Везде
Чем была и была ли любовь в России XVIII века?
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Чем была и была ли любовь в России XVIII века?
Аннотация
Код статьи
S023620070019512-0-1
DOI
10.31857/S023620070019512-0
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Каменский Александр Борисович 
ORCID: 0000-0003-3715-4401
Аффилиация: Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»
Адрес: Российская Федерация, 109028 Москва, Покровский бульвар, д. 11
Номер
Том 33 Выпуск №2
Страницы
84-110
Аннотация

Тема любви, в контексте истории эмоций, слабо разработана на российском материале раннего Нового времени. В немногочисленных исследованиях, с одной стороны, утверждается, что в XVIII веке это чувство освобождается от ауры греховности и формируется представление о романтической любви, а с другой, что в условиях сговорных браков и жесткого брачного законодательства ее институционализация была невозможна. В статье, основанной на архивных источниках, предлагается один из возможных подходов к изучению этой темы и доказывается, что чувство любви было знакомо представителям разных социальных слоев русского общества.

Ключевые слова
история эмоций, любовь, секуляризация, брак, семья, сексуальная культура, законодательство, любовные письма
Классификатор
Получено
05.05.2022
Дата публикации
11.05.2022
Всего подписок
12
Всего просмотров
899
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
1 Одним из активно развивающихся направлений современной исторической науки является история эмоций [См.: Плампер Я., 2018]. Однако работ в рамках этого направления на российском материале и, в частности, на материале раннего Нового времени пока еще очень немного1. Что же касается любви, как эмоции и чувства, форм ее выражения, связанных с ней практик, ее восприятия и представлений о ней, то историки только в последнее время начали обращать внимание на некоторые аспекты этой темы. XVIII век в контексте этой проблематики имеет особое значение, поскольку именно в это время, наряду с другими представлениями, составляющими систему ценностей модерного общества, формируется и закрепляется то представление о любви, которое в основном сохраняется и поныне.
1. Этот период лишь отчасти затронут в книге: Российская империя чувств, 2010.
2 Российское общество XVIII века — это быстро меняющееся общество и важнейшей характеристикой этих изменений была секуляризация, в значительной мере обусловленная рецепцией европейских практик и представлений. Процесс формирования модерного, секулярного образа любви состоял в освобождении ее восприятия от ауры греховности. Однако в разных социальных слоях российского общества изменения шли с разной скоростью, и представления о любви, сложившиеся к концу столетия у образованных дворян и крестьян, составлявших основную массу населения страны, были различны. Но и тут необходимо сделать несколько оговорок. Хотя в целом социальные низы были носителями преимущественно традиционной культуры, они также испытывали влияние новых культурных образцов и, более того, зачастую подражали поведению социальных верхов2. Также, говоря о любви, мы говорим о чувстве, охватывающем человека помимо его воли, и происхождение этого чувства, как будет показано ниже, представители социальных низов не всегда понимали, но могли его описать. Наконец, Россия XVIII века — это огромная страна с высоким уровнем географической мобильности, различным составом населения и укладом жизни в разных регионах, что проявлялось и в различных моделях сексуального поведения, зафиксированных этнографическими наблюдениям даже более позднего времени [См.: «А се грехи», 2004] и разным отношением к институту брака 3.
2. «Господский пример, — писал обличитель социальных недугов своего времени А. Н. Радищев, — заражает верхних служителей, нижние заражаются от верхних, а от них язва разврата достигает и до деревень. Пример есть истинная чума; кто что видит, тот то и делает». (Путешествие из Петербурга в Москву, глава «Едрово»).

3. Об отношении к браку, к примеру, сибирских крестьян см.: [Миненко, 1979].
3 Исходя из сказанного очевидно, что речь идет о весьма сложном явлении и дать однозначный ответ на вопрос, чем была любовь для русских людей XVIII века, невозможно. В данной статье, основанной на судебно-следственных материалах, делается попытка продемонстрировать один из возможных подходов к изучению этой непростой и значимой темы.
4 В 1767 году Юстиц-коллегия получила указ Сената с требованием расследовать дело, связанное с убийством в Белгородской губернии прапорщика И.В. Щекина 4. Обстоятельства его гибели в сохранившемся архивном деле5 не приводятся и видимо расследовались отдельно. Дошедшее до нас следственное дело возникло в связи с тем, что братья покойного стали оспаривать у его вдовы право на наследство. Согласно их утверждению, в 1761 году Иван Щекин женился на Рыльской помещице, девице Агафье Сергеевне Стремоуховой, но с самого начала супруги «находились не согласны», а Агафья сошлась с дворовым Афанасием Погонышевым, и брат их «находился от нее, Агафьи, во всегдашнем печальном беспорятке». Братья Щекины утверждали, что и дети Агафьи — сын Андрей и дочь Елизавета — «родились во время ее… з дворовым человеком прелюбодейного жития».
4. В документах следственного дела фамилия пишется по-разному — Щекин и Щелкин.

