Везде
he Concept of Natural Law in the Noble Discourse of the Enlightenment
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
he Concept of Natural Law in the Noble Discourse of the Enlightenment
Annotation
PII
S023620070012395-1-1
DOI
10.31857/S023620070012395-1
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Tatyana Artemyeva 
ORCID: 0000-0002-6029-2645
Affiliation: Herzen State Pedagogical University of Russia
Address: Russian Federation, Saint Petersburg
Edition
Volume 31 Issue №5
Pages
146-166
Abstract

Political and legal theory of the Russian Enlightenment has recently become a subject of detailed investigations. Philosophers as well as intellectual historians do research in its different aspects. The topic is actualized by the aspiration to understand traditions of the Russian social thought, to see how social transformations were reflected in the logic of texts and contexts. Scholars’ approaches used here were mainly history of ideas and history of concepts. The paper considers natural law as one of the central concepts of social philosophy and political theory of the Enlightenment. The theory of natural law was the basis for social and political philosophy and the theoretical underpinning of important state documents. The paper deals with peculiarities of historical usage of concepts of “natural law”, “natural rights”, “natural man”, as well as the concept of “natural” as it was applied in non-political spheres. The research was based primarily on an analysis of the noble discourse. To clarify the case, it is presupposed that at that time there coexisted several types of mutually overlapping but incompatible discourses that belonged to different intellectual milieus — clerical, academic and noble. The nobility belonged to the ruling elite, so it was possible to transfer the ideas of noble ideologists into official documents and through state institutions into educational and academic structures. The paper illustrates how the radicalization of the concept of natural law led to its deletion from the academic practice by administrative prohibitions. The case of A.P. Kunitsyn, a teacher at the Imperial Tsarskoye Selo Lyceum, and repressions against his work “Natural Law” was studied as an example. The paper also studies the reception of natural-legal theory in the process of upbringing and education considering the importance of both institutional (through educational institutions) and non-institutional (through social practices of the nobility) intellectual reading, home education, educational travels, intellectual salons, etc.

