Везде
«Cultural autopsy»: The Inner Body in the Visual and Verbal Space of the Modern Westerner
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
«Cultural autopsy»: The Inner Body in the Visual and Verbal Space of the Modern Westerner
Annotation
PII
S023620070018013-1-1
DOI
10.31857/S023620070018012-0
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Alexandra V. Nagornaya 
ORCID: 0000-0002-6821-0835
Occupation: Professor at the School of Foreign Languages
Affiliation: National Research University Higher School of Economics
Address: Russian Federation, Moscow
Edition
Volume 32 Issue №6
Pages
117-134
Abstract

The paper reviews the main trends in the perception of the inner body in the western culture of the late 20th – early 21st centuries caused by its wide discursivization in the visual and verbal formats. Up until the late 20th century the inner body was culturally marginalized and routinely associated with something incomprehensible, irrational, and dirty. However, postmodernism, with its clear somatocentric perspective, removed the old conceptual and discursive restrictions placing the inner body into the cultural limelight. Until recently the inner body was deemed to be part of the individual’s subjective reality which was supposed to be felt rather than understood.  It was mainly defined through negation, by listing the features it was devoid of. The crucial phenomenological properties of the inner body were unobservability, unsociability, uncontrollability and unverifiability. In total, these features shaped the irrational mode of the inner-body perception prompting its discursive representation through mythopoesis. These features lose relevance with the development and ubiquitous spread of technologies, which enable online visualization of the living inner body, perceptual replication of the processes which take place within its realm and control over the activities of the inner organs. In the modern world, it is no longer possible to see these technologies as something external in relation to humans and something which is artificially brought into their experience of embodiment, because they are an integral part of our everyday existence (P.-P. Verbeek). Objective knowledge is no longer juxtaposed to the felt experience forming a synthetic unity with it. An extra factor in shaping a new type of the inner-body experience is people’s forced immersion into new discursive practices when the inner body is widely represented in their verbal and visual lifespace.

Keywords
western culture, corporeality, the inner body, phenomenological experience, visualization technologies, discourse, verbalization
Received
27.12.2021
Date of publication
27.12.2021
Number of purchasers
15
Views
1671
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf
1 По словам известного американского ученого и писателя Нормана О. Брауна, «человеческое тело не есть раз и навсегда заданная вещь или субстанция, но постоянное созидание». Оно представляет собой «систему, которая никогда не становится полной структурой»; оно лишено статичности, «находится в непрерывном внутреннем самосозидании и саморазрушении» [19, p. 133].
2 Эта сложная деструктивно-созидательная динамика наблюдается не только на уровне биологического бытия тела, где происходит бесконечное клеточное обновление организменного субстрата. Не менее значимым оказывается непостоянство тела в социокультурном его бытовании, где осуществляется неустанное конструирование новых модусов его восприятия, правил его познания, схем интерпретации различных аспектов его жизни и способов их дискурсивной репрезентации.
3

Фокусом нашего внимания стала наиболее загадочная и противоречивая корпореальная сфера — внутреннее тело. Подчеркнем, что речь здесь идет не о внутренних психических переживаниях, связанных с опытом телесной воплощенности, а о «внутренности» в самом прямом, буквальном значении этого слова: о пространстве, внешней границей которого служит кожа. Свою цель мы видим в том, чтобы проследить процесс «овнешнения» этого пространства в западной культуре, его превращения в нечто, открытое для публичного созерцания и широкого обсуждения. Мы намерены показать все более очевидную и активную его представленность в визуальном и вербальном опыте современного человека, выявить факторы, которые способствовали выдвижению внутреннего тела на авансцену современной западной культуры, и описать основные особенности внутрителесного опыта, характерные для представителей западного социума конца ХХ — начала XXI веков. Работа ни коим образом не претендует на создание единой и стройной теории; это скорее исследовательский абрис интереснейшей проблемы, приглашение к научному диалогу, в котором автор готов участвовать как лингвист.
4