5. Данное архивное дело было впервые кратко описано с точки зрения брачных отношений и фрагментарно опубликовано А. Ю. Прокофьевой [Прокофьева, 2011].
5 Возможно, дело было бы решено на месте, если бы доставленная в местную Путивльскую воеводскую канцелярию и чистосердечно во всем признавшаяся Агафья, на свою беду, не упомянула бы, что замышляла убить мужа, хотя на это и не решилась. Покушение дворянки на убийство и в особенности на убийство мужа, за что еще несколькими десятилетиями ранее женщин живыми закапывали в землю по шею, было серьезным преступлением, и именно поэтому делом занялись высшие судебные инстанции. В данном случае нас, однако, интересует не это, а рассказ Агафьи о ее семейной жизни и любовных переживаниях, которые и навели ее на эти преступные мысли:
6 «Назат тому шестой год в зимнее время путивльской помещик Иван Васильев сын Щекин сватался к ней, Агафье, в супружество, токмо она, Агафья, его, Щекина, как скоро увидела, не слюбила и идти за него не хотела. Но после того вскоре мать ее Неонила Михайлова дочь, не отобрав от ней, Агафьи, желание, а единственно по своей воли за него, Щекина, ее, Агафью, выдала. И венчены были Рыльского уезду в селе Кудинцове попом Петром Минаевым, которой при обручении, хотя у ней, Агафьи, желаит ли она [за] Щекина идти спрашивал, но она, Агафья, как того не желала, ничего ему, попу, не ответствовала. И с самого ж де за него, Щекина, в замужество выходу, и он, Щекин, ее, Агафью, не любил, почему она, Агафья, ревнуя ево, мужа ее, к протчим дворовым девкам, вскоре после замужества во время бытности ее, Агафьиной, у показанной матери в селе Кудинцове с приезжающим к ней, матери ее, в гости из села Ширкова з двоюродным дядею ее Лукою Ермалаевым сыном Ширковым человеком ево Алексеем Михайловым и потом в 762 году в летнее время во время бытности ее в городе Путивле з бывшим воеводою капитаном Иваном Васильевым сыном Дурновым неоднократно в разные времена прелюбодейство чинила. А после того в скором времени оного мужа ее из дворовых людей излюбив Афонасья Андреева сына Погоношева, изыскивала многократно случаи, каким порятком и с ним от оного мужа ее прелюбодеяние вочнить, почему с ним, Погоношевым, смешась, прелюбодеяние чинила. А с начала того ее с ним, Погоношевым, прелюбодейного жития означенного мужа ее, Ивана Васильева сына Щекина, она паче прежнего не любила, так что совсем ево видить не хотела и ничто для нее лутчее не было, как только видить завсегда хотела ево, Погоношева. С крайним сожалением многократно к нему писем своею рукою посылала, ис коих одно ее ж руки с ним в Путивльской воеводской канцелярии объявлено, которое она, Агафья, к нему писала тому года з два, как он, Погоношев, с ним, Щекиным, ездил, а куда того не упомнит, где ево, Погоношева, упомянутой муж ее побил. Сожелея о том ево побое и называя в том письме оного мужа ее за тот побои злодеем и варвором, обязываясь, она, Агафья, положила намерение жить и умереть вместе с ним, Погоношевым, и она де, Агафья, ничто, кроме ево, Афонасья, ни честь, ни звание, ни здоровье, ни жизнь не вменяла и в низ того письма подписала она, Агафья, кровию своею, подрезав для того нарочно палец. Между тем ее прелюбодейном житии она, Агафья, по ненависти ко умерщвлению оного мужа ее все способы она имела, для чего и он, Погоношев, к тому соглашивался и мышьяк купил, и намерены были оному мужу ее дать в кушанье или напитке, точию де за страхом они того не исполнили. Оной же муж ее Иван Щекин во все то время почти всегда находился в веселых забавах и частых отлучках, зачем ей то прелюбодейство, как он, муж ее, за нею уже по несогласию и смотрения не имел, чинить было свободно».
7 Судя по приведенному документу, девушка, едва не ставшая прообразом леди Макбет Мценского уезда, была выдана замуж без любви, против ее воли (по сути, с нарушением брачного законодательства, поскольку священник не имел право венчать пару без ясно выраженного согласия жениха и невесты), брак не удался, и она сперва, что называется, пустилась во все тяжкие, а затем «излюбила» дворового человека. То, как Агафья передает свои чувства к нему, говоря, что решила жить и умереть с ним, то, что она кровью подписала одно из своих писем к любимому свидетельствует о том, что она была знакома с понятием романтической любви, была читательницей соответствующей литературы, да и вообще была женщиной «передовой», называющей мужа «варваром» за то, что он наказал своего дворового. Между тем, ее письма к Погоношеву (их тщательно выполненные копии сохранились в деле) показывают, что писала она не слишком грамотно.
8

Письмо первое
9 Батюшка, жизнь моя! Пишите вы, што я к вам не писала. Бох тому свидетель – силы моей не было, и по ныне лихоратка держит. Ещо хачу тебя бранить, только, баисал ты, душа моя бога, зачем ты ездел в фабреку, нешта тебе хателась меня уморить? Как будут ездаки, атпиши, сударик, многа ль тебе прислать денег. А я взела дватцать пять рублев за бархат, а мне тебя, душенька, знать, уш до светой недели не видать. Скажи, сударка, привес ли тебе Кандрашка туфли. Ах, несносна мне жить в разлуке с тобою. Нада, сударик, стараца, штоп нам быть свободным. Только в большую опасность, батюшка, не приходи, не патеряй себя. Мне моя жись бес тебя не на одну минуту не надобна. Приезжай на светей недели, можи бох даст мне полехчеит. Пращай, сударик мой, пока бог допустет нас видеца. Верная по мой гроп вам.
10 Ещо батюшка новекава слышно – государыня будет в Киев следовать через Глухов и дядюшка будет Никита Евдокимович в маи.
11 При чем к вам, батюшка, душа моя, принашу мое любезной поклон и тако остаюсь верная по гроп Л.С
12

Письмо второе
13 Батюшка, жисть моя. Не думала и я, штобы я так скоро выключена была ис памяти вашей, што тебе там так утешила, што пра меня, нещаснаю, забыл. Я вам хочу все маи горести изъяснить. Первая: не вижу вас, батюшка, и знаю с кем вы вместе всякую минуту, мучу себя и терзаю, как тебе и самому извесна, как я о том страдаю. Другая печаль: па власти божи Серафина, дочь, умерла, а Лисачка бальна, Андрюша в кари прежестокой,6 меня через день лихаратка мучет и нет отради ни маленькой. Знаю, што чорт жив и мне ево еще видеть. Ах, мой любезнай, какой спосоп можна сыскать к моему утешению кроме мучения. Если вы, душа моя, меня злощасную увидите, то уш и признать не можите от моих печалей. Не можна ль постратца скорея хоть прислать, я бы все силы собрала, да приехала вас, мое сокровище, видеть. Ох, сокрушилась я бес тебя, мой батюшка. Если еще прадалжитца, што я вас, мое сокровище, не увижу, то и сваей жизни не буду иметь. Такую имею болезнь, што как скора вздахну, то дух перерываетца, насилу соберу дух оставшей. Ах, моя жизнь, ах, мое утешение, ах мое сокровище, радасть моя, душатушка, атец мой радной, паверь саздателю, смертельно хачу тебя, мой батюшка, видеть, да и то та беда, што и ва сне не сниса.
6. Из дела следует, что дочь Елизавета умерла, пока шло следствие, а сын Андрей был признан законным наследником (Агафья утверждала, что он рожден от мужа) и был отправлен в Москву в кадетский корпус.
14 Прощай, сударка, пока да пустет нас бох видетца, а я верная вам была и теперь и па гроп мой буду. Ах, тошно бес тебе жить.
15 Да на обороте того подписано: А пашли, батюшка, Маврушку дамой.
16

Письмо третье

17 Мой обладатель! Изволишь ли меня удостоить вашим посещением, ныне откушать, уведомь, мой отец и повелитель. 1766 года маия 8 дня.
18

Письмо четвертое
19 Братец, душа моя! Покорно прошу, сударик, прислать р. 10 к нам к празнику, душа мая. Умираю, прастите маи все любимцы, закроватца от вас глаза маи. Уш не увижу всех на свете увеселения, спраси ду[шу] м[ою]. У сваей душа спички, какое са мною нещастие была, мне не осталось ничем на свете веселитца, патаму што мы – нещасные оба пленики; сжальтесь вы, щесливыя, над нами, нещасными.
20 А ежели ты не пришлешь р. 10, то век с табою не буду знатца, на встречи не встречатца. Ах, прастите, прастите мне, сударики. Верная знаишь хто.
21

Письмо пятое

22 Душатачка моя, хранимаго здоровья и буть здесь, а я поеду на полтора часа прогулятца, а то, душа мая, мне очинь скушна. Прастите и благасла в сем веце и будущем, верна вам по гроп и нелицемерная.
23

Письмо шестое
24 Пожелай, батюшка, пришли на светлой неделе нам сестрицу, а я должна па гроп мой служить. При сем остаюсь верная па гроп. Л.С.
25