Keywords
natural right, natural law, natural man, Russia, the Enlightenment, nobility
Received
09.12.2020
Date of publication
09.12.2020
Number of purchasers
16
Views
1755
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite   Download pdf
1 Политико-правовая теория российского Просвещения в последние годы стала объектом пристального исследования. Данной теме посвящены работы не только историков философии: В.К. Кантора, М.С. Киселевой, И.И. Евлампиева, М.И. Микешина, — но и исследователей интеллектуальной истории: К.Д. Бугрова, С. Виттакер, М.А. Киселева, А.Б. Каменского, Е.Н. Марасиновой, Н.Ю. Плавинской, С.В. Польского, О.В. Хархордина, Р. Уортмана и др. [см., напр.:27].
2 Тема актуализирована стремлением понять традиции отечественной социальной мысли и проследить за тем, как рефлексия по поводу общественных преобразований отражалась в логике текстов и контекстов. Исследование в значительной степени базируется на истории идей, а также истории концептов (англ. History of concepts; нем. Begriffsgeschichte), которая занимается исторической семантикой терминов и понятий.
3 В статье рассматривается один из центральных концептов социальной философии и политической теории эпохи Просвещения. Концепт «естественное право» и понятие «естественное» были важной частью политико-правового дискурса и неоднократно использовались как в теоретических сочинениях, так и в государственных документах. Необходимым дополнением изучения исторических особенностей использования понятий социальной философии являются не только исторические особенности содержания понятия, но и традиции использования его определенной средой, в которой формировался политико-правовой дискурс.
4 В России XVIII века существовало одновременно несколько интеллектуальных сообществ, отличающихся образом жизни, отношением к правящей элите, способом участия в международной интеллектуальной коммуникации, образовательными институтами. Это традиционное для допетровского времени церковное интеллектуальное сообщество, состоящее из преподавателей Киево-Могилянской и Славяно-греко-латинской академии, а также высших церковных иерархов, академическое сообщество, сформировавшееся после открытия Санкт-Петербургской академии наук с Академическим университетом (1724), а также Московским университетом (1755), и дворянское сообщество [подробнее см.: 7, с. 43–49]. Так как именно дворянство составляло политическую элиту государства, оно и в воспитании, и в образовании отражало систему государственных ценностей (или формировало их) и было в большой степени политизировано и ориентировано на обсуждение социальных проблем. В контексте данной темы указанное обстоятельство делает изучение дворянского мировоззрения особенно важным, хотя не означает, что теория естественного права не изучалась другими интеллектуальными сообществами. Исследование дворянского дискурса обладает определенной спецификой, поскольку предполагает анализ достаточно широкого круга источников, в том числе государственных документов, личной и деловой переписки, мемуарных, эпистолярных и художественных памятников и выявления их философских смыслов, а также общеупотребительных смыслов понятий, зафиксированных в словарной литературе.
5 В XVIII веке дворяне, за редким исключением, не получали систематического университетского образования, они учились дома, позже часть из них приобретала знания в специализированных учебных заведениях и военных училищах. Правда, дворяне охотно посещали публичные лекции, которые читались учеными Академии наук и Московского университета, а также могли брать частные уроки у отдельных профессоров. Например, они посещали приватный курс профессора Московского университета Ф.Г. Дильтея, посвященный изложению основ естественного права [8, с. 136].
6 Естественное право изучалось высшей аристократией и могло входить в программы, по которым учились будущие наследники престола. Так, воспитатель великих князей Ф.Ц. Лагарп планировал изучать его с внуками Екатерины II Александром (будущим императором Александром I) и Константином. Он пишет в отчете о воспитании великих князей Александра и Константина: «Лишь только покончим мы с последним курсом всеобщей грамматики, перейдем с ним1 к логике и метафизике, которые сводятся к небольшому числу принципов несомнительных и полезных истин, после чего займемся изложением принципов естественного права в соответствии с кратким изложением, которое по сему случаю изготовляется. Если времени достанет, последует затем краткий курс права, а завершится все это чтением хорошей истории философии и обзором наиболее известных кодексов законов» [4, с. 149]. Намерения воспитателя были серьезны и основательны. А.Ю. Андреев, опубликовавший отчет Лагарпа, отмечает, что «многочисленные разработки Лагарпа к преподаванию последних из названных курсов сохранились среди его личных бумаг» [там же, с. 143]. Правда, довести до конца свою образовательную программу Лагарп не смог из-за того, что Екатерина сократила образовательный курс молодого наследника в связи с его женитьбой.
1. Речь идет о великом князе Александре. — Т.А.
7 Богатые и знатные дворяне завершали образование традиционным для детей европейской аристократии образом — отправлялись в так называемый «гран-тур» (фр. «Grand Tour»), который для российских дворян включал и Германию, где они иногда могли слушать лекции в университетах [3]. Популярность среди дворянства немецкие университеты приобрели в первой половине XIX века, хотя некоторые представители дворянской молодежи имели возможность завершить образование в европейских университетах и ранее. Скажем, в 1765–1767 годах в Лейпцигский университет были отправлены 12 молодых дворян, среди которых был А.Н. Радищев [там же, с. 43]. Представители аристократических фамилий обучались главным образом в Страсбургском, Лейденском, Геттингенском, Эрлангенском, Кенигсбергском и Тюбингенском университетах [там же, с. 47]. В этих университетах они изучали в том числе философские дисциплины, среди которых было естественное право. Одно из наиболее ранних упоминаний изучения естественного права можно найти в книге А.Ю. Андреева, который приводит письмо А. Головина — сына адмирала И.М. Головина, — написанное им в 1717 году из университета Галле о том, что он изучал «две части философии, логику, мораль, философиам экспериментале, гисториам универсалис», а также «юсь натуре, европских республик знание, третью часть философии метафизику» [там же, с. 124–125]. В любом случае университетское образование дворян или было связано с государственным заказом, или становилось частью «гран-тур», когда мог прослушиваться не полный курс обучения, а только его часть. Таким образом, дворянские мыслители не были изолированы от влияния академической науки.