Процесс культурной реабилитации внутреннего тела в западном социуме
5 До недавнего времени внутреннее тело оставалось культурной маргиналией. Его существование воспринималось как жизненно важная, но неприятная необходимость, не представляющая особого познавательного и дискурсивного интереса. По наблюдениям С. Фишера, внутреннее тело вызывало беспокойство и суеверный трепет — чувства, которые человек обычно испытывает, сталкиваясь с чем-то непонятным, но неизбежным [15, p. 3]. Такое отношение можно объяснить целым комплексом психологических причин, каждая из которых так или иначе связана с формирующим влиянием западной культуры. Во-первых, внутреннее тело — это «сырая», «мясная», неокультуренная и недисциплинированная телесность, полная антитеза столько высоко ценимым на Западе рациональности и логике. Оно ненадежно и даже опасно в своей природной дикости; оно в любой момент способно подвести человека, преподнеся ему неприятный сюрприз в виде болевого приступа или неуместного физиологического позыва. Такое неконтролируемое и непредсказуемое вторжение тела во все сферы повседневной экзистенции С. Керн находит не просто досадным, но оскорбительным [20, p. x]. Сама идея цивилизованности в западном обществе обязательно предполагает способность подавлять, сдерживать, угнетать естественные телесные проявления, основная часть которых порождается внутренним телом [16]. Более того, внутреннее тело воспринимается как источник нечистот — экстремальной формы отвратительного [15, p. 69], а его способность безостановочно порождать их вызывает брезгливость. Внутреннее тело в его гипертрофированной физикальности не только принижает нас, но и служит постоянным напоминанием о конечности нашего бытия, вызывая вполне обоснованное беспокойство и страх.
6 К началу XXI века, однако, отношение к внутреннему телу претерпело существенные изменения. Множественные табу, связанные с его восприятием и дискурсивизацией, оказались не просто снятыми, а вывернутыми в собственную противоположность. Внутреннее тело превратилось в одну из наиболее заметных фигур на сцене западной культуры. Оно стало настолько популярным объектом созерцания и обсуждения, что исследователи заговорили о специфической форме «культурной аутопсии», основываясь на этимологическом значении самого термина «аутопсия» — «непосредственное узрение» [12, p. 220]. У этого термина, при всей его шокирующей привлекательности, есть один серьезный недостаток: им традиционно обозначается наблюдение за мертвым телом, в то время как современная культура нацелена на созерцание тела живого в сложной совокупности его проявлений. Это созерцание может осуществляться как в непосредственно визуальном, так и в вербальном формате, формируя общее дискурсивное пространство внутреннего тела.
7 Формирование этого пространства обусловлено закономерностями развития современной культуры. Одной из определяющих ее черт является отчетливая установка на телоцентризм [8], которая, в свою очередь, связана с повышенным вниманием к сфере индивидуальных переживаний и активному поощрению «непохожести», «уникальности», неподводимости под единый стандарт. Тело, как метко замечает В.А. Подорога, — это «индивидуальная территория жизни» [5, с. 44], а внутреннее тело — это еще и территория интимная, закрытая не только от окружающих, но и в значительной степени от самого человека. Эта сокрытость и связанная с ней экспериенциальная субъективность делают внутреннее тело идеальным объектом разнообразных культурных спекуляций и манипуляций.
8