Письмо седьмое

26 Батюшка душатачка, мая радасть, касотачка!
27 За писани ваша принашу маю пакорнаю благодарность, прашу, батюшка, впреть не оставить вашим писанием. При сем пасылаю карафинку вотки, жалаю кушать на здоровье. При сем остаюсь вам, батюшка, покорная по гроп мой Л.С.
28 Я, батюшка, посла вам напишу. Усердно же насить на здоровье.7
7. Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 282. Юстиц-коллегия. Оп. 1. Д. 11255. Л. 1–84.
29 Вряд ли есть необходимость подробно комментировать эти письма. Обратим лишь внимание на то, что, во-первых, их адресат — дворовый человек — очевидно был грамотным. Во-вторых, примечательно, что Агафья подписывала свои письма инициалами «Л.С.» и, если второй инициал соответствовал ее девичьей фамилии и она, вероятно, сознательно не использовала мужнюю, то о первом инициале мы можем лишь предполагать, что, недовольная своим простонародным именем, она предпочитала называться каким-то более благозвучным.
30 Любовный лексикон Агафьи, конечно, значительно беднее любовного лексикона императрицы Екатерины II, известного по ее переписке с Г.А. Потемкиным. Есть лишь одно совпадение: слово «душатачка» у Агафьи и «душатка» у Екатерины. Интересно также, что Агафья пользуется словом «нелицемерная», использовавшемся в XVIII веке и используемым поныне как в религиозном контексте (истинная вера), так и для выражения искренней любви, дружбы, благодарности и которое можно отнести к высокой лексике.8 Екатерина II пользовалась более обиходным синонимом «искренняя», в то время как в письмах к ней Потемкина, напротив, несколько раз встречается стилистически более высокое слово «нелицемерная» 9. Однако и для писем Агафьи, и для писем Екатерины в равной мере характерны ревность, шутливый тон, выражение преданности и покорности. На знакомство Агафьи с любовной литературой ее времени указывает и использованное ею в третьем письме слово «обладатель», одним из значений которого в XVIII веке было обозначение мужа, возлюбленного, избранника [Словарь, 2005: 247–248].
8. См.: [Словарь, 2004: 214]; Корпус русского языка // >>>>

9. См.: [Екатерина Вторая и Г. А. Потемкин, 1997].
31 В статье, посвященной «чувствам и страстям» XVIII века, Е.Б. Смилянская отмечает: «Открытость в изображении любовных переживаний — существенная черта русской литературы XVIII века, в этом столетии нелегко отыскать отечественную или переводную повесть, в которой бы отсутствовала тема страстной любви. Важной новацией “петровской поры” стало изображение любовного чувства без осуждения “греха”; любовь становится “наградой, которую может получить самый достойный”… Герои русских повестей первой половины XVIII века «трепещут любовию» (“Повесть о шляхетском сыне”), испытывают “страстное обожание” раздирая в ревности одежды и власы, исторгая потоки слез, пребывают в “великом дисперате”, горячке или “жару” (“История Александра и Елеоноры”), “залившись слезами”, не могут “от горячеи любви слово промолвить” (“О российском купце Иоанне”)». Далее исследовательница рассматривает любовные заговоры, а также два казуса, связанные с монахами-«блудодеями», усматривая в действиях по крайней мере одного из них настоящее чувство [Смилянская, 2001]. «Любовная страсть и христианская вера, — приходит к выводу Смилянская, — мыслятся уже не столько в религиозных антитезах, они постепенно разводятся по полюсам “светское ‒ духовное”, и сфера чувственных страстей… утрачивает свою тесную связь с греховным адским началом» [Смилянская, 2003: 176]. В свою очередь И.И. Федюкин показал, что «Езда в остров любви» В.К. Тредиаковского (перевод романа Поля Таллемана, 1730) была откликом на потребности аристократических кругов, осваивавших новую куртуазную культуру [Fedyukin, 2019] 10. Сам Тредиаковский, отвечая на критику со стороны духовенства, в письме к И.Д. Шумахеру писал: «Утверждают, что я первый развратитель российского юношества, тем более, что до меня оно совершенно не знало чар и сладкой тирании любви… Но оставим этим святошам их бешеное суеверие: они не принадлежат к числу тех, кто может мне вредить» [Письма, 1980: 46].
10. Об изменениях в связи с этим в русском языке, см.: [Живов, 1996: 169–170].
32 В этих наблюдениях важно, что в XVIII веке и уже в петровское время в образованных слоях русского общества чувство любви перестает восприниматься как греховное и, наоборот, приобретает ценностный и романтический характер, что, несомненно, было связано с общей секуляризацией культуры, хотя круг читателей и русских, и переводных повестей был, конечно же, довольно узок, лишь постепенно расширяясь на протяжении столетия. Между тем, антрополог И. Утехин отмечает, что «сравнительный анализ материалов по разным обществам позволяет сделать вывод, что романтическая любовь как основание брачного союза встречается только там, где и у мужчин, и у женщин есть свобода выбора», а «когда в обществе любовь не институционализирована как нечто приемлемое в публичной сфере, когда браки не подразумевают свободы выбора, когда развод малореален — любовь живет подпольно, находя свои ниши» [Утехин]. Исследователь приводит список из семи характеристик романтической любви, судя по которым можно заключить, что в России XVIII века это понятие только формировалось, тем более что до «институцианализации» романтической любви было еще далеко. Свобода выбора в браке, как видно по делу Агафьи Стремоуховой, была также ограничена, как и возможность добиться развода11. а действовавшее на протяжении XVIII века законодательство, жестоко преследовавшее «блудодеев»12, действительно придавало любви нишевый характер и очевидно не успевало за тенденциями развития русского общества.
11. О российском брачном законодательстве XVIII века см.: [Цатурова, 1991; Цатурова, 2011; Bisha, 1994; Kaiser, 2003; Joukovskaia, 2017].