8 Начальные знания в области естественного права молодые дворяне получали от своих учителей, которые, в свою очередь, могли придерживаться разных традиций в его изложении — как континентальной, рационалистической, так и британской, осмысливающей отношения между государством и обществом в контексте социальных практик. Поэтому идеи Г. Гроция, С. Пуфендорфа, X. Томазия, Б. Спинозы, Г.В. Лейбница, X. Вольфа, а также Т. Гоббса, Дж. Локка, Э.К. Шефтсбери, Ж.-Ж. Руссо могли иметь равное значение для молодого дворянина, и зависели от теоретических ориентаций его ментора. Тем не менее ориентация на британских мыслителей, как правило, была характерна для достаточно узкой аристократической среды. В этом смысле показательна позиция И.М. Муравьева-Апостола, известного приверженца британской, в частности шотландской, философии, который, однако, на правах сенатора и члена Главного правления училищ рекомендовал изучать в российских университетах вольфианство, а не современные философские теории [22, с. 79].
9 Идеи естественного права черпались также из литературы. Круг чтения молодого человека включал в себя ряд как научных, так и беллетризованных изложений различных аспектов естественного права. Популярными в дворянской среде авторами были Вольтер, Ш. Монтескье, Ж.-Ж. Руссо, Л.-А. Караччиоли, Г.В. Рабенер, Х.Ф. Геллерт, Ж.Ф. Мармонтель, Л. де Жокур и др. Репутацию важного автора снискал Л. Хольберг (Гольберг), о чем свидетельствует хотя бы то, что только в XVIII веке вышло 17 изданий его сочинений, не считая журнальных публикаций. Наиболее читаемыми были его исторические сочинения, басни, комедии и, конечно, «Подземное путешествие» [39]. Многочисленные переводы на русский язык, а также переиздания сочинений Хольберга опровергают существующее мнение, что этот автор был известен главным образом в северных странах [41, p. ix]. Дворянские библиотечные собрания содержали значительное количество сочинений, посвященных различным аспектам естественного права [16, с. 161–176].
10 В меньшей степени для системы дворянского образования было характерно изучение теоретиков естественного права, таких, например, как С. Пуфендорф, Ю. Липсий, Г. Гроций, Т. Гоббс, Дж. Локк, У. Блэкстон, И.Г.Г. фон Юсти, в форме научных трактатов, хотя некоторые из них были изданы и переведены на русский язык. Впрочем, интеллектуальное дворянское сообщество было достаточно узким, поэтому ряд изданий могли довольно успешно распространяться в рукописях, как, например, сочинения Ю. Липсия2. К.Д. Бугров справедливо полагает, что это происходило из-за «относительно низкой популярности жанра юридического трактата, по крайней мере, в публичной сфере» [8, с. 17]. По нашему мнению, низкая популярность трактата по сравнению, скажем, с литературным или историческим произведением объяснялась преимущественно неакадемическим характером дворянского образования и тем, что значительная часть философско-политических идей распространялась через иные каналы, нежели это происходило в академической сфере, а именно: через литературу, дружескую и родственную переписку, личное общение. Агентом интеллектуальной коммуникации в этой среде был не университетский профессор, а образованный дворянин, который применял полученные знания не в теоретизировании и преподавании, а в практике политической и правовой деятельности или, по крайней мере, в социально-политическом проектировании.
2. О сочинениях Ю. Липсия в контексте российской политической борьбы см. [25].
11 В 1760–1770-е годы в России в соответствии с просветительскими принципами эпохи были проведены масштабные реформы образования. Были организованы или преобразованы закрытые дворянские школы: Императорское воспитательное общество благородных девиц (Смольный институт) и Сухопутный шляхетный корпус в Петербурге, Екатерининское училище в Москве, Пажеский корпус в Петербурге и др. В программы этих учебных заведений входило изучение естественного права в составе курса философии или специального курса, изучающего различные виды права. Кроме того, идеи естественного права были заложены в основание прогрессивных педагогических теорий, которые провозглашались и закреплялись как в уставах указанных учебных заведений, так и в практике обучения и воспитания в частных пансионах.
12 Преподаватели учебных заведений могли не только излагать своим воспитанникам основы естественного права, но и были авторами сочинений, в которых осмысливали его принципы, как, например, Я.П. Козельский, который в 1763 году преподавал механику в Артиллерийском и инженерном шляхетном кадетском корпусе. В своем трактате «Философические предложения» (1768) он уделяет значительное внимание как самому концепту «естественное/натуральное», так и непосредственно естественному праву. При этом область естественного права Козельский относит к области юриспруденции, а не политики: «Практическую философию вместо разделения ее на человеческие дела, натуральный закон, натуральное право, этику и политику разделил я по благопристойности, как кажется мне, на юриспруденцию, как содержащую в себе все права и праведные законы и дела, и на политику» [18, с. 147]. В своей более поздней работе «Рассуждения двух индийцев Калана и Ибрагима о человеческом познании» (1788) он подтверждает свое мнение: «…натуральное право, натуральный закон, дела человеческие и этика есть та же юриспруденция, да только что философы положили натуральное право и натуральный закон в своем умствовании вовсе несправедливо, а надобно искать натурального права закона не в голове их, а в кафрах и готтентотах» [17]. Козельский прямо утверждает, что в своем понимании естественного права он следует за Ж.-Ж. Руссо и в данном случае рассматривает естественное право не как умозрительную конструкцию, а как реальную практику право-политического опыта, характерную для первобытных народов.
13 Интересно, что Я.П. Козельский разделял смыслы понятий «естество» и «натура», хотя и видел в них прежде всего стилевые особенности, характерные для разных контекстов [там же]. Далеко не все авторы отмечали подобную разницу. Можно предположить, что понятия «естественный» и «натуральный» в большинстве случаев могли рассматриваться как метафоры, хотя «натуральный» появляется в широком обиходе несколько позже, его нет в Словаре Академии Российской [34], однако можно найти в словарях иностранных языков [см., напр.: 26, с. 399]. Данное слово имеется также в «Новом словотолкователе» Н.М. Яновского [40, стб. 926–929]. В сочетании со словом «право» использовались как понятие «естественное право»3, так и понятие «натуральное право»4. На наш взгляд, гораздо важнее система оппозиций, в которой могло применяться понятие «естественный/натуральный», ибо в одном контексте оно противостоит «искусственному», то есть сотворенному руками человека, а в другом — «божественному», то есть сверхъестественному.
3. У А.Н. Радищева читаем: «Кажется, что понятие о праве возродилося в общественном положении человека. Ибо право, содержа в себе только возможность к деянию, не может в естественном положении быть ощутительно, ибо возможность к деянию чувствуема бывает тогда только, когда есть к тому достаточныя силы. Следовательно, и право естественное в естественном положении существует только по обстоятельствам действия и недействия. В общественном же положении естественное право заключает в себе всю возможность деяния и есть неограниченно» [31, с. 47].