Феноменологический подход к внутреннему телу
9 До недавних пор общим местом практически всех телесных штудий было положение о принципиальной непознаваемости внутреннего тела. Оно признавалось «непрозрачной составляющей опыта человеческого присутствия», реальностью, с которой нас связывают «отношения экзистирования, а не познания», тем, что «я могу переживать, но не могу знать» [1, с. 61–65]. Все внутрителесные процессы признавались событиями, обладающими особым «индексом присутствия» [6, с. 49], маркирующим их принадлежность к дорассудочным, «внезнаниевым» модусам существования. Внутреннее тело предлагалось рассматривать сугубо феноменологически, с позиции ощущающего и «проживающего» его субъекта. При таком подходе оно представало как своеобразная ино-реальность, качественно определяемая лишь через отрицание — перечисление тех свойств, которыми она не обладает.
10 Внутреннее тело оказывалось единством многочисленных «не» и «вне».
11 Важнейшим «не», ключевым в феноменологической перспективе, всегда считалась принципиальная ненаблюдаемость. Общеизвестный окуляроцентризм западной культуры, сложившийся еще в Средние века, заставляет ее представителей преимущественно полагаться на зрение при любой попытке получить знание, претендующее на статус достоверного и объективного. Человеку, привыкшему к «гегемонии зрения» [25], крайне неуютно в ситуации, когда он лишен каких-либо зрительных стимулов и вынужден полагаться на смутное, слабо структурированное внутреннее чувство.
12 В литературе феноменологического толка неоднократно отмечалось, что ненаблюдаемость внутреннего тела лишает нас возможности выстроить ментальную дистанцию, необходимую для его оформления в полноценный объект познания. Внутреннее тело превращается в «дорефлексивный поток интенсивностей» [1, с. 66], в то, что не познается, а просто переживается [7, с. 344].
13 Важнейшим сущностным признаком внутреннего тела оказывалась внесоциальность. Если согласиться с Х. Арендт в том, что тело «радикально изгоняет нас из мира» [10, p. 112], за внутренним телом следует признать способность сподвигать нас к глубокому отшельничеству. Это реальность, доступная лишь нам самим и малопригодная для социального взаимодействия.
14 Еще одним важным «не» внутреннего тела является неконтролируемость происходящих в его среде процессов. Мы не можем подчинить его своей воле, произвольно остановить и запустить происходящие в нем процессы. Это обстоятельство вызывает общее чувство недоверия по отношению к внутреннему телу и зачастую направляет деятельность по интерпретации его свойств в совершенно иррациональное русло. Общеизвестно, например, какой популярностью пользуются зоологические метафоры в дискурсе внутреннего тела [4], с какой готовностью даже самый просвещенный представитель западной культуры дискурсивно-метафорически населяет свои внутренности насекомыми, грызунами и даже крупными хищниками.
15 Значимым феноменологическим «не» всегда считалась и неверифицируемость внутрителесных феноменов. Отсутствие внутреннего тела в поле общего опыта создает ситуацию, при которой человек не имеет возможности убедиться в реальности происходящих внутри его тела процессов, сравнить их качественные и количественные характеристики с ощущениями других людей. Это обстоятельство имеет важнейшее когнитивное следствие: освобожденные от необходимости сравнения своих внутрителесных ощущений, люди обретают свободу в их осмыслении и выборе средств словесного выражения. Разумеется, эта свобода не безгранична [3], поскольку культура, в которой происходит становление человека, снабжает его определенной ментальной экипировкой, диктуя некоторые общие правила интерпретации и вербализации внутрителесных феноменов. Однако эти правила отличаются гораздо бо́льшей обобщенностью и гибкостью, чем те, что регулируют когнитивно-дискурсивное взаимодействие внешнего тела с окружающей средой.
16 Заметим, что сама возможность осмысления и вербализации внутрителесного опыта отчасти опровергает общепринятую феноменологическую трактовку внутреннего тела как непознаваемой реальности. Западной культуре в принципе не свойственна склонность к интеллектуальной капитуляции перед непознанным; ее рационализм требует структурирования реальности любыми доступными средствами. Таким средством стал мифопоэзис, в рамках которого было предложено множество интерпретативных схем той или иной степени реалистичности: от простой интерпретации тела как контейнера до его зоо-, антропо- и механоморфизации [2].
17