12. С появлением в 1715 году Артикула воинского Петра I такие отклонения от норм сексуального поведения как «блуд» (связь не состоящих в браке мужчины и женщины), скотоложество, гомосексуализм, инцест, ранее рассматривавшиеся с точки зрения их греховности и подлежавшие церковному наказанию, были криминализированы и преследовались государством.
33 Жившая уже во второй половине XVIII века провинциальная дворянка Агафья Стремоухова, вероятно, читала какие-то популярные повести и могла «нелицемерно» выразить свои чувства. Ее поведение — это в определенном смысле поведение свободной от предрассудков эмансипированной женщины. А как обстояло дело с женщинами, стоявшими на более низких ступенях социальной лестницы? В «Путешествии из Петербурга в Москву» А.Н. Радищева есть примечательный эпизод, когда автор, слушая рассказ крестьянской девушки о ее любви, восклицает: «Ты меня восхищаешь. Ты уже любить умеешь».  Эти слова можно трактовать двояко. Автор либо восхищен тем, что крестьянка знакома с уже распространенным в образованных кругах понятием романтической любви, либо, что вероятнее, удивляется тому, что простая крестьянка может испытывать подобное чувство. Между тем, современная исследовательница И.А. Ролдугина полагает, что слово «любовь» — «это слово из христианского словаря, где оно подразумевало не страсть, а смирение. Какие в целом были шансы у эмоции, которою мы сегодня называем любовью, в XVIII веке, при условии повального распространения сговорных браков, заключавшихся в крестьянской среде по меньшей мере еще столетие?» [Ролдугина].
34 Как и Утехин, Ролдугина жестко увязывает существование любви с возможностями брачного союза, но очевидно, что чувства и эмоции людей возникали независимо и вопреки законодательным препонам. Действительно, разве тот факт, что большинство браков в крестьянской среде были «сговорными», и даже если такими же были и браки в городской среде (что вовсе не очевидно), означает, что крестьяне и горожане не могли испытывать чувств, которые и тогда, и сегодня именуются любовью?
35 Слово «любовь» и его производные достаточно часто встречаются в следственных делах о «блуде» и в совершенно определенном контексте. Так, подследственные часто объясняют, что вступили в преступную с точки зрения властей интимную связь «по согласию» или «по любви». К примеру, из 32 дел с подобными объяснениями, выявленных в архивном фонде Великоустюжской провинциальной канцелярии 13, в 21 случае грехопадение произошло «по воли» и «по согласию», а в 11 — «по любви», «любовно» и «полюбовно». Можно было бы предположить, что эти формулировки синонимичны и например, использовались в разное время. Однако хронологические рамки выявленных дел достаточно узкие — 1746–1771 годы и в ряде случаев разные формулировки встречаются в делах за один и тот же год. Это позволяет предполагать, что мы имеем дело с фиксацией слов самих подследственных — вряд ли канцеляристы, записывавшие их показания, произвольно подбирали формулировки для обозначения причины вступления во внебрачную связь. Аналогичные формулировки встречаются и в делах канцелярий других регионов. Причем, во всех этих делах речь идет о крестьянах и вполне очевидно, что слово «любовь» было им хорошо знакомо и фигурирует тут совсем не в значении христианского смирения.
13. До судебной реформы 1775 года в России не существовало судебной ветви власти и функции суда и следствия на местах осуществляли административные органы.
36 Сказанное выше о сговорных браках не означает, что все браки были только такими 14, и нередко греховная связь «по любви» заканчивалась венчанием. В 1761 году черносошный крестьянин Григорий Поряднин признался, что «и в прошлом 1760 году апреля в последних числех той же волости Ильинского стану крестьянина Сидора Тузова з дочерью девкою Евдокиею чинил блуд неоднократно по любви (Здесь и далее курсив мой — А.К.), а в законное супружество он ее взять желает», после чего они были отправлены в консисторию для венчания.15 Нам не дано знать, насколько счастливым оказался этот брак, но очевидно, что он не был сговорным, как не был сговорным в 1771 году брак 18-летней крестьянки Матроны с 20-летним Трофимом, которые чинили «блуд по согласию» и также были отпущены для венчания 16. Также без наказания были отпущены в 1754 году для венчания солдатская вдова Соломия Петрова и крестьянин Василий Жилинских, от чьей связи «по любви» уже родился ребенок17.
14. Очевидно, что никакой статистики относительно соотношения сговорных и не сговорных браков не существует.

15. РГАДА. Ф. 451. Великоустюжская провинциальная канцелярия. Оп. 2. Д. 393. Л. 2–4.

16. Там же. Оп. 1. Д. 1054. Л. 1–2.

17. Там же. Оп. 1. Д. 493. Л. 2–5 об.
37 История любви и даже, возможно, любви с первого взгляда, как кажется, содержится в коротком деле 1744 года. Во всяком случае именно в этом пытались уверить следователей крестьянская «девка» Февронья Потапова и сын пономаря Терентий Посников. Если верить их показаниям, они случайно встретились на дороге в июльский день 1743 года и тут же «любовно блуд» учинили, а потом еще несколько раз встречались в доме братьев Февроньи, которые вряд ли были не в курсе дела. Девушка забеременела, в канцелярии и она, и ее возлюбленный выразили желание вступить в брак, и их желание было удовлетворено 18.
18. Там же. Оп. 4. Д. 289. Л. 3–4.
38 А вот солдату Ярославского пехотного полка Аносу Никонову и крепостной девке Марфе Осиповой, несмотря на их обоюдное желание, вступить в брак не удалось. Молодые люди были присланы в Юстиц-коллегию из Главной полицмейстерской канцелярии, где сознались в блудном сожительстве, но затем выяснилось, что Марфа была совместной собственностью подканцеляриста Соляной конторы Петра Павлова и его двоюродного брата, подпоручика Черниговского полка Григория Павлова. Петр готов был Марфу отпустить, а его брат служил где-то далеко от столицы и получить его согласие было невозможно. В Москве жила его жена, но попытки получить согласие от нее ни к чему не привели: посланца Юстиц-коллегии Павлова к себе не допускала и лишь передавала, что до Марфы ей нет никакого дела. Разрешить венчание без официального согласия душевладельца закон не позволял и в результате солдат был отправлен обратно в полк, а девушка — в деревню 19.
19. РГАДА. Ф. 282. Оп. 1. Д. 6312. Л. 1–15.
39 О том, что формулировка «по согласию» далеко не всегда тождественна формулировке «по любви» и что употреблявшие эти формулировки вкладывали в них различный смысл, свидетельствует дело о несостоявшемся убийстве и грабеже хозяина постоялого двора на Таганке в Москве в 1769 году. Пойманные на месте преступления крестьяне показали на работницу хозяина двора 24-летнюю Авдотью Иванову как на наводчицу. Авдотья рассказала, что накануне вечером она со злоумышленниками пила, «имелась пьяна и в вечеру, взошед в чердак, легла спать, а в ношное время ис показанных приезжих к ним крестьян сперва один взошед к ней Авдотье в чердак и, разбудя ее, говорил ей, чтоб она поехала с ним в город, а в которой не припомнит, токмо она сказала, что она не поедет, и потом по согласию чинила с ним блуд, а как оной от нее сверху сошед, то вскоре и товарищ ево, содержащейся ныне в полиции крестьянин, взошед к ей и чинил же с нею блуд и дал ей за то в выделанной кошолке медных денег, а сколько не знает» 20. Понятно, что ни о какой любви в данном случае не было и речи, и формулировка «по согласию» означала, что Авдотья вступила в половую связь добровольно, без принуждения.
20. РГАДА. Ф. 373. Московская розыскная экспедиция. Оп. 1. Д. 1516. Л. 13 об.
40 Малолетняя дворовая Авдотья Карпова (ее точный возраст в документах не указан) в 1766 году обвинила в растлении танцмейстера француза Моисея Шути. Согласно ее показаниям, ее привел к нему его человек, она жила у него три недели, после чего он ее стал прогонять и при этом «она никому не объявляла за тем, что он ей полюбился и хотела с ним жить, а он ей за то блудное житье обещал нашить платье, а за себя взять не обещал». По версии самого Шути, Авдотья пришла к нему сама и хотела наняться на работу, но кухарка танцмейстера сказала ей, что она не нужна, и тогда девочка «сказала, что в таком случае она принуждена будет броситься в реку, по той причине, что ей есть нечего». На следующий день она пришла снова. Шути велел ее накормить и, поскольку по-русски он не понимал, позвал приятеля, портного-итальянца, знавшего русский язык, расспросил ее, и она сказала, что паспорта у нее нет, но обещала его добыть. Он ее оставил у себя, но, поскольку паспортом она так и не обзавелась, отвел на съезжий двор.21 Скорее всего Авдотья действительно выдумала всю свою историю, но показательно, что именно она выдумала и какие выражения использовала в своем рассказе, причем определенное правдоподобие ее рассказу придает то, что она не стала утверждать, что Шути обещал на ней жениться.
21. РГАДА. Ф, 282. Юстиц-коллегия. Оп. 1. Д. 11123. Л. 1–14. Эпизод с французом Шути напоминает историю обвиненного в изнасиловании 12-летней девочки английского адмирала на русской службе Джона Пола Джонса в его собственной версии, рассказанной им французскому послу в Петербурге Л. Сегюру (См.: Вульф, 2003: 121–122)
41 В 1765 году в Великоустюжскую канцелярию поступило донесение сотского Сергея Котельникова о том, что Федору, жену крестьянина деревни Верховской Петра Мартюшева, застали с крестьянином Василием Рыковым «в блуде». Допрошенная сотским «при собрании народа» Федора созналась: «живу де я со оным Васильем Рыковым пятой год и без ево жить не могу, не знаю, чем оной Рыков к себе приучил, как ево не вижу, так в ту пору и домашных не могу навидеть». Впоследствии выяснилось, что произнести эти слова Федору заставил постоянно избивавший ее муж, который сам состоял в прелюбодейной связи с крестьянской девкой, за что и понес наказание22. Столь же страстное и видимо тоже ложное описание чувств обнаруживается в словах Вассы, жены половника Саввы Рошкина: «ежели де не отимите моей тоски о Семене Шергине, то де меня вам не удержать, и я де утоплюсь или удавлюсь».23 Слово «тоска» неоднократно повторяется и в показаниях 1734 года нижегородской крестьянки Авдотьи Борисовой, опубликованных Е.Б. Смилянской. «Когда его не видит, — признавалась Авдотья, — то бывала ей великая по нем тоска» [Смилянская, 2003: 177] 24. Эти женщины как будто недоумевают, откуда взялось охватившее их чувство и, кажется, подозревают в его происхождении потусторонние силы. Они не используют слово «любовь», но определенно знают, как именно описать свои чувства, чтобы это выглядело правдоподобно.
22. РГАДА. Ф. 451. Оп. 2. Д. 475. Л. 1–16.