4. Я.П. Козельский писал: «Правость, уноровленную в рассуждении человеческой натуры и по мере слабости ее называю я натуральным правом (ius naturae); например, чтоб человеку разделять время своей жизни смотря по своей натуре, то есть по своим силам, на пищу, безвинную забаву и отдохновение есть натуральное право» [18, с. 189].
14 Так, Н.М. Яновский, ссылаясь на Ж.-Л. Буффона, пишет о том, что Натура «есть частица только силы Божеской; она также есть причина и действие, состояние и существо, намерение и творение: весьма различная от искусства человеческого, коего произведения суть творения мертвые» [там же, стб. 927], а также «натура есть сама творение вечноживущее, творец беспрерывно действующий, умеющей употребить все кстати и, не приводя себя в истощение: время, пространство и материя суть ее средства, вселенная предмет ее, движение и жизнь цель ее» [там же]. В определенном смысле писатель отождествляет Натуру (Природу) и Бога. В других текстах, напротив, очевидно противопоставление, например: «Закон, как естественный, так и Божественный, повелевает всячески сохранять свою жизнь, яко первый и превосходный дар Божий» [20, с. 6]. В.К. Тредиаковский же отмечает: «Из сего происходит необходимость человеком в ходатае и что един естественный закон не доволен есть к нашему спасению, но надобен необходимо откровенный» [37, с. 304]. Таким образом он противопоставляет «естественный», то есть человеческий, закон «откровенному», то есть божественному.
15 В предисловии к своему переводу «Разговора о множестве миров» Б. Фонтенеля [38] А.Д. Кантемир пытается передать систему западноевропейской (в данном случае франкофонной) философской лексики на русском языке, используя понятия «естественный/ преестественный». Он пишет: «Физика, или Естественница, учит познавать причину и обстоятельства всех естественных действ и вещей. Метафизика, или Преестественница дает нам знание сущего в обществе5, но сущих бесплотных, каковы суть душа, дух и Бог» [14, б.с.].
5. Здесь имеется в виду общество вообще. — Т.А.
16 В системе академических дисциплин числились: «натуральная/естественная история» [11] (естествознание), «естественная/натуральная философия» [10] (физика), «естественная история человека» [9] (физиология). Само понятие «естественное/натуральное» не имело четко выраженной социальной детерминации и встречалось в дискурсах как дворянском, так и академическом и церковном. Однако в контекстах названных дискурсов оно приобретало определенные коннотации, связанные с целями и задачами, которые стояли перед этими интеллектуальными группами.
17 В дворянском политическом дискурсе «естественное» понимается прежде всего как природное, созданное Богом и лежащее в основе законодательства, хотя и не совпадающее с ним. Так, в «Наказе» Екатерины II — и во французском оригинале, и в русском переводе —присутствует именно этот смысл: «Правило сие общее: воспитывать детей своих есть обязательство права естественного, а давать им свое наследие есть учреждение права гражданского или государственного» [24, с. 440].
18 Словарь Академии Российской фиксировал двузначность центрального понятия «естество», которое рассматривалось как божественный порядок творения и самотождественность вещей, то есть понятие включало определения: «1) Природа, всех вещей порядок, чин, устав, распространенной во всей твари… 2) Свойство каждой вещи, собственно принадлежащее, коим одна от другой отличается» [33]. «Естественное» может отождествляться с «божественным», а может и противопоставляться ему — разумеется, в рамках деистической модели мира. Оба представления могли быть рассмотрены одним и тем же автором, в пределах одного и того же текста. А.П. Сумароков в «Основаниях любомудрия» замечает: «Но где бы тогда была премудрость Вышняго, когда бы толико не порядочно естество устроено было?.. А чудеса… являются не разрушением естественнаго порядка; но теми же естественными законами» [35, с. 35], — но при этом оговаривается: «…я пишу не об откровении; но метафизичествую естественно» [там же, с. 36].
19 Практически все российские мыслители XVIII века отрицали механицизм и не рассматривали его в качестве объяснительной модели мира. «Сожалительно только о том, что и в нынешние просвещеннейшие времени толико ж слепотствующие находятся умы людей, кои бытие разумной души совсем уничтожают и человека не на что иное быть не основательно утверждают, как самую настоящую махину и такую, в которой якобы посредством жизненных духов действует одно токмо порядочное расположение орудий телесных, оказывая согласное друг другу соответствие» [5, с. 89], — пишет Д.С. Аничков. Размышления о том, что принципы философского познания, а также социальной и моральной теории не должны противоречить принципам христианства, — важная тема отечественной философской мысли, обращавшейся за подтверждениям о единстве философско-эпистемологического, право-политического и богословского подходов к классикам теории естественного права, которые спровоцировали довольно активную популяризацию идей одного из представителей «нового естественного права» — С. Пуфендорфа, перевода и изучения его сочинений [29].
20 Исследования специфики понятия «естественный/натуральный» в контексте подходов исторической семантики и истории понятий показывает, что в российском дискурсе его использование было неоднозначным. «Водоразделом» стало распространение педагогических и философских идей Дж. Локка, рассматривавшего «естественное состояние» в контексте новой эпистемологической парадигмы, отказывавшейся не только от картезианской теории врожденных идей, но и от представлений о «естественном характере» социального неравенства, его политической теории, которая впоследствии была радикализирована в сочинениях Ж.-Ж. Руссо. Аристократические круги России использовали педагогические идеи Локка как в теоретическом осмыслении, так и в непосредственной практике воспитательных процессов. Со второй половины XVIII века, что маркировалась переводом знаменитого трактата Локка «Мысли о воспитании» на русский язык (1759) [21] и несколькими переизданиями этого перевода, поколения российских аристократических младенцев содержались в хорошо проветриваемых помещениях, носили удобную одежду, много двигались, гуляли на открытом воздухе в любую погоду, беря пример с внуков Екатерины II Александра и Константина. Это поколение впоследствии внимательно прочитало «Новую Элоизу», «Эмиля» и «Общественный договор», а также «Исповедь» и «Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства между людьми». Вслед за Руссо оно стало понимать естественное право как залог индивидуальной свободы и политического выбора. Таким образом, естественное право из абстрактной категории практической философии превратилось в политическую программу действий.