Роль медицинских технологий в формировании нового типа внутрителесного опыта

18

Совершенно иное отношение к внутреннему телу и принципиально иной тип внутрителесного опыта стали складываться на рубеже ХХ и XXI веков с развитием многочисленных медицинских технологий, в том числе и основанных на визуализации внутрителесных процессов.
19 До создания этих технологий и внедрения их в массовую практику внутреннее тело открывалось взору рядового обывателя лишь в том случае, если его обладатель был мертв, причем сами ситуации такой открытой демонстрации были жестко регламентированы.
20 До Эпохи Возрождения визуальное знакомство с внутрителесной реальностью преимущественно осуществлялось в ходе публичных казней, во время которых порой практиковались весьма изуверские процедуры (четвертование, потрошение и т.п.). Более цивилизованные формы массового телесного просвещения появились в Западной Европе на рубеже XV и XVI веков, когда стали открываться анатомические театры, где в присутствии многочисленных зрителей врачи-анатомисты вскрывали трупы, подробно комментируя устройство и функции органов [33; 11]. Существовала и более «мирная» практика создания анатомических рисунков, где визуально протоколировалось устройство внутреннего тела в целом и отдельных его частей. Некоторые из этих изображений (анатомические рисунки Леонардо да Винчи и Андреаса Везалия, например) стали каноническими, задав визуальный формат репрезентации внутреннего тела для медицинских атласов вплоть до начала XX века (Рис. 1).
21 Этот культурно санкционированный взгляд в сокрытые телесные глубины не оказал выраженного воздействия на формирование объективного восприятия собственного внутреннего тела. Во-первых, он фокусировался на мертвой плоти и не давал представления о реальном динамичном бытии тела. Во-вторых, он открывал обывателю некоторое усредненное тело, «тело вообще», формируя столь же усредненное, обезличенное и дистанцированное знание о нем, которое совсем не обязательно ассоциировалось с собственным ощущением тела. Это был опосредованный опыт, опыт «второго порядка» [31, p. 7]. Кроме того, практика публичного анатомирования сошла на нет с закатом культуры барокко, а анатомические рисунки в принципе не предназначались для широкой публики. Внутреннее тело вновь надолго скрылось от публичного взора, представая человеку лишь на учебных занятиях по биологии и строго в анатомо-физиологическом, а не феноменологическом ракурсе.
22 Поворотом в визуалике внутреннего тела в западной культуре стало изобретение рентгеновского аппарата в 1895 г. Рентгенография стала первым методом медицинской визуализации, который не требовал умерщвления репрезентируемого тела. Забавно, что жена изобретателя этой технологии Анна Берта Рентген, на которой проводились первые опыты, не испытала восторга, увидев внутреннее устройство собственной руки, и, как свидетельствуют некоторые источники, даже воскликнула «Я видела свою смерть!» [9]. Однако уже в ближайшем будущем рентген не только прочно вошел в медицинскую практику, но и стал популярнейшим развлечением. Специалисты описывают начало ХХ в. как период «рентгеномании», когда работа рентгеновского аппарата демонстрировалась на ярмарках, портативный вариант прибора можно было купить для домашнего развлечения, а само слово «рентген» превратилось в символ инновационности и стало широко применяться в рекламе самых разных товаров и услуг [18]. Внутреннее тело, пусть и представленное достаточно схематично, на время стало объектом пристального любопытства, превратившись в аттракцион. Рентгеновская технология подготовила массовое сознание к более масштабным вторжениям на эту некогда заповедную территорию.
23 По оценкам современных исследователей, решающий поворот в восприятии внутреннего тела наступил с широким распространением в конце ХХ века магнитно-резонансной томографии (МРТ), эндоскопии и ультразвуковых исследований (УЗИ), которые стали рутинно использоваться в медицинской практике в западных странах. Особо отмечается роль УЗИ, поскольку стандартно такое исследование проводится в условиях непосредственного физического контакта между врачом и пациентом с обязательным присутствием в поле зрения последнего монитора с изображением его внутренностей. Пациент получает возможность наложить зрительный образ на собственные ощущения, которые он испытывает непосредственно в момент обследования. Что особенно важно, это не статичное изображение фрагмента тела, а динамичная, на глазах меняющаяся картинка, которая передает реальную динамику живого тела «в действии». Такая экспериенциальная ситуация создает своеобразную бифокальность восприятия. Зрительный образ трансформируется в знание о происходящем, в то время как испытываемые ощущения есть проживание происходящего. Непосредственный опыт проживания тела дополняется знанием об особенностях его функционирования: знание не противопоставляется внутреннему чувству, а образует с ним синтетическое единство. Как отмечает М. Рэдстейк, УЗИ как «визуальное событие» есть «одновременно экстериоризация, появление в поле зрения обычно скрытой части нашего внутреннего тела в качестве объекта познания, и интериоризация, трансформация субъективной агентивности и опыта» [29, p. 8]. Этот опыт в чем-то схож с восприятием собственного отражения в зеркале [Ibid., p. 20]. Действительно, мы получаем представление о том, как мы выглядим, причем воспринимаемый нами образ часто мало похож на тот, что сформировался в нашем сознании, и постепенно привыкаем принимать его, инкорпорируя его в структуру собственной идентичности.
24 М. Рэдстейк описывает чрезвычайно важный аспект этой новой ситуации. Если раньше для оценки собственного соматического благополучия человеку было достаточно «прислушаться к себе», чтобы убедиться в отсутствии потенциально опасных симптомов, сейчас ему необходимо получить объективное подтверждение, пройдя обследование с помощью УЗИ и МРТ. Ощущения перестали быть надежным критерием здоровья; субъективный соматический опыт должен подкрепляться объективными знаниями о состоянии собственного тела. Нам нужен врач, который «виртуально раскроет наше тело и заглянет внутрь» [29, p. 16].
25 «Пропасть между телом как образом и телом как проживаемой реальностью», о которой пишет С. О’Рейлли [28, p. 51], постоянно сужается, а субъективный телесный опыт и объективные знания о теле начинают проникать друг в друга и оказывать друг на друга формирующее влияние [32, p. 2]. Ненаблюдаемость внутреннего тела безвозвратно уходит в прошлое.
26 Неконтролируемость внутреннего тела также частично теряет релевантность в условиях бурного развития медицинских технологий: кардиостимуляторов, кардиовертеров-дефибрилляторов, субдуральных нейропротезов и др.
27 Даже неверифицируемости, казавшейся абсолютной, брошен серьезный вызов. Так, в настоящее время с помощью специального приспособления можно вызвать в организме любого желающего симптомы, характерные для родовых схваток.
28 Современные технологии, разрабатываемые в разных областях и для разных нужд, кардинально меняют наше отношение к собственному внутреннему телу. Подчеркнем, что рассматривать технологии как нечто внешнее по отношению к человеку и искусственно привнесенное в его опыт переживания собственной телесности не представляется более возможным. Сошлемся на П.-П. Вербека, который утверждает, что «в нашей технологической культуре люди и технологии не существуют более отдельно друг от друга, а формируют друг друга мириадами разных способов»; технологические устройства, выполняя функцию посредников, «помогают конструировать специфические реальности и специфические виды субъективности» [34, p. 16].
29