23. Там же. Оп. 1. Д. 219. Л. 2.

24. . Н.Л. Пушкарева, характеризуя любовные заговоры XVIII века, отмечает, что «Любовная страсть в них выступала как болезнь, иссушающая тоска, которая способна захватить все естество человека, обречь его на страдания и мучения» [Пушкарева, 1999:620].
42 История помещицы Агафьи Стремоуховой и дворового Афанасия Погоношева иллюстрирует, что любовь проникала и сквозь социальные границы. Но в данном случае влюбленные были, по выражению Агафьи, «пленниками» своей судьбы и никакой надежды на то, чтобы жить вместе и «умереть в один день» у них не было. Больше шансов было у пары помещик — дворовая, и помимо хрестоматийного примера с женитьбой графа Н.П. Шереметева на крепостной актрисе Прасковье Жемчуговой, имеется немало примеров того, как такая связь заканчивалась счастливым браком. Впрочем, надо заметить, что если о чувствах Агафьи мы знаем по ее письмам и показаниям, то о том, отвечал ли Афанасий ей взаимностью или просто пользовался выгодами положения любовника своей госпожи, нам неизвестно. Точно также воспользоваться влюбленностью в нее дворянина могла и женщина.
43 Интересно в этом отношении дело, расследовавшееся Московской розыскной экспедицией в 1777 году 25. Из полицмейстерской канцелярии в экспедицию была прислана некая Агафья Максимова, которая в допросе показала, что ей 25 лет и что четыре года назад она сбежала в Петербурге от мужа солдата. Каким-то образом она оказалась в казармах Преображенского полка, откуда два сержанта, как она утверждала «насильно», отвели ее к титулярному советнику Ивану Михайловичу Сукину, с которым она жила полгода «для чинения непотребства». Затем Сукин уехал в Москву, оставив ей патент о производстве в чин его отца, в котором фамилию «Сукин» переправил на «Сушин», и велел ей называться этой фамилией. Позднее он прислал ей письмо и составленную от его имени отпускную на имя крепостной крестьянки Федоры Григорьевой, велев ехать к нему в Ростов, где она жила с ним еще полтора месяца. После этого, «отпросясь от него», она приехала в Москву, где, используя фальшивую отпускную, нанялась «вечно во услужение» к помещице Наиновой, то есть согласилась стать крепостной.
25. РГАДА. Ф. 373. Московская розыскная экспедиция. Оп. 1. Д. 3037. Л. 1–18.
44 В архивном деле имеются два письма титулярного советника к молодой женщине, позволяющие познакомиться с любовным лексиконом дворянина XVIII века.
45

Письмо первое
46 От 18 декабря 1773-го году. Москва.
47 Матушка, жисть моя Агафья Максимовна, желаю тебе, друк мой, всякаго благополучия. Я сего дня приехал в дом генерал-порутчика Якова Яковлевича Протасова,26 что на Пречистенке! где и во все время бытности моей в Москве жить буду. Теперь, мой друк, Агафья Максимовна я спешу к тебе сим письмом, чтоб уверить тебя в моем обещании, что я тебя никак не позабуду и желая тебе на весь век мой быть добрым по крайней мере другом. Не подумай, душинька, чтоб я с умыслу вместо империала27 дал тебе што-то такое другое. Истенно, ошибка то была, потому что империал лежал между мелкими серебряными деньгами, и я ночью, не разсмотря, дал тебе другое, а, приехав в Тверь, увидел, что я ошибся. И так к тебе, мой друк, теперь империал десятирублевый при первой оказии чрез Павла Степанова посылаю. И ты, мой друк, для достоверности, чтоб мне было вероятнее, получила ли ево или нет, ко мне отпиши письмо! Не хуже, ежели бы то письмо писано было знакомою мне рукою, например, хозяина Микитушка! Или заставь студента Василья Григорьевича Попова, а он имеет собственной свой двор на Песках в самой крайной улице, что х конной гвардии, напротив живописца Сердюкова!28 Пожалуй, уведомь меня, получила ли ты таким образом, как я тебе теперь о том пишу. Письма ко мне, ежели будешь писать вскоре, то посылай через почту немецкую29 и подписывай, чтоб мне отдать в доме Протасова, где я живу! А ежели будешь писать после Рожества, то письма посылай ко мне через лавошника Павла, которой ко мне перешлет прямо в мой дом. Пожалуй, наведывайся ты у Павла в лавочке почаще. На сих днях на первой или на второй почте я тебе пришлю то, что я тебе прислать обещал и в том побожился. Пожалуй, душинька, не сумневайся в моих обещаниях. Оне весьма верны! И не ожидай ты от меня никаких подлых обманов. Я думаю, что ты подумала, увидевши вместо империала другое и стала, что ето зделал с умыслу. Боже меня сохрани от того. Верь, мой друк, что я навсегда останусь верной друк и во весь мой век любить не перестану. Уведомь меня, где ты живешь и каким образом, чтоб я к тебе мог удобнее писать, а при случае и послать что-нибуть. Советую тебе, мой друк, бога ради, быть осторожна и не водитса с такими людьми, кои могут тебе всякое зло зделать, сщитая то безделкою! За тем остаюсь тебе, моя душинька, Огашоночка, жисть моя, верной друк, желая всякого добра. Ив. Сукин.» Приписка: Прости, душинька, жисть моя, куда как мне дорогою было скушно, да и теперь, право, не весело»
26. Яков Яковлевич Протасов (1713–1779) – генерал-поручик, участник Семилетней войны и суда над Е. И. Пугачевым, присутствующий член Военной конторы в Москве.