21 Мыслители ставили вопрос о том, насколько «естественной» является монархия. Для ряда из них прообразом монархии выступает семья, а общественная иерархия отражает ее структуру. Однако были и другие мнения. В примечании к переводу «Размышления о греческой истории» Аббата Мабли А.Н. Радищев пишет: «Самодержавство есть наипротивнейшее человеческому естеству состояние. Мы не токмо не можем дать над собою неограниченной власти; но ниже закон, извет общия воли, не имеет другаго права наказывать преступников опричь права собственныя сохранности. Если мы живем под властию законов, то сие не для того, что мы оное делать долженствуем неотменно; но для того, что мы находим в оном выгоды. Если мы уделяем закону часть наших прав и нашея природныя власти, то дабы оная употребляема была в нашу пользу; о сем мы делаем с обществом безмолвный договор. Если он нарушен, то и мы освобождаемся от нашея обязанности. Неправосудие государя дает народу, его судии, то же и более над ним право, какое ему дает закон над преступниками. Государь есть первый гражданин народнаго общества» [30, с. 282].
22 Иной точки зрения придерживается И.П. Пнин. В «Опыте о просвещении относительно к России» он утверждает, что правами должен обладать не «естественный человек», а гражданин, наделенный также и определенными обязанностями: «Права человека согласуются ли сколько-нибудь с правами гражданина и какие права может иметь естественный человек, который только умственно разумеем быть может. Дикий или естественный человек, живя сам собою, без всякого отношения к другим, руководствуется одними только естественными побуждениями или нуждами, им самим удовлетворяемыми. Доколе пребывает он в сем состоянии, дотоле ничем не отличается от прочих животных. Следовательно, естественный человек, имея одни только нужды, не может никаких иметь прав; ибо самое слово сие означает уже следствие некоторых отношений, некоторых условий, некоторых пожертвований, в замену коих получается сей общий залог частного благосостояния» [28, с. 581].
23 В нестрогом дворянском дискурсе вместо понятия «естественное право» могли быть использованы другие понятия, такие, например, как «древнее право» [15, с. 107] и «народное право» [там же, с. 48], — именно в указанном значении употребляет их Н.М. Карамзин в «Истории государства Российского». Такому праву противопоставлено «исключительное право» [там же, с. 72], то есть в данном случае действует традиционная оппозиция «естественное/божественное — искусственное».
24 Понятие «естественное право» также употребляется в официальных государственных документах. Так, в «Акте о престолонаследии» (1797), подписанном Павлом I и его супругой, говорится о том, что право наследования не должно противоречить естественному праву: «Положив правила наследства, должен объяснить причины оных. Оне суть следующия: дабы государство не было без наследника. Дабы наследник был назначен всегда законом самим. Дабы не было ни малейшего сомнения, кому наследовать. Дабы сохранить право родов в наследствии, не нарушая права естественнаго, и избежать затруднений при переходе из рода в род» [2, с. 589]. Здесь «естественное» также противопоставляется возможному нарушению божественного порядка, установившего иерархию родственных связей и преимущество мужчины перед женщиной.
25 Если до начала XIX века естественное право входило в программы учебных заведений, в том числе привилегированных, где получали образование молодые дворяне, с радикализаций содержания этой теории, например в сочинениях Руссо, изменилось отношение к ней государства, которое не просто перестало поддерживать такие программы, но принялось открыто с ними бороться. Ироническое отношение общества к изучению подобных предметов нашло отражение в сатирической пьесе А.С. Грибоедова и П.А. Катенина «Студент». Главный герой пьесы, Беневольский, который «обучался в Казанском университете разным языкам и наукам» [12], говорит о своем образовании: «Я прошел полный курс этико-политических наук, политическую историю, политическую-экономию, политику в строгом смысле, право естественное, право народное, право гражданское, право уголовное, право римское, право...» [там же]. Другой же герой, Полюбин, замечает: «Право, не надобно столько прав, ни столько политики; я, как видите, ничего этого не проходил, а статский советник» [там же].
26 Одним из закрытых привилегированных учебных заведений для дворян был Императорский Царскосельский лицей. Там наряду с историей, географией, хронологией и статистикой преподавался целый спектр право-политических дисциплин, включая естественное право. Последнее относилось к разделу «Науки нравственные» и изучалось на четвертом, заключительном курсе. В «Расписании предметов окончательного курса в Лицее» (1810) о новых дисциплинах сообщалось следующее: «Философское понятие о правах и обязанностях и разделении их по разным отношениям на право естественное, публичное, гражданское и проч.» [1, с. 322]. Эти предметы преподавал А.П. Куницын (1783–1840), выходец из церковного сословия, выпускник семинарии и Главного педагогического института. В названном институте он изучал политические науки под руководством М.А. Балугьянского — декана философско-юридического факультета и будущего ректора Санкт-Петербургского университета, а также преподавателя юриспруденции великих князей Николая и Михаила Павловичей. В 1808–1811 годах Куницын был послан для усовершенствования в науках в Гёттинген и Париж. С 1811 года он преподавал «нравственно-политические науки» (этику, право, психологию, финансы и др.) в Императорском Царскосельском лицее. Публичные лекции Куницына по политэкономии и естественному праву посещали многие декабристы. Вероятно, именно от него услышал о теории естественного права юный Пушкин, который в 1815 году взялся писать об этом пьесу: «Вчера написал я третью главу “Фатама, или Разума человеческого: Право естественное”. Читал ее С.С.6 и вечером с товарищами тушил свечки и лампы в зале. Прекрасное занятие для философа!» [13, с. 298].
6. Вероятно, лицейский надзиратель Степан Степанович Фролов [см.: 13, с. 429]. — Т.А.
27 От самого пушкинского произведения сохранились всего несколько строк, хотя есть воспоминания современников о его содержании. А.С. Пушкин собирался написать пьесу в традициях «восточной повести», с характерным для данного жанра моральным выводом о том, что человек, вмешиваясь в размеренный ход природы, может изменить ее на худшую. П.В. Анненков в данной связи вспоминал: «Некоторые из его [А.С. Пушкина] товарищей еще помнят содержание романа “Фатама”, написанного по образцу сказок Вольтера. Дело в нем шло о двух стариках, моливших небо даровать им сына, жизнь которого была бы исполнена всех возможных благ. Добрая фея возвещает им, что у них родится сын, который в самый день рождения достигнет возмужалости и вслед за этим почестей, богатства и славы. Старики радуются, но фея полагает условие, говоря, что естественный порядок вещей может быть нарушен, но не уничтожен совершенно: волшебный сын их с годами будет терять свои блага и нисходить к прежнему своему состоянию, переживая вместе с тем года юношества, отрочества и младенчества до тех пор, пока снова очутится в руках их беспомощным ребенком. Моральная сторона сказки состояла в том, что изменение натурального хода вещей никогда не может быть к лучшему» [6, с. 24]. Таким образом, для юного Пушкина понятие «естественное право» носит прежде всего моральный характер. Вероятно, «естественный» его герой — результат влияния идей Ж.-Ж. Руссо, но не естественно-правовой теории философа, а его учения о естественном человеке.
28 То, что теория естественного права — это прежде всего «философия», считал и И.М. Муравьев-Апостол, в то время занимавший ответственный пост в системе Министерства духовных дел и народного просвещения. Именно он стал одним из гонителей пушкинского педагога. Кстати, принадлежащее перу Муравьева-Апостола «Путешествие по Тавриде» [23], впоследствии оказалось одним из источников, вдохновивших А.С. Пушкина на создание «Бахчисарайского фонтана». «Бредни Руссо и подобных ему софистов, искавших источник прав в каком-то естественном отвлеченном человеке, в одном только воображении их существующем, — писал Муравьев-Апостол, — ничего другого не доказывает, как то, что мы уже видели, говоря о философии — злоупотребление. Но как эпитет естественное дает в политике повод к кривым толкам, то можно, по мнению моему, без него обойтиться, лишь бы только сохранить необходимое в преподавании положительного права, что и можно присовокупить в преподавании под видом вступления и подзаглавия философии права, в таком точно смысле, в котором говорится философия истории, философия ботаники и проч.» [22, с. 77].
29 Чисто философские смыслы понятия «естественное право» фиксировались авторами и ранее. Например, В.К. Тредиаковский в «Слове о мудрости, благоразумии и добродетели» (1752) включил данное понятие в раздел нравственной философии вместе с этикой и «патологией» (учением о страстях). Примечательно, что Тредиаковский не поместил естественное право в раздел гражданской философии или раздел политики, которые вместе с нравственной философией составляли раздел практической философии [36, с. 302].
30 В 1818–1820 годах А.П. Куницын публикует результат своей деятельности как лектора — сочинение «Право естественное» [19]. Сочинение основано на доскональном изучении трудов Ж.-Ж. Руссо, А. Смита и И. Канта. «Каждый человек внутренне свободен, — утверждает Куницын, — и зависит только от законов разума, а посему другие люди не должны употреблять его средством для своих целей» [там же, с. 33]. Он рассматривает естественное право в контексте отношений и связей людей в гражданском обществе [там же, с. 11] и считает естественным «право свободно мыслить» и исповедовать религию [там же, с. 65], иметь равные права в обществе и государстве [там же, с. 13].
31 В 1820 году директор Царскосельского лицея Е.А. Энгельгардт обратился к А.Н. Голицыну, главе Министерства духовных дел и народного просвещения, с просьбой поднести Александру I только что изданное Куницыным «Право естественное». Книга не только не дошла до императора, но, попав к «цензорам» Главного управления училищ, получила самую убийственную характеристику. По мнению одного из его членов, Д.П. Рунича, труд Куницына оказался не чем иным, «как сбором пагубных лжеумствований, которые, к несчастию, довольно известный Руссо ввел в моду и кои волновали и еще волнуют горячие головы поборников прав человека и гражданина минувшего и настоящего столетий» [32, с. XL]. Рунич полагал особо опасным то, что рассуждения Куницына имеют философскую форму («покрыты широким плащом философии»). «Чадом философии» и «мнимой наукой» называл теорию естественного права и М.Л. Магницкий, попечитель Казанского учебного округа. В результате активных и согласованных нападок труд Куницына был запрещен, изъят из продажи и библиотек, а сам он уволен из университета с запретом преподавать в системе Министерства просвещения.
32 Таким вот образом изучение естественного права в России завершило определенный цикл. Изгнанное из программ высших учебных заведений, оно затем продолжило свое существование в качестве обоснования более радикальных политических теорий, нежели юснатуральные обоснования права в эпоху Просвещения, достигнув высшей точки в «Русской правде» П.И. Пестеля и «Конституции» Н.М. Муравьева. Но это была уже другая эпоха.

References

1. 24.325– avgusta 12. Vysochajshe utverzhdennoe polozhenie o Litsee // Polnoe sobranie zakonov Rossijskoj Imperii: Sobranie pervoe. T. 31. 1810–1811 gg. SPb.: Tip. 2-go Otdeleniya Sobstvennoj Ego Imperatorskogo Velichestva Kantselyarii, 1830.

2. Akt o poryadke prestolonaslediya. 5 aprelya 1797 g. // Polnoe sobranie zakonov Rossijskoj Imperii: Sobranie pervoe. T. 24. S 6 noyabrya 1796 po 1798 g. № 17910. SPb.: Tip. 2-go Otdeleniya Sobstvennoj Ego Imperatorskogo Velichestva Kantselyarii, 1830.

3. Andreev A.Yu. Russkie studenty v nemetskikh universitetakh XVIII – pervoj poloviny XIX veka. M.: Znak, 2005.

4. Andreev A.Yu. Otchet F.-S. Lagarpa o vospitanii velikikh knyazej Aleksandra i Konstantina Pavlovichej za 1791 god // Vestnik Pravoslavnogo Svyato-Tikhonovskogo gumanitarnogo universiteta. Ser. 2: Istoriya. Istoriya Russkoj Pravoslavnoj Tserkvi. 2017. Vyp. 77.

5. Anichkov D.S. Slovo o neveschestvennosti dushi chelovecheskoj i iz onoj proiskhodyaschem ee bessmertii // Obschestvennaya mysl' Rossii XVIII veka: v 2 t. / sost., avt. vstupit. st. i komment. T.V. Artem'eva. T. 1. Philosophia rationalis. M.: ROSSPEhN, 2010.

6. Annenkov P.V. Materialy dlya biografii A.S. Pushkina // Pushkin A.S. Sochineniya Pushkina: S pril. materialov dlya ego biogr., portr., snimkov s ego pocherka i s ego ris., i proch. SPb.: Izdanie P.V. Annenkova, 1855. T. 1.

7. Artem'eva T.V., Mikeshin M.I. Intellektual'naya kul'tura ehpokhi Prosvescheniya v Rossii. SPb.: Sankt-Peterb. tsentr istorii idej, 2020.

8. Bugrov K.D., Kiselev M.A. Estestvennoe pravo i dobrodetel': Integratsiya evropejskogo vliyaniya v rossijskuyu politicheskuyu kul'turu KhVIII veka. Ekaterinburg: Izd-vo Ural. un-ta, 2016.

9. Val'mon Zh.K. Fiziologiya, ili Estestvennaya istoriya o cheloveke kasatel'no ego zachatiya, rozhdeniya, prirody, stroeniya tela, razlichnykh vozrastov, deyanij zhizni, razlichij v chelovecheskom rode primechaemykh, boleznej, starosti i smerti / Dlya pol'zy rossijskogo yunoshestva trudami i izhdiveniem Nestora Maksimovicha-Ambodika meditsiny doktora i professora vpervye napechatannaya. Vo grade sv. Petra: Pri tip. Morskogo shlyakhetnogo kadetskogo korpusa, 1787.

10. Vinkler I.G. Fizika, ili Estestvennaya filosofiya. M.: U soderzhatelya tip. F. Gippiusa, 1785.

11. German I.F. Estestvennaya istoriya medi / per. s nem. I. Gavrilova. SPb.: Izhdiveniem Imperatorskoj akademii nauk, 1791.

12. Griboedov A.S. Sochineniya. M.; L.: Gos. izd-vo khudozh. lit., 1959. URL: http://az.lib.ru/g/griboedow_a_s/text_0080.shtml (data obrascheniya: 29.06.2020).

13. Dnevniki i avtobiograficheskie zapisi iz litsejskogo dnevnika [A.S. Pushnina] // Pushkin A.S. Sobranie sochinenij: v 10 t. T. 7. M.: Gos. izd-vo khudozh. lit., 1962.

14. Kantemir A.D. Avtorovo predislovie // Fontenel' B. Razgovory o mnozhestve mirov gospodina Fontenella, Parizhskoj Akademii nauk sekretarya / S frantsuzskogo perevel i potrebnymi primechaniyami iz'yasnil knyaz' Antiokh Kantemir v Moskve [v] 1730 godu. SPb.: Pri Imperatorskoj akademii nauk, 1740.

15. Karamzin N.M. Istoriya gosudarstva Rossijskogo: v 12 t. T. 5. M.: Nauka, 1993.

16. Kiselev M.A. Sochineniya zapadnoevropejskikh avtorov po estestvennomu pravu v knizhnykh sobraniyakh rossijskikh gosudarstvennykh i tserkovnykh deyatelej pervoj chetverti XVIII v. // Vol'terovskie chteniya: Sb. nauch. tr. SPb.: RNB, 2019. Vyp. 5.

17. Kozel'skij Ya.P. Rassuzhdeniya dvukh indijtsev Kalana i Ibragima o chelovecheskom poznanii (1788) // Izbrannye proizvedeniya russkikh myslitelej vtoroj poloviny XVIII veka: v 2 t. M.: Gos. izd-vo polit. lit., 1952. T. 1. URL: http://az.lib.ru/k/kozelxskij_j_p/text_1788_rassuzhdenia_dvuh_indeytzev.shtml (data obrascheniya: 29.06.2020).

18. Kozel'skij Ya.P. Filosoficheskie predlozheniya. // Obschestvennaya mysl' Rossii XVIII veka: v 2 t. / sost., avt. vstupit. st. i komment. T.V. Artem'eva. T. 1. Philosophia rationalis. M.: ROSSPEhN, 2010.

19. Kunitsyn A.P. Pravo estestvennoe. SPb.: Tip. Ios. Ioannesova, 1818–1820. Ch. 1–2.

20. Levshinov A., prot. O predokhranenii zdraviya ot morovoj zarazitel'noj yazvy (1771) // Opisanie morovoj yazvy, byvshej v stolichnom gorod Moskv s 1770 po 1772 god, s prilozheniem vsekh dlya prekrascheniya onoj togda ustanovlennyx uchrezhdenij. M.: Mosk. un-t, 1775.

21. Lokk Dzh. O vospitanii detej / per. s fr. N. Popovskogo. M.: Pech. pri Imp. mosk. un-te, 1759.

22. Murav'ev-Apostol I.M. Mnenie chlena glavnogo uchilischnogo upravleniya Murav'eva-Apostola o prepodavanii filosofii // Filosofskij vek: Al'manakh. Vyp. 30. Istoriya universitetskogo obrazovaniya v Rossii i mezhdunarodnye traditsii Prosvescheniya. SPb.: Sankt-Peterb. tsentr istorii idej, 2005. T. 30.

23. Murav'ev-Apostol I.M. Puteshestvie po Tavride v 1820 godu. SPb.: Pechatano v tipografii, sostoyaschej pri Osobennoj kantselyarii Ministerstva vnutrennikh del, 1823.

24. Nakaz Komissii o sochinenii proekta novogo ulozheniya Ekateriny II: Pervonachal'nyj konspekt Nakaza, istochniki, perevody, teksty. M.: Pamyatniki ist. mysli, 2018.

25. Novikova O.Eh. Politika i ehtika v ehpokhu religioznykh vojn: Yust Lipsij (1547–1606). M.: RKhTU im. D.I. Mendeleeva, 2005.

26. Nordstet I. Rossijskij s nemetskim i frantsuzskim perevodami slovar'. SPb.: Tip. I.K. Shnora, 1780.

27. Obschestvennaya mysl' Rossii: s drevnejshikh vremen do seredinyKhKh veka: v 4 t. / otv. red. A.B. Kamenskij. T. 2. Obschestvennaya mysl' Rossii XVIII – pervoj chetverti XIX v. M.: Ros. polit. ehntsikl., 2020.

28. Pnin I.P. Opyt o prosveschenii otnositel'no k Rossii // Obschestvennaya mysl' Rossii XVIII veka: v 2 t. / sost., avt. vstupit. st. i komment. T.V. Artem'eva. T. 2. Philosophia moralis. M.: ROSSPEhN, 2010.

29. Pufendorf S. O dolzhnosti cheloveka i grazhdanina po zakonu estestvennomu / per. [c nem.] I. Krechetovskogo. SPb.: Sankt-Peterb. tip., 1726. Kn. 1–2.

30. Radischev A.N. Razmyshleniya o grecheskoj istorii // Radischev A.N. Polnoe sobranie sochinenij: v 3 t. T. 2. M.; L.: Izd-vo Akademii nauk SSSR, 1941.

31. Radischev A.N. Razroznennye zametki // Radischev A.N. Polnoe sobranie sochinenij: v 3 t. T. 3. M.; L.: Izd-vo Akademii nauk SSSR, 1954.

32. Sankt-Peterburgskij universitet v pervoe stoletie ego deyatel'nosti. 1819–1919 / pod red. S.V. Rozhdestvenskogo. Pg.: b.i., 1919. T. 1.

33. Slovar' Akademii Rossijskoj. SPb.: Imperatorskaya akademiya nauk, 1790. Ch. 2.

34. Slovar' Akademii Rossijskoj. SPb.: Imperatorskaya akademiya nauk, 1793. Ch. 4.

35. Sumarokov A.P. Osnovaniya lyubomudriya // Obschestvennaya mysl' Rossii XVIII veka: v 2 t. / sost., avt. vstupit. st. i komment. T.V. Artem'eva. T. 2. Philosophia moralis. M.: ROSSPEhN, 2010.

36. Trediakovskij V.K. Sochineniya. Perevody kak stikhami, tak i prozoyu. SPb.: Nauka, 2009. (Literaturnye pamyatniki).

37. Trediakovskij V.K. Feoptiya // Trediakovskij V.K. Izbrannye proizvedeniya. M.; L.: Sov. pisatel', 1963.

38. Fontenel' B. Razgovory o mnozhestve mirov gospodina Fontenella, Parizhskoj Akademii nauk sekretarya / S frantsuzskogo perevel i potrebnymi primechaniyami iz'yasnil knyaz' Antiokh Kantemir v Moskve 1730 godu. SPb.: Pri Imperatorskoj akademii nauk, 1740.

39. Khol'berg L. Podzemnoe puteshestvie / per. s lat. S. Savitskogo. SPb.: Tip. Sukhoput. kadet. korpusa, 1762.

40. Yanovskij N. Novyj slovotolkovatel', raspolozhennyj po alfavitu. SPb.: Imperatorskaya akademiya nauk, 1804. Ch. 2.

41. Preface. Ludvig Holberg (1684–1754): Learning and Literature in the Nordic Enlightenment / ed. by K. Haakonssen and S. Olden-Jørgensen. L.; N.Y.: Routledge, Taylor & Francis Group, 2017.

Comments

No posts found

Write a review
Translate