Внутреннее тело как предмет публичной демонстрации
30 Пережитком прошлого становится и внесоциальность внутреннего тела. Опрокидывая многовековое табу, западная культура открыто выставляет его на всеобщее обозрение. Самым очевидным примером здесь является выставочная деятельность анатома Гюнтера фон Хагенса, который предлагает вниманию массового зрителя разнообразные композиции из пластинированных человеческих тел.
31 Куда больший интерес, однако, представляют для нас динамические изображения живого внутреннего тела и их демонстрация в публичном пространстве. Такие перформансы появились еще в 70-х годах прошлого века. Наибольшую известность получили шоу Стеларка (Стелиоса Аркадиу), который снял три короткометражных фильма о собственном телесном интерьере, поместив внутрь себя специальные устройства [23, p. 198]. Более современным мастером внутрителесных перформансов, менее откровенным, но не менее интересным, является Вероника Брюс, сочетающая в своих представлениях проецируемые образы и живое шоу, показывая взаимодействие между внутренним и внешним телом [24].
32 Параллельно с такими высоко персонализированными перформансами развивался и специфический кинематографический жанр «биопутешествие». К числу наиболее значимых культурных продуктов относится фильм «Фантастическое путешествие» (Fantastic Voyage), снятый в 1966 году Р. Флейшером. По сюжету фильма команда врачей, пройдя через процедуру уменьшения собственных размеров, отправляется внутрь тела пациента, чтобы обнаружить и устранить соматическую проблему. В ходе своего путешествия она попадает в разные части организма, особенности строения и функций которых и демонстрируются зрителям. Этот фильм стал законодателем жанра и породил множество подражаний и реинтерпретаций как в собственно кинематографическом, так и в мультипликационном формате [12].
33 Активно развивается жанр анатомического рисунка, который, в отличие от своих ренессансных прототипов, представляет собой не документальный снимок внутреннего тела, предназначенный, главным образом, для специалистов-медиков, а полноценный арт-объект, с соответствующим эстетическим посылом (см. работы Дэнни Кверка [27], Майкла Риди [30] и др.).
34 То, что до недавнего времени оставалось «слепым пятном» для самого человека и культурным табу, вызывая отвращение, страх и отторжение, не просто получило признание как сущностная часть телесной реальности, но и стало объектом открытой демонстрации. Человек буквально готов вывернуть себя наизнанку, чтобы предстать перед миром во всей многослойности своей телесной экзистенции.
35

Вербальная репрезентация внутреннего тела
36 Еще более интенсивно происходит выдвижение внутреннего тела на социальную арену в вербальном формате. Этому процессу мы обязаны растущей популярности и тематической диверсификации постмодернистского дискурсивного жанра «каминг-аут». Начавшись как публичное признание в неортодоксальности собственных сексуальных предпочтений, он развился в форму исповедального нарратива, повествования о самых частных, идиосинкразических переживаниях. В числе последних — опыт болезни, аддикции, беременности, расстройств пищевого поведения и многое другое, так или иначе связанное с телесной реальностью. Особую популярность обрела автопатография — рассказ о собственном опыте болезни в мельчайших биологических подробностях, практически не оставляющий простора для воображения [13]. Дополнительный толчок развитию жанра дала современная блогокультура, предоставляющая человеку, не работающему со словом профессионально, возможность поделиться своим телесным опытом и оказаться услышанным.
37 Нельзя обойти вниманием и выраженную культурную установку на популяризацию научного медицинского знания. Рядовой обыватель вольно или невольно оказывается потребителем весьма специфического информационного продукта, заставляющего его пересмотреть собственные взгляды на внутреннее тело и по-другому «прочувствовать» его. Так, трендовой дискурсивной инновацией последних нескольких лет стали рассуждения в публичном пространстве об особой мудрости кишечника, о его влиянии на наше психическое здоровье, эмоциональную стабильность и способность принимать рациональные решения [21].
38

Знание vs чувствование внутреннего тела
39 Специфичность той субъективности, которая связана с переживанием внутрителесного опыта, заключается в необходимости поиска разумного баланса между знанием о том, что происходит в нашем телесном интерьере, и внутрителесным чувствованием. Внутреннее тело — это не «поле битвы между природой и культурой» [23, p. 193], а место мирных переговоров и концептуальных компромиссов. Новый, подкрепленный знаниями опыт отнюдь не отрицает феноменологического переживания тела и не принижает его, а базируется на нем. Как подчеркивает Л.Е. Дечар, объективный, сугубо материалистический взгляд на природу внутрителесных процессов, основанный на знании и подкрепленный непосредственным визуальным опытом, не охватывает всей многомерной сложности нашей телесной жизни, не дает ответа на вопрос о причинах телесного страдания и не позволяет дать последнему качественную оценку [14, p. xv]. Излечение тела — это в определенном смысле алхимия; оно возможно лишь при комплексном учете как соматических бед, так и «глубинных потребностей человеческой души» [Ibid.]. К числу этих потребностей относится поиск интерпретативных модусов, которые в наибольшей степени соответствуют как испытываемым человеком ощущениям, так и его психотипу, ценностям, эстетическим пристрастиям, особенностям индивидуального когнитивного стиля, содержанию его жизненного опыта, сугубо прагматическим дискурсивным соображениям и множеству других факторов. По словам А.У. Франка, «каждый серьезно больной человек испытывает потребность в создании собственного стиля болезни» [17, p. xvi]. Заметим, что и каждый здоровый человек испытывает не менее острую потребность в создании собственного стиля переживания внутреннего тела.
40 Сошлемся на Д. Ледера, который отмечает, что «возможность визуального наблюдения за собственной прямой кишкой не лишает последнюю ее экспериенциальной странности» [22, p. 44]. Не демистифицирует ее и точное, полное, анатомически и физиологически корректное знание об особенностях ее функционирования, извлеченное из научных трактатов и усваиваемое дискурсивно. Разрешение этого концептуального конфликта человек находит в совмещении знания и переживания. Если почитать и послушать откровения пациентов об их соматических проблемах, можно обнаружить множество примеров, когда корректно употребленная медицинская терминология соседствует с глубоко метафорическими средствами концептуализации, возникшими в культуре много веков назад. Так, девушка, рассказывающая об опыте серьезного кардиологического заболевания, легко и непринужденно лавирует между heart palpitations (пальпитации, учащенное сердцебиение) и racing heart (сердце, бегущее галопом) [26]. Да и сама официальная медицинская терминология щедро приправлена метафорами, отражающими житейский, «фольклорный» взгляд на природу телесных явлений (ср.: nagging pain — «ноющая боль»; gnawing pain — «грызущая боль»; burning pain — букв. «горящая, обжигающая боль»).
41 Заметим, что такой сложный синтез визуально-анатомической точности и креативной телесной образности обнаруживается не только в словесных описаниях, но и в изобразительном творчестве. Особо достойными упоминания мы считаем работы современных художников Хайди Тайллефер с ее серией «Прекрасная беременность» (Рис. 2) и Мишель Парламент (Рис. 3) с серией сюрреалистических анатомических рисунков. И в том и в другом случае мы видим корректно отображаемое внутреннее тело с вкраплениями неожиданных визуальных образов, за которыми угадываются распространенные в западной культуре механические и зоологические метафоры телесности, как и общие представления о подвижности и изменчивости внутреннего тела.
42