27. Золотая монета достоинством в 10 руб.

28. Имеется в виду либо Григорий Сердюков (1744–1785), либо Степан Филиппович Сердюков (1747–1780). Оба жили в это время в Петербурге.

29. «Немецкая» почта — почтовая связь, возникшая в России в начале XVIII века и получившая свое название в связи с тем, что, в отличие от ямской почты, первоначально была предназначена для пересылки корреспонденции за границу.
48 Приписка на полях: Я здесь в Москве недели две пробуду. Письма ко мне отдавай Павлу, он знает, как их переслать через дом Протасова.
49

Илл. 1. Письмо И.М. Сукина Агафье Максимовой РГАДА. Ф. 373. Оп. 1. Д. 3037. Л. 7.
50

Письмо второе (рис.1)
51 Государыне моей Агафье Максимовне ее милости Сушиной в Петербурге
52 от 26 декабря 1773-го году. Москва.
53 Матушка голубушка Огашинка здравствуй!
54 Я, матушка, слава Богу, жив и здоров! Слава Богу веселья здесь довольно! Только верь, что я тебя при всем том не могу забыть и всякой час, жисть моя, помню! А чтоб сохранить пред тобою данное мною обещание, то отпускную на девку тебе при сем посылаю! И верь, что я, побожась единожды тебе быть всегда верным другом, останусь таким непременно. Пиши ко мне письма через Павла-лавошника, где я ни буду прямо отдавать в мой дом Ростовского уезду в сельце Стоятино или чрез економических моей каманды мужиков, а ежели по почте, то подписывай отдать в Москве в доме генерал-порутчика Якова Яковлевича Протасова, что на Пречистенке. Я здесь еще неделю, другую пробуду, а хотя письмо меня и не застанет, то письма, ко мне ис Петербурга приходящие, велено брать почты Протасова людям и пересылать, где я буду. За тем, желая тебе, моя душинька, доброва здоровья. Еще прошу – уведомь о себе, где и как живешь, а я всегда твой верной друк. Прости, моя душинька, Огашоночка, прости голубушка, лапок в дыбки становитца. Ив. Сукин.
55 Мы не знаем, насколько правдивы были показания Агафьи и действительно ли она оказалась у Сукина вопреки своей воле. Более вероятно, что она сбежала от мужа именно к нему в надежде на благополучную жизнь. Письма ее любовника свидетельствуют о том, что он был ею всерьез увлечен и при этом, невзирая на ее низкий социальный статус, позиционировал себя по отношению к молодой женщине как заботливый кавалер, то есть в соответствии с моделью поведения, которую предписывала романтическая литература и с которой Сукин был наверняка знаком. Не знаем мы также и почему они расстались. Отъезд Сукина из Петербурга был связан с новым назначением. Попытки вытребовать его к следствию в Москву успехом не увенчались и впоследствии он дослужился до чина коллежского советника и был городничим в г. Петровске Ростовского уезда. Принадлежавший к старинному дворянскому роду Сукин был довольно состоятельным помещиком и, несмотря на обещание любить Агафью всю жизнь, был дважды женат. Его старший сын родился в 1775 году [Ельчанинов, 1911: 31–32]; Агафья была, по-видимому, мимолетным увлечением его молодости и он женился вскоре после того, как расстался с ней. Не исключено, что он поспешил с женитьбой, потому что знал, что его разыскивают. Возможно также, что, прибыв к новому месту службы, Сукин боялся скомпрометировать себя внебрачной связью с беглой (вероятно, в провинции нравы были более строгие, чем в столице), и он ее отослал, а, может быть, сама Агафья поняла, что их отношения не имеют перспективы. О ее чувствах нам ничего не известно, но любовник был с нею щедр и даже попытался обеспечить ее документами, дававшими возможность заново устроить свою жизнь.
56

Стоит отметить, что в России, в отличие от Франции, не получила распространения практика, когда девушки из социальных низов, нередко пройдя перед этим через театр или элитный бордель, становились «дамами полусвета» — содержанками богатых господ, нанимавшими для них дом или квартиру и обеспечивавшими их безбедное существование.30 После революции 1789 года возникло мнение, что именно нравы «Парижа и французского двора как средоточия пороков и рассадника философии либертинажа» стали причиной крушения монархии. А.Л. Зорин связывает с этим вмешательство разделявшей это мнение императрицы Екатерины II в судьбу актрисы Елизаветы Урановой, браку которой с актером Силой Сандуновым препятствовал А.А. Безбородко, желавший видеть ее своей любовницей и содержанкой. При этом своего рода «учителем жизни» этой эпохи был театр, главным жанром — комедия, а одним из сочинителей комедий — сама императрица. «По канонам комедии XVIII века, — отмечает Зорин — влюбленным полагалось преодолевать препятствия к своему соединению. Самым распространенным из них было сопротивление родителей и опекунов, принуждающих героиню к нежеланному браку. Так устроена и большая часть пьес, написанных самой Екатериной…». Иначе говоря, в центре сюжета — борьба за любовь, которая, таким образом, воспринимается как ценность, а право любить как естественное и неотъемлемое право человека. И неслучайно именно любовью аргументировала свое обращение к императрице Елизавета Уранова: «Я, государыня, имела жениха, который своею ко мне привязанностью стоит всей моей горячности и любви, и была равна с ним состоянием и чувствиями».

30. См.: Kushner, 2013.
57

Илл. 2. Сила Сандунов и Елизавета Уранова
58 В этом контексте можно предположить, что если Екатерину и волновало падение нравов и то, как это может сказаться на судьбе страны, то далеко не в первую очередь: «Слухи о произошедшем, — пишет А.Л. Зорин, — должны были дойти до всех мало-мальски образованных людей в Петербурге, а потом и других городах страны, а предание об этом — сохраниться в потомстве. Главным тут оказывалось вмешательство монархини, готовой ради восстановления справедливости и покровительства влюбленным призвать к порядку даже самых знатных вельмож» [Зорин, 2016: 69–102]. Однако было бы неверным считать, что Екатерина заботилась исключительно о собственном имидже. На протяжении всего царствования она занималась воспитанием нравов и чувств подданных, прививая им определенные моральные ценности. В данном случае публичное покровительство влюбленным как раз и способствовало институционализации романтической любви, препятствием к чему оставались законодательство 31 и предрассудки. Причем заметим, что и Екатерина в истории Урановой выступила в защиту молодых людей, желавших вступить в законный брак. Сам же институт брака, несмотря на собственный горький опыт, она безусловно стремилась поддерживать, видя в нем один из инструментов сохранения стабильного социального порядка 32.
31. Стоит отметить, что законодательство о браке этого времени было в определенном смысле противоречивым. С одной стороны, оно запрещало принуждать к браку, но, с другой, требовало согласия не только жениха и невесты, но и родителей.

