабинет по массовой технической пропаганде химических знаний, ее полного переустройства и создания своего рода «экспериментальной лаборатории». Авторский проект модернизации лаборатории, объяснительная записка и смета к нему сохранились в архиве музея³³. Автор предложил ряд усовершенствований и нововведений в лабораторную практику, в том числе устройство под названием «атомо-молекулярий» и передвижную кафедру собственной системы. Идеи Кожикова об объемных экспонатах, содержащих сведения о физико-химических характеристиках всех известных химических элементов и их месте в периодической системе элементов, в определенной мере предвосхитили создание электрифицированного стенда «Периодическая система элементов Д. И. Менделеева», появившегося в лаборатории только в 1957 г.

Химическая лаборатория музея продолжала работу для широких масс. Ее сотрудники активно участвовали в летних выездных просветительских мероприятиях, проводившихся на открытом воздухе в парках культуры и отдыха, в домах отдыха и кинозалах. Выездные мероприятия химического отдела включали передвижные выставки на определенную тему («Сернокислотное производство и рационализаторская работа в нем» или, например, «Производство искусственных удобрений»), тематические доклады с демонстрациями и летучие беседы с демонстрациями по занимательной химии. Сотрудники лаборатории принимали самое непосредственное участие в подготовке и проведении демонстраций и химических опытов. Опыты предлагались из числа тех, какие могли бы быть интересны широким слоям населения, например, «превращение воды в вино и обратно», «бенгальские огни», «взрыв в жестяной банке», «получение молока и его исчезновение». Для проведения выездных мероприятий использовались специальные «походные ящики для химических демонстраций», содержащие полный набор требуемых реактивов, приспособлений и посуды³⁴.

<p><img class="image-formula" src="http://ras.jes.su/images/publication_images/13502/image3.png" alt="" /></p>

В самой лаборатории по-прежнему проводились лекции-демонстрации и практикумы для школьников, студентов и кружков повышения квалификации, например, курсов медсестер, курсов ЦК ВКП(б), Наркомата внутренних дел, Наркомата земледелия или других, учащиеся которых приходили за знаниями в химическую лабораторию Политехнического музея.

В путеводителе по музею, вышедшему в свет в 1939 г., на странице, посвященной музейным лабораториям, можно прочесть:

<em>«</em><em>В музее имеются химическая, физическая, электроизмерительная и оптическая</em><em> </em><em>лаборатории. </em><em>В физической и химической лабораториях, помимо учебных занятий, проводятся популярные лекции.</em><em> Для юношества и детей здесь читаются</em><em> </em><em>лекции по з</em><em>анимательной химии и физике»</em>³⁵<em>.</em><em> </em>

Таким образом, к концу 1930-х гг. в химической лаборатории Политехнического музея был завершен период бурных преобразований и определено основное направление ее дальнейшей деятельности – лекционно-просветительская работа для различных категорий учащихся.