⁎⁎⁎
43

Внутреннее тело, пройдя длительный период культурного остракизма, стало одним из центральных объектов рефлексии и предметом разнообразных дискурсивных экспериментов. Его постоянное присутствие в визуальном и вербальном пространстве современного западного человека не только примиряет последнего с собственной физикальностью, но и формирует новый тип внутрителесного опыта. В современной западной культуре человек не может более довольствоваться «проживанием» своего внутреннего тела. Культура не просто приглашает его к более осмысленному знакомству с собственным телесным интерьером, но и фактически навязывает ему необходимость полагаться не только на ощущения, но и на знание. Одним из важнейших инструментов получения этого знания являются современные технологии визуализации внутреннего тела, которые позволяют нам увидеть свое внутреннее физическое Я как целостную функционирующую систему. Дополнительное подкрепление этот импульс получает в разноформатных дискурсах внутреннего тела, которые обретают все бо́льшую значимость и весомость в культурном пространстве. Многочисленные вербальные и визуальные нарративы внутреннего тела лишают его традиционно отмечаемого феноменологами свойства внесоциальности. Внутрителесное пространство превращается в предмет и средство коммуникации. Современный человек все более привычно совершает рефлексивный маневр, балансируя между научным и фольклорным знанием о внутреннем теле, совмещая и накладывая друг на друга разные модусы его познания и средства его вербальной и визуальной репрезентации.

References

1. Krasnukhina E.K. Telesnii opyt [Bodily experience]. Metamorfozy telesnosti. Saint-Petersburg: RHGA Publ., 2015. P. 61–65.

2. Nagornaya A.V. Mifopoeticheskii kharakter diskursa vnutrennego tela [Mythopoetic character of the inner body discourse]. European Social Science Journal. 2013. N 12–2 (39). P. 20–27.

3. Nagornaya A.V. Diskurs nevyrazimogo: Verbalika vnutritelesnykh oschuschenii [Discourse of the inexplicable: Verbal representation of inner-body sensations]. Moscow: LENAND Publ., 2014.

4. Nagornaya A.V. Obrazy zhivotnykh v diskurse vnutritelesnykh oschuschenii [Animal imagery in the discourse of inner-body sensations]. Iazykovoi obraz v kommunikatsii. Moscow: INION RAS Publ., 2017. P. 56–68.

5. Podogoga V.A. Fenomenologiia tela: Vvedeniye v filosofskuyu antropologiyu [Body phenomenology: Introduction to philosophical anthropology]. Moscow: “Ad Marginem” Puvl., 1995.

6. Rupchev G.E. Psikhologicheskaya struktura vnutrennego telesnogo opyta pri somatizatsii (Na materiale somatomorfnykh rasstroistv): dis. … k-ta psikhol. nauk [The psychological structure of the inner body experience in somatization (The case of somatomorphic disorders): diss. ... PhD, Psychology]. Moscow, 2001.

7. Sartre Zh.-P. Bytie I nichto: opyt fenomenologicheskoi ontologii [Being and nothing: Experience of phenomenological ontology], transl. from French by V.I. Kolyadko. Moscow: Astrel Publ., 2011.

8. Tul’chinskii G.L. Slovo i telo postmodernisma. Ot fenomenologii nevmeniaemosti k metafizike svobody [The word and body of postmodernity. From the phenomenology of insanity to the metaphysics of freedom]. Voprosy filosofii. 1999. N 10. P. 35–53.

9. 9 Transparently Amazing Facts About X-Rays. Mental Floss. 2015. [Electronic resource]. URL: https://www.mentalfloss.com/article/70900/9-transparently-amazing-facts-about-x-rays (date of access: 25.08.2021).

10. Arendt H. The Human Condition. Chicago: Univ. of Chicago Press, 1998.

11. Brockbank W. Old Anatomical Theatres and What Took Place Therein. Medical History. 1968. Vol. 12. P. 371–384.

12. Brodesco A. I’ve Got you under my Skin: Narratives of the Inner Body in Cinema and Television. Nuncius. 2011. Vol. 26. P. 201–221.

13. Brownley M.W., Kimmich F.B. Women and Autobiography. Wilmington: Scholarly Resources Inc., 1999.

14. Dechar L.E. The Alchemy of Inner Work: A Guide for Turning Illness and Suffering. Newburyport: Weiser Books, 2020.

15. Fisher S. Body Consciousness. London: Calder and Boyars, 1973.

16. Fogel A. Body Sense: The Science and Practice of Embodied Self-Awareness. New York, London: W. W. Norton & Company, 2013.

17. Frank A.W. The Wounded Storyteller: Body, Illness & Ethics. Chicago: Univ. of Chicago Press, 2013.

18. Gerson E.S. X-ray Mania: The X Ray in Advertising, Circa 1895. RadioGraphics. 2004. Vol. 24, N. 2. P. 544–551.

19. Greenham D. The Resurrection of the Body: The Work of Norman O. Brown. Oxford: Lexington Books, 2006.

20. Kern S. Anatomy and Destiny: A Cultural History of the Human Body. New York: Bobbs-Merrill Company, 1975.

21. LaFee S. Wisdom. Loneliness and Your Intestinal Multitude. UC San Diego News Center. 2021 [Electronic resource]. URL: https://ucsdnews.ucsd.edu/pressrelease/wisdom-loneliness-and-your-intestinal-multitude (date of access: 25.08.2021).

22. Leder D. The Absent Body. Chicago: The Univ. of Chicago Press, 1990.

23. Miglietti F.A. Extreme Bodies: The Use and Abuse of the Body in Art. Milan, 2003.

24. Mirroring Our Internal Body. VJFineArt. 2012 [Electronic resource]. URL: http://cargocollective.com/VJFineArt/Mirroring-Our-Internal-Body (date of access: 25.08.2021).

25. Modernity and the Hegemony of Vision. Berkeley: Univ. of California Press, 1993.

26. My Heart Condition [Electronic resource]. URL: https://www.youtube.com/watch?v=Hewtr2jOW4w&ab_channel=MadiHearts (date of access: 25.08.2021).

27. Quirk D. [Electronic resource]. URL: https://www.instagram.com/dannyquirkartwork/ (date of access: 25.08.2021).

28. O’Reilly S. The Body in Contemporary Art. London: Thames & Hudson, 2009.

29. Radstake M. Visions of Illness. An Endography of Real-Time Medical Imaging. Delft: Eburon, 2007.

30. Reedy M. [Electronic resource]. URL: http://www.michaelreedy.gallery/galleries (date of access: 25.08.2021).

31. Sawday J. The Body Emblazoned: Dissection and the Human Body in Renaissance Culture. New York: Routledge, 1995.

32. Sobchack V. Carnal Thoughts: Embodiment and Moving Image Culture. Berkeley: Univ. of California Press, 2016.

33. Turner B.S. Regulating Bodies: Essays in Medical Sociology. London: Routledge, 1992.

34. Verbeek P.-P. Moralizing Technology: Understanding and Designing the Morality of Things. Chicago: Univ. of Chicago Press, 2011.

Comments

No posts found

Write a review
Translate