32. Об отношении императрицы к браку свидетельствует ее высказывание в письме к г-же Бьельке: «Ландграф Гессенский женится для того, чтобы иметь деньги, а принцесса выходит замуж, чтобы устроиться, после чего они заживут, как сумеют. Во всяком случае это будет сочетание довольно странное, без участия любви; это супружество, которое, кажется, называют благоразумным, или — брак по расчету. Сохрани Бог всякого человека со смыслом от подобного брака» [Бумаги, 1874: 287].
59

Несколько иначе повела себя императрица в драме любви графа Петра Апраксина и Елизаветы Разумовской. Роман 45-летнего генерал-поручика в отставке, чья первая жена за несколько лет до этого ушла в монастырь, с молодой фрейлиной (Разумовская была более чем на 20 лет его моложе) продолжался примерно четыре года, когда выяснилось, что Елизавета беременна. Ее разгневанный отец, фельдмаршал К. Г. Разумовский, который, впрочем, все эти годы знал о романе дочери, обращаясь к императрице и прося наказать виновных, писал: «Известная любовь дочери моей Елисаветы с графом Петром Апраксиным около четырех лет меня огорчала и делала позор публике» [Участие, 1903: 66]. Апраксин хотел жениться на Разумовской, но формально он не был разведен и Синод разрешение на брак не давал. Разумовский был слишком заметной фигурой, чтобы его обращение можно было проигнорировать, и Екатерина II приговорила Апраксина к полугодовому заключению в крепости, а Разумовскую исключила из числа фрейлин. После освобождения Апраксину было запрещено являться ко двору и приближаться к дому Разумовских. Однако вскоре влюбленные воссоединились и тайно обвенчались. «В известное погрешение с дочерью графа Кирилы Григорьевича, — объяснял Апраксин, — он впал, також наконец на ней и женился по любовной страсти, которая им, а равно и ею, беспредельно обладала» 33. 

33. РГАДА. Ф. 7. Преображенский приказ, Тайная канцелярия и Тайная экспедиция. Д. 2410. Л. 15-15об.
60

Илл. 3. Елизавета Кирилловна Апраксина (ур. Разумовская)
61

На сей раз императрица разгневалась не на шутку. После недолгого разбирательства отставной генерал-поручик был сослан в дальний сибирский монастырь, где содержался под строгим надзором и где провел два с половиной года. В конце 1777 года он был освобожден с запрещением являться в столицы и поселился в Казани. Вскоре к нему приехала Разумовская и впоследствии их совместной жизни никто не препятствовал, но вернуться ко двору они смогли лишь после смерти императрицы.
62 Почему Екатерина II, демонстративно вставшая на защиту любви Елизаветы Урановой, не пришла на помощь Елизавете Разумовской? Сперва в глазах императрицы Апраксин был женатым мужчиной, соблазнившим молодую девушку. Возможность его законного брака с Разумовской была сомнительной и обижать, настаивая на нем, ее отца не имело смысла. Да и показная защита родительских прав в имиджевом отношении была столь же выгодна, как и защита влюбленных актеров от происков всесильного вельможи. Когда же вопреки воле императрицы венчание все же состоялось, Апраксин превратился в ослушника монаршего указа, что всяко подлежало наказанию. Показательно, что Разумовская фактически сразу была, если не прощена, то по крайней мере освобождена от сколько-нибудь серьезного наказания (за нее заступался Г.А. Потемкин), в то время как опала Апраксина сохранялась до конца жизни императрицы, которая, судя по всему, считала себя лично оскорбленной. Между тем, хотя первоначально Елизавете было велено безвыездно жить в имении сестры, ее приезду в Казань и воссоединению с мужем Екатерина не препятствовала. Таким образом, их брак, если не de jure, то по крайней мере de facto был признан.
63 Поскольку брак в России XVIII века, согласно законодательству, оставался целиком в ведении Православной церкви, прелюбодеяние, в отличие от других сексуальных преступлений, также оставалось в ее юрисдикции и церковь активно наказывала виновных. Известны многочисленные случаи взаимного обвинения в этом грехе супругов, которые, впрочем, редко содержат сведения, позволяющие с определенностью трактовать адюльтер, как проявление любви. Однако подчас сами за себя говорят поступки участников этих семейных драм.
64 В 1721 году сержант Преображенского полка князь В.А. Сонцов-Засекин жаловался на свою жену Анну Петровну, которая, «когда он был в походах, жила в Москве в доме его непостоянно и зазорно, забыв страх Божий и закон, жила с человеком его Семеном Петелиным беззаконно блудно», а потом и вовсе с ним сбежала. Спустя восемь лет княгиню так и не нашли, и 32-летний супруг просил разрешить ему жениться вторично [Описание, 1913: 41–43]. Нежинский хорунжий И. Величковский, чья жена тоже «в его отсутствие в воинские походы начала всегдашне пьянствовать, бесчинствовать и прелюбодействовать», сперва просил их развести, а затем по совету местной консистории и старшины венчался со вдовой Анной Новичковой. В 1724 году архиепископ Киевский Варлаам наказал венчавшего их священника и наложил на пару церковный запрет, разослав их на покаяние по монастырям. Однако в 1729 году Варлаам сообщил Синоду, что хорунжий забрал жену из монастыря и продолжал «жить с нею беззаконно». Два года спустя сам Величковский пожаловался Синоду, что «уже тому 5 лет, как он с домашними лишен входа в церковь и святых таинств и умирающие в его доме помирают без исповеди и причастия, и их в землю кладут без всякого церковного чиноположения». Синод на этот раз встал на сторону мужчины и объявил его второй брак законным [Описание, 1913: 19–22].
65 В обоих случаях мы видим тут женщин, надолго оставленных мужьями, и в их отсутствие вступивших в новые отношения. Можно предположить, что княгиню Сонцову-Засекину связывали с ее дворовым сильные чувства, раз она решилась на побег от мужа. Очевидно, это была совсем молодая женщина. К сожалению, о том, как сложилась ее дальнейшая судьба, мы можем только гадать. Анна Петровна была урожденной княжной Хованской [Петров, 1885: 92], дочерью боярина и судьи Судного приказа князя П.И. Хованского от его второго брака с княжной Козловской. Когда происходили описываемые тут события отца уже не было в живых (умер в 1716 году) [Хованский, 2007: 106], но у Анны был брат — князь Василий Петрович, который в начале 1720-х годов был камер-юнкером, а затем шталмейстером при цесаревне Анне Петровне и женат на дочери вице-канцлера П.П. Шафирова. Иначе говоря, это была влиятельная семья и скорее всего родственники и помогали бежавшей от мужа женщине скрыться и не попасть в руки правосудия. Можно также предположить, что искали ее не слишком усердно, и просто родственники ее не выдавали.
66

Относительно Величковского, мы, конечно же, не можем с уверенностью говорить о чувствах, которые он испытывал к своей второй жене, но очевидно, что он отчаянно боролся за право сохранить этот брак, как боролся за свой брак и сибирский губернский прокурор Георгий Елисеев. Он взял к себе жить сосланную Тайной канцелярией в Сибирь и освобожденную по указу об амнистии 1741 года «девку» Пелагею Максимову, вступил с ней в интимную связь и от этой связи родился ребенок, восприемницей при крещении которого была сестра Елисеева. На все увещевания местного церковного начальства прокурор резонно отвечал, что блудодейные дела относятся к ведению светских властей, а затем и вовсе повенчался с Пелагеей, невзирая на духовное родство, и ссылался на то, что существует много подобных браков. Тобольский митрополит Сильвестр жаловался на него в Синод, но безуспешно и очевидно, что вряд ли дворянин Елисеев женился бы на ссыльной бесприданнице, если бы им не двигало сильное чувство [Описание, 1909: 1–7]. Стоит при этом заметить, что в сознании человека XVIII века меркантильные соображения при заключении брака вполне могли уживаться с искренним чувством. Так, П.М. Апраксин признавался, что женитьбой на Разумовской он рассчитывал поправить свои расстроенные дела. 18-летний камер-юнкер двора цесаревны Елизаветы Петровны, впоследствии граф, сенатор и генерал-аншеф Роман Воронцов в 1735 году женился на богатой наследнице, 17-летней Марфе Сурминой, которая до этого уже побывала замужем, была обвинена мужем в прелюбодеянии и решением Синода разведена. Можно предположить, что Воронцов соблазнился приданым, но, прожив с женой всего десять лет (Марфа умерла в 1745 году), в течение которых родилось семеро детей, Воронцов впоследствии, хотя и имел связи с другими женщинами и внебрачных детей, больше не женился, и, вероятно, это был брак, основанный на любви.
67

Илл. 4. Марфа Ивановна Воронцова (ур. Сурмина)
68 Приведенные в данной статье наблюдения подтверждают замечание Е.Б. Смилянской о том, что «реальная жизнь могла не только воспроизводить весь спектр любовного чувства, включенного в магическую формулу или литературное повествование, но и предлагала образцы нередко столь же яркие по выражению страстей и переживаний». При этом «любовная страсть хорошо узнаваема вне зависимости от времени и пространства», но «изучая формы проявления любовных страстей, мы не можем не наблюдать того, как меняются “одежды”, окутывающие их — жесты, говорящие о чувстве, то, как… менялось во времени объяснение происхождения любовных переживаний» [Смилянская Е.Б.: 38]. Очевидно, что тема любви в России XVIII требует специального исследования и использованные здесь примеры служат лишь иллюстрацией к одному из возможных к ней подходов. Однако можно с уверенностью утверждать, что русские люди этого времени были знакомы с любовью и как с чувством, и как с понятием.

Библиография

1. «А се грехи злые, смертные…» Русская семейная и сексуальная культура глазами историков, этнографов, литераторов, фольклористов, правоведов и богословов XIX – начала XX века. В 3-х книгах. М.: Ладомир, 2004.

2. Бумаги императрицы Екатерины II, хранящиеся в Государственном архиве Министерства иностранных дел. Т. 4. СПб., 1874.

3. Вульф Л. Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения. М.: Новое литературное обозрение, 2003.

4. Екатерина Вторая и Г.А. Потемкин. Личная переписка (1769–1791). Изд. подготовил B.C. Лопатин. М.: Наука, 1997.

5. Ельчанинов И.Н. Материалы для генеалогии ярославского дворянства. Вып. 1. Ярославль, 1911.

6. Живов В.М. Язык и культура в России XVIII в. М.: Языки русской культуры, 1996.

7. Зорин А. Л. Появление героя. Из истории русской эмоциональной культуры XVIII – начала XIX века. М.: Новое Литературное Обозрение, 2016.

8. Миненко Н.А. Русская крестьянская семья в Западной Сибири. XVIII – первая половина XIX в. Новосибирск: Наука, 1979.

9. Описание документов и дел, хранящихся в архиве Святейшего Правительствующего Синода. Т. XXXL. СПб., 1909.

10. Описание документов и дел, хранящихся в архиве Святейшего Правительствующего Синода. Т. IX. СПб, 1913.

11. Петров П.Н. История родов русского дворянства. Т. I. СПб, 1885.

12. Письма русских писателей XVIII века. Л.: Наука, 1980.

13. Плампер Я. История эмоций / пер. с англ. К. Левинсона.

14. М.: Новое литературное обозрение, 2018.

15. Прокофьева А.Ю. Эмоциональная сфера внутрисемейных отношений в российской городской семье XVIII в. // Русь, Россия: Средневековье и Новое время. Вторые чтения памяти академика Л.В. Милова. Материалы к международной научной конференции. Москва, 17–19 ноября 2011 г. М.: МГУ, 2011 - С. 214–219.

16. Пушкарева Н.Л. «Не мать велела – сама захотела…». Интимные переживания и интимная жизнь россиянок в XVIII в. // «А се грехи злые, смертные…». Любовь, эротика и сексуальная этика в доиндустриальной России (X – первая половина XIX в.). М.: Ладомир, 1999.

17. Ролдугина И.А. Чувства широких масс // http://arazamas.academy/materials/972

18. Российская империя чувств. Подходы к культурной истории эмоций. / Под ред. Я. Плампера, Ш. Шахад и М. Эли. М.: Новое литературное обозрение, 2010.

19. Словарь русского языка XVIII века. Вып. 14. СПб.: Наука, 2004.

20. Словарь русского языка XVIII века. Вып. 15. СПб.: Наука, 2005.

21. Смилянская Е.Б. «Любовь твоя раны мне великие дает…» (чувства и страсти по следственным материалам XVIII в.) // Мифология и повседневность. Гендерный подход в антропологических дисциплинах. СПб.: Алетейя, 2001. С. 26–45.

22. Смилянская Е.Б. Волшебники. Богохульники. Еретики. Народная религиозность и «духовные» преступления в России XVIII в. М.: «Индрик», 2003.

23. Утехин И. Как изучают любовь антропологи // https://arzamas.academy/materials/954

24. Участие Екатерины II в семейном деле графа К. Г. Разумовского // Русская старина. 1903. № 10.

25. Хованский С.А. Князья Хованские. М.: МЦНМО, 2007.

26. Цатурова М.К. Русское семейное право XVI–XVIII вв. М.: Юридическая литература, 1991.

27. Цатурова М.К. Три века русского развода. М.: Логос, 2011.

28. Bisha R. The promise of Patriarchy. Marriage in Eighteenth-Century Russia. PhD dissertation. University of Indiana, 1994.

29. Fedyukin I. Lost in Translation: Trediakovskii’s Journey to the Island of Love and Its Courtly Context. Slavonic and East European Review. 2019. N 97(4). P. 601–628.

30. Joukovskaia A. A Living Law. Divorce Contracts in Early Modern Russia. Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 2017. N 18(4). P. 661–681.

31. Kaiser D. ‘Whose Wife Will She Be at the Resurrection?’ Marriage and Remarriage in Early Modern Russia. Slavic Review. 2003.Vol. 62, N 2. P. 302–323.

32. Kushner N. Erotic Exchanges. The World of Elite Prostitution in Eighteenth- Century Paris. Cornell University Press, 2013.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести