Везде
The Third Memory
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
The Third Memory
Annotation
PII
S023620070019076-0-1
DOI
10.31857/S023620070019076-0
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Alexander S. Drikker 
Affiliation: St. Petersburg State University
Edition
Volume 33 Issue 1
Pages
80-99
Abstract

The paper is the result of long reflections on the essence and mechanisms of human memory. The complex phenomenon of memory is considered in the article from the perspective of various approaches, both natural science and human science, in which memory is understood either as a biological property, or as a social function, or as a cultural construct. The author puts forward a hypothesis that in the current age of high technologies we can talk about the formation of a third type of memory, some kind of artificial storage, in which personal and internal experiences coexist with a continuous flow of external information. The virtual nature of such a memory to a certain extent eliminates the usual opposition between the collective and the individual, and thereby not only expands the epistemological capabilities of a person, but also significantly corrects his existential parameters.

Keywords
memory, intelligence, evolutionary approach, collective memory, artificial memory
Received
14.03.2022
Date of publication
14.03.2022
Number of purchasers
14
Views
1067
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf
1 Если базу сознания составляет наследственный и благоприобретенный опыт, то личность — это конформное отображение такого опыта, или памяти. Именно память являет тот уникальный потенциал, который предопределяет мышление и чувства, порождает сокровенные мечты и направляет наши действия.
2 Что представляет собой эта удивительная «база данных»? Согласно аналитической установке на дихотомию, выделяются произвольная и целенаправленная, имплицитная и эксплицитная, когнитивная и эмоциональная память. Популярна также еще одна пара — память индивидуальная и коллективная. Данное двоичное деление, востребованное для толкования социальных вопросов, психологических феноменов и поведенческих особенностей, с биологической организацией памяти никак не связано. Современные представления о работе мозга и нейронной системы не допускают, чтобы память, несмотря на наличие специализированных областей коры и подкорки, дифференцировалась наподобие библиотечных разделов [см.: Блум, 1988].
3 Зная, сколь многообразно некий памятный факт вовлекается в психические процессы, определяющие как характер общественного поведения, так и сугубо приватные переживания, естественно спросить: быть может, сознание или подсознание используют различные механизмы при обращении к специализированным зонам мозга? Нет, и такое предположение приходится отвергнуть, ибо принцип действия нейронных модулей мозга неизменен [см.: Курцвейл, 2015]. Структура коры головного мозга универсальна, основные агенты этой структуры (кортикальные колонки нейронов) действуют по единой схеме и в зрительной области коры, и в слуховой, и в ассоциативной [см.: Mountcastle, 1975].
4 Каким же образом потенциал памяти на протяжении тысячелетий обеспечивал сохранение культуры и ее восходящее движение? Как удавалось культуре — интегральному опыту — поддерживать автокаталитическое расширение памяти? И что представляет собой тот эволюционный механизм, который, действуя с далеких палеолитических времен, организует культурное ускорение?
5 Еще более острые вопросы ставит внезапное появление особой вселенской памяти, безлимитно наполняющей просторы необъятного цифрового облака. Как скажется это вторжение на климате и почве привычного культурного ландшафта? Призвано оно дать каждому возможность формироваться по-своему или, напротив, спаять человечество единством эталонов и упований? А может, замечательная человеческая память (развитая в номогенезе [Берг, 1922]) предназначена для решения эволюционных задач в системе гораздо более широкой, нежели мир людей?
6

Две памяти
7 Наличие памяти отделяет живое от неживого. Г. Спенсер отличает живое способностью к устойчивой селективной реакции на раздражение [Спенсер, 1997]. Уже амеба «брыкается», избегая внешнего воздействия, либо плывет в ту сторону, где имеется пища. Все живое, уже на уровне одноклеточных, представляет собой (если обратиться к популярной в информационный век терминологии) кибернетические системы, действия которых определены в катушках памяти. Наполнение этих катушек осуществляется благодаря основному психоидному свойству живого — мнеме, то есть возможности за счет инерции зрительных, слуховых и прочих восприятий удерживать действие прежних раздражителей и применять их для адаптации. Недаром историю человечества сопровождает постоянная шлифовка методов мнемотехники.
8 Если культуру представить как акцентированную и осознанную память, то эволюцию культуры следует рассматривать как выбор опыта, достойного запоминания. Критерием отбора выживающих культурных мутаций служит преимущество в информационном ускорении [см.: Дриккер, 2000], в скорости аккумулирования расширяющей память информации. Течение данного процесса напрямую связано с развитием мнемотехники, и важнейшие этапы такого развития — сказительский, письменный, книгопечатный, информационный — размечают историческое движение не менее показательно, чем смена веков: каменный, бронзовый, железный, электронный. В культуре информационного общества влияние мнемотехники особенно ощутимо.
9 Не вдаваясь в анализ широкого спектра представлений о памяти, ограничимся констатацией достаточно наглядного. Человек наделен персональной памятью, присущей лишь ему и никому другому. Эта память по определению субъективна, зависит от генетики, воспитания и, более всего, от уникального набора собственных, в недрах личностного сознания возникших впечатлений. И каждый полагает достоверными запечатленные его памятью картины реальности — реальности, безусловно, объективной!
10 Наряду с индивидуальным вѝдением, сугубо личным восприятием, в памяти человека еще непременно присутствуют речи наставников и сложившиеся в конкретной социокультурной среде общие представления о мире, неразрывно связанные с традицией, родным языком, родной историей. А это уже память, которую называют коллективной (общественной, групповой, классовой, иной раз даже — подсознательной). Такая память обладает вроде бы очевидными основаниями для претензий на объективный взгляд. И чем больше народа исповедует определенный комплекс установок, тем убедительнее заявка на объективность.
11 Неповторимая личная память заметно отделяет человека от персон даже самых близких. Мемуары современников, даже земляков и членов одной корпорации, зачастую на удивление не совпадают. Фильм А. Куросавы «Расемон» (экранизация рассказа Р. Акутагавы «В чаще») — яркая иллюстрация того, как достаточно простая коллизия оживает в памяти ее участников буквально разными сюжетами. Так предпочтительнее ли память коллективная? Сближающая и объединяющая людей, она гораздо надежнее? Однако и коллективные картины мира капризны, гибко преображаясь вместе со сменой обстоятельств, критериев и вкусов. Зависимость коллективной памяти от контекста общественных настроений порой просто поразительна.
12 Казалось бы, недавняя история, свидетелей сколько угодно, так что нетрудно вспомнить, как жилось религии в СССР. Давайте вспомним. По идеологическим соображениям религиозный вопрос, конечно, всячески изымался из общественного оборота. Хотя изымать фактически было нечего — присутствие религии в публичной и личной жизни было едва заметно (более всего оно проявлялось, пожалуй, на лекциях по научному атеизму, совершенно безынтересных как для учащихся, так и для лекторов). Как сообщает современное исследование, «общее количество штатных православных священнослужителей в Ленинграде [накануне Отечественной войны] не превышало 25 человек, кроме того, было около 30 приписных, заштатных и тайных священников» [Шкаровский], и это — на три миллиона жителей… Сегодня же большинство, даже среди моих престарелых ровесников, убеждены, что религиозные чувства никогда не умирали, а лишь скрывались из опасения репрессий. Ну, а с падением гнета вмиг пышно расцвели — это ли не лучшее подтверждение глубокой укорененности религии на протяжении всего советского прошлого? И молодое поколение уже ни за что не поверит, что более полувека их отцы и деды жили в абсолютно — абсолютно! — атеистической стране.
13 Как сочетаются персональная и коллективная память, какова их значимость для культурной динамики? Что же важнее: то, в чем люди схожи, или то, чем они отличны? Обратимся за разъяснениями к классикам.
14 А. Бергсон выделяет два рода памяти: «Первая записывает в виде образов воспоминаний все события… Без задней мысли о пользе или практическом применении она сохраняет прошедшее в силу одной естественной необходимости. При ее помощи становится возможным… интеллектуальное распознание уже полученного восприятия; к ней мы прибегаем всякий раз, когда поднимаемся по склону нашей прошлой жизни для розыска там какого-нибудь образа. Память второго рода — та, которую обыкновенно изучают психологи… всегда устремленная на действие, сущая в настоящем и имеющая в виду лишь будущее… есть скорее привычка… В этих двух памятях… одна воображает, a другая повторяет» [Бергсон, 1999: 485–486]. Разрабатывая свою концепцию творческой эволюции, Бергсон интересуется только персональной памятью, про коллективную он нигде не упоминает. Но почти наверняка коллективную память он отнес бы к разряду механической, адаптивной, предназначенной обслуживать память первого рода, проясняя ее выбор.
15 М. Хальбвакс также различает две памяти, «одну из которых можно, если угодно, назвать внутренней, а другую — внешней, или же первую личной, а вторую — социальной» [Хальбвакс, 2005]. Полемизируя с Бергсоном, он пишет: «На наш взгляд, напротив, остаются не какие-то готовые образы, сохранившиеся в подземных ходах нашего сознания, но в самом обществе содержатся все сведения, необходимые для того, чтобы восстановить ту или иную часть нашего прошлого, о которой мы имеем неполное или нечеткое представление или которое даже казалось нам полностью ушедшим из нашей памяти» [там же]. И еще: «Чаще всего я вспоминаю о чем-то потому, что к этому побуждают меня другие, что их память помогает моей памяти, а моя память опирается на их память… В таком смысле получается, что существует коллективная память и социальные рамки памяти, и наше индивидуальное мышление способно к воспоминанию постольку, поскольку оно заключено в этих рамках и участвует в этой памяти» [Хальбвакс, 2007: 28–29]. «Носителем всякой коллективной памяти является группа. В памяти… на передний план выступают сходства» [Хальбвакс, 2005].
16 В конце ХХ века П. Нора наблюдает смену традиционного представления об истории как области коллективного, а памяти — как области индивидуального. Отмечая, что в результате демократических, демографических, идеологических процессов в современной культуре активизируются идеи коллективной памяти и самоидентификации, он констатирует трансформацию привычной оппозиции коллективного и личного [Нора, 2005]. Интересные выводы Нора побуждают еще внимательнее отнестись к характеру обозначенных им перемен.
17 Несмотря на очень несхожие, скорее принципиально расходящиеся, представления о природе и роли двух типов памяти, сама по себе подобная дифференциация споров не вызывает: каждому индивиду присущи оба типа памяти, которые используются соответственно личным склонностям. «Индивиду доступны два типа памяти [коллективная и индивидуальная]. Но в зависимости от того, соотносится ли он с той или другой из них, он занимает две совершенно разные и даже противоположные позиции» [Хальбвакс, 2005].
18 Персональные (осознанные или нет) предпочтения, отдаваемые одному из типов памяти, распределены стохастически. Но, вероятно, на уровне популяции существует общая закономерность, управляющая порядком мобилизации памяти. Увязывая динамику культуры с развитием памяти, логично предположить, что данная закономерность носит характер эволюционный. Попытаемся выяснить суть последней.
19

Эволюционный механизм
20 Обратимся к теории дихронной эволюции. Согласно В.А. Геодакяну, сложная система в процессе адаптивной эволюции дифференцируется на две сопряженные подсистемы — консервативную (стабильное ядро) и пробную, оперативную, которая начинает и заканчивает эволюционные перемены [Геодакян, 1998]. Попробуем в этом ракурсе взглянуть на эволюционную аккумуляцию опыта.
21 Нарастающий культурный багаж племени, этноса или иного устойчивого объединения представим как суммарный объем опыта, обретаемого во взаимодействиях со средой. Включающая большинство членов популяции консервативная часть общества гарантирует сохранение базовых ментальных установок, практических навыков и поведенческих стереотипов. Расположенное к новациям меньшинство представляет оперативную часть, которая нацелена на отбор и аккумуляцию перспективных мутаций.
22 В благоприятных условиях накопленный информационный запас обеспечивает комфортную стабильность и потребность в оперативном приращении минимальна. В условиях экстремальной неустойчивости система вынуждена искать возможности для конкурентной борьбы путем обновления опыта и роль оперативной подсистемы (ее характеризует показатель пластичности — соотношение оперативной и консервативной составляющих) возрастает. Миссия памяти, оперативной либо консервативной, в этом циклическом увеличении культурных ресурсов фундаментальна.
23 Сохранение гигантского объема «постоянной» культурной памяти в исторические времена осуществляется посредством мощных общественных институтов, обеспечивающих прочность опыта, его надежное воспроизводство и передачу следующему поколению. Но умножение запасов культуры невозможно без вклада индивидуальных добытчиков нового знания. Причем внедрение находок оперативной личной памяти проходит, как правило, с трудом, всячески тормозится. Это срабатывает определенный эволюционный принцип: «для эволюции необходимы мутации, но абсолютное большинство носит вредный характер, живые системы “избегают их”» [Югай, 1985: 209–210]. К тому же обильные поступления новаций угрожают стабильности основного фонда.
24 Поскольку приток жизненно необходимого для популяции новаторства ограничен, крайне важна оптимальность распределения способностей к поиску нового знания. Аналогия (конечно же, весьма условная) с техническим каналом связи подсказывает, что было бы пагубно размазать потенциал, наделив каждого члена группы равной крохотной долей «творческой энергии» [Лебедев, 1964]. Эффективнее выделить узкую подгруппу щедро заряженных новаторов. Из кого составляется данная подгруппа? Творческие способности, судя по всему, даются человеку от рождения (в конце концов, семья и школа так или иначе пестуют природные задатки). Но с чем связан врожденный ориентир на постоянство либо новшества?
25 В теории дихронной эволюции концепция адаптивных фенотипов для стабильной или изменчивой среды включает анализ врожденной право- или леворукости и соответствующих психоповеденческих стратегий. Правши, как выясняется, обычно от природы консервативны, левши — ориентированы на реформы [Геодакян, 1997]. О причинах и следствиях нарушения стандарта праворукости, которая регулируется левым полушарием мозга, и появлении управляемой правым полушарием леворукости существует немало гипотез. Популяционный баланс левшей/правшей весьма непостоянен и труднообъясним [ McManus , 2002]. Он, например, повсеместно выше среди мужчин, а у народов Папуа —Новой Гвинеи в два-три раза выше, чем в Европе и США, где левши составляют примерно 1/10 населения [Спасская, 1997]. Никаких данных относительно влияния среды на эту пропорцию нет, хотя такое влияние выглядит не менее вероятным, чем хорошо известные изменения численного соотношения полов в годы природных или социальных катаклизмов, скажем «феномен военных лет», когда во время мировых войн в Европе доля рождающихся мальчиков увеличивалась на 2–2,5% [Heath, 1954].
26 Конечно, заключить, что стабильность — это всегда плоды усилий, опирающихся на коллективную память правшей, а обновление обеспечивается исключительно левшами, было бы чересчур наивно. Уместнее отнести к разряду «левшей» всякое креативное меньшинство с доминированием индивидуальной памяти и нестандартным мышлением.
27 Индивидуальная память — довольно позднее произведение эволюции. В начальной фазе человеческого рода люди обходились инстинктом, комплексом врожденных поведенческих программ для выживания вида. По мере усложнения сознания спектр готовых неосознанных реакций на раздражение (безусловных рефлексов) расширялся ценным для соплеменников опытом особо любознательных смельчаков, нарушавших стереотипы и стимулировавших вызревание рефлексов новых — условных. В этом процессе оттеснения безусловных рефлексов с их мгновенным безальтернативным ответом и формировалась творчески активная индивидуальная память.
28 Очевидный пример доминирования индивидуальной памяти — гении, сверхталанты, чья деятельность на все лады демонстрирует слом установленных стандартов: религиозных (Лютер, Дарвин), политических (Александр Македонский, Юлий Цезарь), национальных (Спиноза, Петр Первый), социально-этических (Байрон, Лермонтов), эстетических (Рембрандт, Э. Мане), научно-догматических (Лобачевский, Эйнштейн) и т.д. Всегда оригинально и жизненное поведение этих то ли аморальных, то ли как-то особенно высоконравственных представителей свободной от предрассудков, в терминологии А. Бергсона — «открытой» [Бергсон, 1994], морали. И память их столь же отличается от рядовой, сколь и их чрезвычайная впечатлительность, неординарность образного мышления и поразительно высокая степень доверия собственной интуиции.
29 Доминирование индивидуальной памяти имеет не только положительные стороны. Укрепляя личность, оно параллельно потворствует эгоизму, завышает самооценки, терзает душу эмоциями, иной раз доводящими до психозов, а природная устремленность к новым горизонтам нередко оборачивается пренебрежением традицией. Что еще раздражает общество в персонах с отчетливым доминированием индивидуальной памяти — так это их привычка оспаривать существующий порядок вещей и развенчивать идеалы. От Диогена до В. Высоцкого рефрен их аналитических наблюдений: «Нет, ребята, все не так,| Все не так, ребята!»
30 А что же коллективная память? Если следовать М. Хальбваксу, то это память усредненная — «память группы». Она, несомненно, в целом более позитивна и не менее эмоциональна. (Любой когнитивный отпечаток в нейронных сетях окрашен эмоциональным сопровождением, вне которого вообще невозможно твердое запоминание.) Она уютнее, комплиментарнее мятежной индивидуальной памяти, в ней шире коллекция простых, но пережитых сообща и словно помноженных на количество участников радостей, будь то прелесть общих семейных воспоминаний, воодушевление на праздничном параде, теплота встречи с одноклассниками или дружный восторг спортивных болельщиков. Сила коллективной памяти — в теснейшей связи с корнями человеческого сознания, с фундаментальным первобытным опытом победного выживания людей в дикой природе. Характерно, что идеологемы, апеллирующие к древним инстинктам, имеют наиболее массовый отклик. Коллективная память дает уверенность, избавляя от душевных смут и головоломок изощренной психики. Темная сторона коллективной памяти — в ее опасной близости реакциям стадного безмыслия. Так, воспоминания о войне могут пробудить благоговение перед жертвенным мужеством защитников своих детей и матерей, а могут отозваться агрессивной жаждой без разбора громить чужаков.
31 Разумеется, сугубо личные и социально обусловленные воспоминания не живут изолированно. «Любовь к родному пепелищу,| Любовь к отеческим гробам» равно волнует и одиноких гениев, и толпы их сограждан, и управителей страны, и критиков властей. Душевно раненый страданием крепостного люда А. Радищев или яростно проклявший войну фронтовик В. Астафьев — уж никак не меньшие патриоты России, чем императрица Екатерина или полковник Л. Брежнев.
32 Коллективная память, конечно же, роднит нас, благоприятствуя постоянству жизненной среды, отвечая инстинктивным опасениям всегда непредсказуемых перемен и умеряя человеческие страхи. С другой стороны, расчищать неизбежные завалы омертвевших элементов культуры способно лишь бунтарство индивидуальной памяти, стимулирующей полет свободной мысли. Недаром, однако, жизнь не переполнена феерически одаренными и страстно вольнолюбивыми личностями. Всецело устремленные в неведомую высь, их порывы плохо согласуются с первейшей задачей — сохранять возделанный человечеством драгоценный культурный слой. Эволюция выбирает оптимальный вариант, в котором армия верных защитников устоев дополняется немногочисленным отрядом отчаянных радикалов.
33 Есть еще один аспект непростого дуализма человеческой памяти (и непременно коллективной, и органично индивидуальной). Трудно совместимая природа составляющих памяти — одно из оснований серьезного бытийного конфликта, едва ли не более глубокого, чем вековечный антагонизм бедных и богатых. Уже сегодня есть реальные примеры того, как прилично обеспечить материальные потребности беднейших слоев общества. Но как преодолеть разрыв между творчески одаренными индивидуумами и массой людей, по тем или иным причинам не проявивших влечения к творчеству, — по-прежнему непонятно. Эволюция, надо надеяться, тоже обеспокоена данной проблемой, тем более что появились некоторые намеки на изменение ситуации.
34

Третья память
35 В старинном феодальном мире персонального внимания со стороны общества удостаивались отнюдь не все (черный люд незачем особо различать: у японского рыбака нет фамилии, он — просто рыбак; не имеет фамилии и русский крепостной, во владениях графа Воронцова-Дашкова все крестьяне — Воронцовы как движимое воронцовское имущество). В сегодняшнем демократическом мире каждый из миллиардов владельцев гаджетов помимо фамилии идентифицирован SIM–картами, IP-адресами, а следовательно, обладает возможностью подробно фиксировать в Web-сети личные взгляды, мнения, мельчайшие детали частной жизни, предъявляя их всему свету и отправляя на вечное хранение в цифровом облаке.
36 Как очередной, технически еще более совершенный вариант внешней памяти интернет в преемственности письменной, книгопечатной, тиражной культуры даже не слишком удивляет. Масштабы интернета меняют всё. Память, легко и прочно вбирающая в себя любые тексты, любые изображения, любую музыку в любом объеме, — это действительно новая и необыкновенная память. Она, конечно, восхищает: кликни мышкой — и на экране возникнет что угодно, от Библии до вчерашней сенсации. Но и смущает — нет ценностного отбора, на котором издревле строилась память людей. И кстати, какому, коллективному или индивидуальному, типу памяти призвана способствовать третья память, память цифрового облака?
37 Возможность без каких-либо барьеров непосредственно питаться лучшими плодами мировой культуры рисует недалекое счастье, когда, как мечталось О. Родену, у каждого человека будет душа художника. Однако личностные устремления на предоставленной интернетом богатейшей культурной почве дают не слишком впечатляющие всходы. Тот высокий культурный ценз, который определили наука и искусство, еще не знавшие интернета, ныне явственно понижается. Самостоятельность мышления на сетевом просторе чаще всего выражается поиском идейных соратников. Независимость мнения отстаивается главным образом в межпартийных распрях. Творческий импульс самостояния не гаснет, но довольно заметно тускнеет.
38 Нарастающее в современной коммуникационной культуре предпочтение общественно-группового пространства говорит о тенденции явно не в пользу индивидуалистической линии. Тогда, быть может, третья память возникла, дабы открыть новые возможности для развития памяти коллективной? Например, чтобы эта память стала фундаментом чаемого в трудах Н. Бердяева и Питирима Сорокин «нового средневековья», означающего «конец гуманизма, индивидуализма, формального либерализма культуры Нового времени и начало новой коллективной религиозной эпохи, в которую должны выявиться противоположные силы и начала, должно обнаружиться все, что оставалось в подпочве и подсознательном новой истории» [Бердяев, 2002: 244]. Находя отчетливые признаки средневековья в актуальной общественно-культурной среде, У. Эко полагает, что «средние века уже начались» [Эко, 1994].
39 Метафорически, может, и начались, а в реальности специфика нашего времени — это не снившаяся никакому средневековью фантастическая скорость перемен, вызванных в первую очередь темпами совершенствования технологий.
40 Коллективная память языком сегодняшней науки рассматривается как вполне конкретный «надындивидуальный механизм хранения и передачи некоторых сообщений (текстов) и выработки новых» [Лотман, 1992: 200].
41 Вследствие того, что «Интернет делает возможной мировую коммуникацию, связывая отдельные миры в сеть» [Больц, 2011: 10], а «растущая сложность западной цивилизации заставляет полностью механизировать воспоминание, сохранение и архивирование» [там же: 85], Н. Больцем выдвинуто теоретическое положение: «масса глупых может быть умнее, чем самый умный, если гарантировано, что они бесприпятственно могут включать свои отклоняющиеся суждения в общее мнение» [там же: 115]. Практикой глобальных сетей этот оптимистичный тезис пока не очень подтверждается.
42 Отсвет некоторого разочарования касательно разумности современного общества несомненно присутствует и во множестве исследований коллективного интеллекта с целью увеличить то, что Г. Блум назвал «групповым IQ» [Bloom, 2000], и в новых взглядах на биологическую эволюцию в русле выдвинутой Р. Докинзом, удаляющей человека из центра внимания теории «эгоистичного гена» [Докинз, 2013]. У самого авторитетного футуролога современности — Р. Курцвейла и его научных сторонников главный расчет делается на искусственный интеллект и киборгизацию населения. Планируется повысить недостаточный творческий потенциал человеческого мозга «за счет небиологического эквивалента» [Курцвейл, 2015: 135].
43 Что ж, если найдется технический способ (путем вживления в мозг чипов или путем более милосердным) оборудовать память людей облачным запасом культурной информации, сознание массово обретет силы побеждать в интеллектуальных соревнованиях эрудицию суперкомпьютера Ватсон (англ. Watson). И тогда уж считанных десятилетий — как предполагали Д. Белл [Белл, 2004] и Э. Тоффлер [Тоффлер, 2010], а сегодня прогнозирует Р. Курцвейл — хватит, чтобы достичь всемирного торжества разума.
44 Здесь трудно удержаться от иронии, но без высоких технологий, похоже, впрямь не обойтись. Захватившее человечество общение миллионов сетевых «френдов» отличается не столько народным здравым смыслом, на который возлагались надежды в антитоталитарном романе Дж. Оруэлла «1984», сколько дружным тяготением к блаженному инфантилизму «дивного нового мира» из одноименной книги О. Хаксли. Испокон веков присущий человеку видовой «познавательный инстинкт» словно бы увядает. Кромешное невежество большинства блогеров и их аудитории перестает удивлять. В самых демократических, самых цивилизационно развитых обществах прокламируемый курс на меритократию и непрерывное образование сопровождается падением как монетарной, так и общественной ценности знания. Что происходит? Рушится мир? Эволюционно исчерпался гуманистический проект? А может, мы не так смотрим?
45 Вот виртуальное облако третьей памяти. Если воспринимать его не только как полезный сервис и страховку от забывчивости, нам предстанет довольно странный каталог текущей жизни со всеми ее достижениями, свершениями и суетной чепухой. Почему, собственно, возникает желание назвать эту цифровую копию всевозможных записей человеческого бытия памятью не «дополнительной», не «вспомогательной», а именно «третьей»? Минуя безбрежную тему триад, троичности в истории культуры (тема популярна у культурологов, обстоятельно рассматривается, например, в специальной монографии Е. Борзовой [Борзова, 2007]), акцентируем лишь момент некоего отличия третьей составляющей от первых двух.
46 При всем многообразии триадных версий в религиозных, философских, эзотерических и прагматических концепциях, как бы ни трактовался третий элемент относительно соседствующей пары — у него всегда особая позиция. В графических символах тройственности это вершина треугольника или центральный узел трехчастной композиции. В словесных формулах триединства перечисление компонентов подспудно диктует ритмическую паузу перед определением третьего сочлена: дружественность-враждебность и нейтральность, минимум-максимум и оптимум, теза-антитеза и синтез и пр. Ощутимо, что третья часть итожит, объединяет, умиротворяет, переводит на новый уровень антагонизм предшествующей бинарной оппозиции. Подобные характеристики вполне приложимы и к облаку возникшей на культурном поле цифровой, третьей памяти. Налицо объединительное начало этой памяти, индифферентной относительно индивидуального либо коллективного вектора хранимых материалов. Очевидна установка облака на неограниченный контент, что в принципе чуждо аналитическим членениям или иерархическим лестницам.
47 По сути, цифровое облако памяти отлично иллюстрирует введенное Ж. Делёзом и Ф. Гваттари понятие ризомы как способа организации без жесткой структурности и с полной открытостью [см., напр.: Делез, 2010]. Ассоциативно же образ витающей над миром облачной памяти невольно связывается с образом ноосферы. Идею формирующейся человеческим сознанием особой субстанции вокруг земного шара строгая наука отвергает, полагая утопической. Однако почему бы не увидеть возникновение виртуальной третьей памяти как шаг к реализации красивой увлекательной идеи?
48 Позавчера — утопия, а со вчерашнего дня — факт. Такова атмосфера нынешних скоростных перемен. Д. Харауэй еще в 1985 году отмечала, что мы не успели заметить, как стремительно растворялись извечные оппозиции, истончалась казавшаяся незыблемой граница между природным и культурным, органическим и машинным, физическим и нематериальным; не обратили серьезного внимания на то, как решительно новые технологии воздействуют на все слагаемые жизни вплоть до «социальных отношений сексуальности и воспроизводства» [Харауэй, 2017: 53].
49 Возникновение облака третьей памяти, как представляется, сигнализирует о возможной перенастройке некоторых ментальных привычек.
50

Климатические изменения
51 Утешительное научное наблюдение: «становятся заметными преимущества сетевого существования с точки зрения выживания человечества» [Больц, 2011:103]. И хотя нет уверенности, что выживание человечества входит непременным пунктом в планы эволюции, хотя даже наш врожденный антропоцентризм современная наука оценивает как позицию спорную, вопрос выживания человеческой популяции первостепенно важен для всех землян. Ведь не только в мрачных произведениях фантастов, но и в трудах серьезных ученых множатся варианты продолжения мировой истории, где человечеству с его ограниченными формами сознания места не найдется, где след человеческого разума если и сохранится, то не значительнее следов арифмометра в кибернетике будущего.
52 Но не меньше выживания своего вида (признаемся себе — гораздо больше) тревожит человека роковая конечность собственного персонального существования. Несмотря на общую для мировых религий веру в посмертное бытие, несмотря на прозрения поэтов и научный закон, гласящий, что ничто не исчезает бесследно, перспективы загробной жизни для подавляющего большинства людей сомнительны. И сколько бы веков ни решалась экзистенциальная проблема жизни и смерти, а безусловно удовлетворяющих ответов нет.
53 В высшей степени ободрительно массы компьютерных пользователей десяток лет назад отнеслись к идее Р. Курцвейла расширить человеческий ум, слабоватый для решения подобных вечных проблем, дополнительным машинным разумом, который «будет главным образом находиться в облаке (в экспоненциально расширяющейся компьютерной инфраструктуре, к которой мы подключаемся для интерактивного общения)» [Курцвейл, 2015: 135], тем более что «мы уже передали облаку значительную часть нашей персональной, социальной, исторической и культурной памяти и в итоге поступим так же и с нашим иерархическим мышлением» [там же: 136]. В изложении указанной «эволюции разума по Курцвейлу» много будоражащих мыслей, много знаний изобретателя новейших рабочих систем в сфере высокой инженерии. Но куда ведет, какова цель ожидаемого к середине XXI века переворота, когда биологическое человечество сольется с машинным интеллектом в заветную сингулярность? Это высказано Курцвейлом с предельной четкостью: «Never Die»! Никогда не умирать!
54 Никогда не умирать? Средневековая монашеская легенда о печальной участи обреченного на вечную жизнь Агасфера для продвинутых технократов, конечно, — не указ. Подтверждение того, что нет ничего ужасней смерти, содержится в традиционных законодательствах о высшей мере наказания — смертной казни. Хотя мудрейший Сократ, получивший смертный приговор, вместо возможностей продлить жизнь выбирает чашу цикуты; он бестрепетно прощается с судьями: «Но вот уже время идти отсюда, мне — чтобы умереть, вам — чтобы жить, а кто из нас идет на лучшее, это ни для кого не ясно, кроме бога» [Платон, 1990: 96]. Да и примеры являвших абсолютное бесстрашие перед лицом смерти античных стоиков, святых отшельников, суровых викингов, свирепых самураев впечатляют много сильней, нежели лозунг блистательного технолога-футуролога, чьи грезы остаются на уровне обыденного страха навсегда исчезнуть, кануть в жуткую пустоту.
55 Мысль о своей смерти повергает человека в смятение, которого не рассеять ни Сократу, ни Курцвейлу. Научаться тут чужой мудростью не выходит, подключать мозги к машине не вдохновляет — как говорится, душа не приемлет. А что же она приемлет, эта капризная душа?
56 Как когда-то к великому изобретению — печатной книге, сегодня душа человечества страстно и неразлучно прильнула к электронному другу, всегда готовому помочь, честному, никогда не спорящему, не укоряющему и, в отличие от представляющих свои сюжеты книг, полностью обращенному к конкретному запросу.
57 В этом фанатичном пристрастии, которое резко сократило число читателей, зато приобщило к интернету миллиарды людей всех континентов, — колоссальный ресурс для развития сознания. Речь сейчас, однако, не о безусловно важной просветительской, культурно-образовательной роли глобальной сети. Думается, в общении с доставляемой компьютером третьей памятью важнее всего — важней удобства пользования, качественного контента, перспективных симбиозов и пр. — невероятно востребованный, горячо заинтересованный контакт со своеобразной стихией цифрового облака. Мощный эмоциональный импульс данного прагматичного контакта — вот что обещает прочистить кое-какие тромбы в сосудистой системе нашего сознания. Вряд ли в условиях высокотехнологичного глобализма необходимо спешно заменять диалектику «триалектикой» [Борзова, 2007], но обновить некоторые маршруты мышления не мешало бы.
58 Замечательный диалектический метод превосходно освоен в части борьбы противоположностей и менее энергично, менее успешно применяется в поисках единого основания. Вероятно, причина тому —специфичная природа человека, его исторический опыт, а может, конфликтная парность просто понятнее и соблазнительней. Так или иначе, триадное единство теоретически, разумеется, получает формулировки, но органически волнующим остается лишь привычное «или так (и только так!) — или эдак (и только эдак!)». Как в приведенном выше характернейшем случае: либо жизнь, либо смерть, а третьего вроде бы не дано. Ну не дано — так желательно где-то дополучить. И есть надежда, что уже неотъемлемое от нашей мыслительной деятельности каждодневное, сокровенное, защищенное личным паролем общение с облаком цифровой памяти поможет выйти из клетки двоичной системы координат.
59 Пусть свалка всякой всячины (рыться на свалке, кстати, упоительное занятие — всегда найдется некое сокровище), зато какой пыл, какой энтузиазм у потребителя отзывчивой облачной памяти! Психология общения обязательно включает в перечень форм коммуникационного воздействия бессознательное подражание. Влияет ли на сознание постоянно, причем косвенно и ненавязчиво, втекающий в него поток самых разнородных частиц для составления вольных мозаик — это вопрос риторический. А раз влияние — значит результат. Вот, например, ценностная шкала коллективной и личной памяти выстроена по-разному — отсюда бесконечный спор, не рождающий истин. Прививка к двусторонней человеческой памяти многовариантной облачной вольности способна, как представляется, растормозить сознание, то и дело застревающее в безвыходности жестких бинарных оппозиций. Дело, конечно, не быстрое, но исподволь перенастройка памяти, без сомнения, уже началась.
60 Хватит ли, даже с такой прививкой, потенциала, чтобы человек собственными силами, без чипов и нанороботов, смог существенно расширить свое сознание? Должно хватить: «Чем сложнее устроен организм, тем выше вероятность его дальнейшего усложнения» [Марков, 2009: 47]. А чего ради расширяться, усложняться? Да чтоб азартнее существовать, тренируя пластичность закосневшего ума, оттачивая слух к тихим подсказкам интуитивных ощущений и приближаясь, в частности, к разгадке того, что уловила пушкинская интуиция:
61

Все, все, что гибелью грозит,Для сердца смертного таит Неизъяснимы наслажденья — Бессмертья, может быть, залог.

References

1. Bell D. Gryaduschee postindustrial'noe obschestvo: Opyt sotsial'nogo prognozirovaniya / per. s angl. pod red. V.L. Inozemtseva. M.: Academia, 2004.

2. Bell D. Gryadushchee postindustrial'noe obshchestvo: Opyt sotsial'nogo prognozirovaniya [The Coming of Post-industrial Society: A Venture in Social Forecasting], transl. from Engl. ed. by V. Inozemtsev. Moscow: Academia Publ., 2004.

3. Berg L.S. Nomogenez, ili Ehvolyutsiya na osnove zakonomernostej. Peterburg: Gos. izd-vo, 1922.

4. Berg L.S. Nomogenez, ili Evolyutsiya na osnove zakonomernostei [Nomogenesis, or Evolution Based on Regularities]. Petersburg: State Publ. House, 1922.

5. Bergson A. Dva istochnika morali i religii / per. s fr. A.B. Gofmana. M.: Kanon, 1994.

6. Bergson H. Dva istochnika morali i religii [The Two Sources of Morality and Religion], transl. from French by A. Gofman. Moscow: Kanon Publ., 1994.

7. Bergson A. Materiya i pamyat' / per. s fr. A. Bauler // Bergson A. Tvorcheskaya ehvolyutsiya: Materiya i pamyat'. Minsk: Kharvest, 1999. S. 413–668.

8. Bergson H. Materiya i pamyat' [Matter and Memory], transl. from French by A. Bauler. Bergson H. Tvorcheskaya evolyutsiya: Materiya i pamyat' [Creative Evolution: Matter and Memory]. Minsk: Kharvest Publ., 1999. P. 413–668.

9. Berdyaev N.A. Novoe srednevekov'e: Razmyshlenie o sud'be Rossii i Evropy // Berdyaev N.A. Smysl istorii: Novoe srednevekov'e. M.: Kanon+, 2002. S. 220–313.

10. Berdyaev N.A. Novoe srednevekov'e: Razmyshlenie o sud'be Rossii i Evropy [New Middle Ages: Reflection on the Fate of Russia and Europe]. Berdyaev N.A. Smysl istorii: Novoe srednevekov'e [The Meaning of History: New Middle Ages]. Moscow: Kanon+ Publ., 2002. P. 220–313.

11. Blum F., Lejzerson A., Khofstedter L. Mozg, razum i povedenie / per. s angl. E.Z. Godinoj. M.: Mir, 1988.

12. Bloom F., Lazerson A., Hofstadter L. Mozg, razum i povedenie [Brain, Mind and Behavior], transl. from Engl. by E.Z. Godina. Moscow: Mir Publ., 1988.

13. Bol'ts N. Azbuka media / per. s nem. L. Ionina, A. Chernykh. M.: Evropa, 2011.

14. Boltz N. Azbuka media [ABC of Media], transl. from Germ. by L. Ionin, A. Chernykh. Moscow: Evropa Publ., 2011.

15. Borzova E.P. Triadologiya. SPb.: SPbGUKI, 2007.

16. Borzova E.P. Triadologiya [Triadology]. St. Petersburg: St. Petersburg State Univ. of Culture Publ., 2007.

17. Geodakyan V.A. Ehvolyutsiya asimmetrii, seksual'nosti i kul'tury: (Chto takoe kul'tura s tochki zreniya teoreticheskoj biologii?) // Informatsionnoe mirovozzrenie i ehstetika: Tr. mezhdunar. nauch. simp. «Vzaimodejstvie cheloveka i kul'tury: teoretiko-informatsionnyj podkhod» / pod red. V.M. Petrova, V.P. Ryzhova. Taganrog: Izd-vo Taganrog. gos. radiotekhn. un-ta, 1998. S. 116–143.

18. Geodakyan V.A. Evolyutsiya asimmetrii, seksual'nosti i kul'tury: (Chto takoe kul'tura s tochki zreniya teoreticheskoi biologii?) [The Evolution of Asymmetry, Sexuality and Culture: (What is Culture from the Point of View of Theoretical Biology?)]. Informatsionnoe mirovozzrenie i estetika: Trudy mezhdunarodnogo nauchnogo simpoziuma “Vzaimodeistvie cheloveka i kul'tury: teoretiko-informatsionnyi podkhod” [Information Worldview and Aesthetics: Proceedings of the International Scientific Symposium “Human and Culture Interaction: Information-Theoretical Approach”], ed. by V.M. Petrov, V.P. Ryzhov. Taganrog: Taganrog State Radio Engineering Univ. Publ., 1998. P. 116–143.

19. Geodakyan V.A., Geodakyan K.V. Novaya kontseptsiya levorukosti // Doklady Akademii nauk. 1997. T. 356, № 6. S. 838–842.

20. Geodakyan V.A., Geodakyan K.V. Novaya kontseptsiya levorukosti [The New Concept of Left-handedness]. Reports of the Academy of Sciences. 1997. Vol. 356, N 6. P. 838–842.

21. Delez Zh., Gvattari F. Tysyacha plato: Kapitalizm i shizofreniya / per. s fr. Ya.I. Svirskogo. Ekaterinburg; M.: U-Faktoriya: Astrel', 2010. S. 6–45.

22. Deleuze G., Guattari F. Tysyacha plato: Kapitalizm i shizofreniya [A Thousand Plateaus: Capitalism and Schizophrenia], transl. from French by Ya.I. Svirskii. Ekaterinburg; Moscow: U-Faktoriya: Astrel' Publ., 2010. P. 6–45.

23. Dokinz R. Ehgoistichnyj gen / per. s angl. N. Fominoj. M.: AST: Corpus, 2013.

24. Dawkins R. Egoistichnyi gen [The Selfish Gene], transl. from Engl. by N. Fomina. Moscow: AST: Corpus Publ., 2013.

25. Drikker A.S. Ehvolyutsiya kul'tury: informatsionnyj otbor. SPb.: Akadem. proekt, 2000.

26. Drikker A.S. Evolyutsiya kul'tury: informatsionnyi otbor [The Evolution of Culture: Information Selection]. St. Petersburg: Akademicheskii proekt Publ., 2000.

27. Kurtsvejl R. Ehvolyutsiya razuma / per. s angl. T.P. Mosolovoj. M.: Ehksmo, 2015.

28. Kurzweil R. Evolyutsiya razuma [The Evolution of Reason], transl. from Engl. by T.P. Mosolova. Moscow: Eksmo Publ., 2015.

29. Lebedev D.S., Levitin L.B. Perenos informatsii ehlektromagnitnym polem // Problemy peredachi informatsii. Vyp. 16. M.: Izd-vo AN SSSR, 1964. S. 5–20.

30. Lebedev D.S., Levitin L.B. Perenos informatsii elektromagnitnym polem [Information Transmission by Electromagnetic Field]. Problems of Information Transmission. Iss. 16. Moscow: USSR Academy of Sciences Publ., 1964. P. 5–20.

31. Lotman Yu.M. Pamyat' v kul'turologicheskom osveschenii // Lotman Yu.M. Izbrannye stat'i: v 3 t. T. 1. Tallinn: Aleksandra, 1992. S. 200–202.

32. Lotman Y.M. Pamyat' v kul'turologicheskom osveshchenii [Memory in Culturological Lighting]. Lotman Y.M. Izbrannye stat'i: v 3 t. [Selected Articles: in 3 vol.]. Vol. 1. Tallinn: Aleksandra Publ., 1992. P. 200–202.

33. Markov A.V. Ehvolyutsionnyj progress. Razvitie zhizni kak dvizhenie ot prostogo k slozhnomu // Ehkologiya i zhizn'. 2009. № 2. S. 44–51.

34. Markov A.V. Evolyutsionnyi progress. Razvitie zhizni kak dvizhenie ot prostogo k slozhnomu [Evolutionary Progress. Development of Life as a Movement from Simple to Complex]. Ecology and Life. 2009. N 2. P. 44–51.

35. Nora P. Vsemirnoe torzhestvo pamyati / per. s fr. M. Sokol'skoj // Neprikosnovennyj zapas. 2005. № 2/3. S. 202–208 [Ehlektronnyj resurs]. URL: http://magazines.russ.ru/nz/2005/2/nora22.html (data obrascheniya: 16.11.2019).

36. Nora P. Vsemirnoe torzhestvo pamyati [The World Triumph of Memory], transl. from French by M. Sokolskaya. Neprikosnovennyi zapas. 2005. N 2/3. P. 202–208 [Electronic resource]. URL: http://magazines.russ.ru/nz/2005/2/nora22.html (date of access: 16.11.2019).

37. Platon. Apologiya Sokrata / per. s drevnegrech. M.S. Solov'eva // Platon. Sobranie sochinenij: v 4 t. T. 1. M.: Mysl', 1990. S. 70–97.

38. Plato. Apologiya Sokrata [The Apology of Socrates], transl. from Greek by M.S. Soloviev. Plato. Sobranie sochinenii: v 4 t. [Collected Works: in 4 vol.]. Vol. 1. Moscow: Mysl' Publ., 1990. P. 70–97.

39. Spasskaya D. Kto takie pravshi i levshi? // Nauka. 02.06.2017 [Ehlektronnyj resurs]. URL: https://nplus1.ru/material/2017/ 06/02/leftorium (data obrascheniya: 16.11.2019).

40. Spasskaya D. Kto takie pravshi i levshi [Who are Right-Handers and Left-Handers]? Nauka. 02.06.2017 [Electronic resource]. URL: https://nplus1.ru/material/2017/06/02/leftorium (date of access: 16.11.2019).

41. Spenser G. Sinteticheskaya filosofiya / per. s angl. P.V. Mokievskogo. M.: Nika-Tsentr, 1997.

42. Spenser H. Sinteticheskaya filosofiya [Synthetic Philosophy], transl. from English by P.V. Mokievskii. Moscow: Nika-Tsentr Publ., 1997.

43. Toffler Eh. Tret'ya volna / per. s angl. S. Barabanova, K. Burmistrova i dr. M.: AST, 2010.

44. Toffler A. Tret'ya volna [The Third Wave], transl. from Engl. by S. Barabanov, K. Burmistrov et al. Moscow: AST Publ., 2010.

45. Khal'bvaks M. Kollektivnaya i istoricheskaya pamyat': per. s fr. // Neprikosnovennyj zapas. 2005. № 2/3. S. 8–27 [Ehlektronnyj resurs]. URL: https://magazines.gorky.media/nz/2005/2/kollektivnaya-i-istoricheskaya-pamyat.html (data obrascheniya: 16.11.2019).

46. Halbwachs M. Kollektivnaya i istoricheskaya pamyat': per. s fr. [Collective and Historical Memory: transl. from French]. Neprikosnovennyi zapas. 2005. N 2/3. P. 8–27 [Electronic resource]. URL: https://magazines.gorky.media/nz/2005/2/kollektivnaya-i-istoricheskaya-pamyat.html (date of access: 16.11.2019).

47. Khal'bvaks M. Sotsial'nye ramki pamyati / per. s fr. S. Zenkina. M.: Novoe izd-vo, 2007.

48. Halbwachs M. Sotsial'nye ramki pamyati [The Social Frameworks of Memory], transl. from French by S. Zenkin. Moscow: Novoe izdatel'stvo Publ., 2007.

49. Kharauehj D. Manifest kiborgov: nauka, tekhnologiya i sotsialisticheskij feminizm 1980-kh gg. / per. s angl. A.V. Garadzha. M.: Ad Marginem Press, 2017.

50. Haraway D. Manifest kiborgov: nauka, tekhnologiya i sotsialisticheskii feminizm 1980-kh gg. [A Cyborg Manifesto: Science, Technology and Socialist-Feminism in the Late 20th Century], transl. from Engl. by A.V. Garadzha. Moscow: Ad Marginem Press Publ., 2017.

51. Shkarovskij M. Religioznaya zhizn' blokadnogo Leningrada. Proekt «Leningrad. Pobeda». 03.12.2018 [Ehlektronnyj resurs]. URL: https://leningradpobeda.ru/blog/religioznaya-zhizn-blokadnogo-leningrada (data obrascheniya: 04.08.2020).

52. Shkarovskii M. Religioznaya zhizn' blokadnogo Leningrada. Proekt “Leningrad. Pobeda” [The Religious Life of Besieged Leningrad. The Project “Leningrad. Victory”]. 03.12.2018 [Electronic resource]. URL: https://leningradpobeda.ru/blog/religioznaya-zhizn-blokadnogo-leningrada (date of access: 04.08.2020).

53. Ehko U. Srednie veka uzhe nachalis' / per. s ital. E. Balakhovskoj // Inostr. lit. 1994. № 4. C. 259–268.

54. Eko U. Srednie veka uzhe nachalis' [The Middle Ages Have Already Begun], transl. from Ital. by E. Balakhovskaya. Inostrannaya literatura. 1994. N 4. P. 259–268.

55. Yugaj G.A. Obschaya teoriya zhizni. M.: Mysl', 1985.

56. Jugai G.A. Obshchaya teoriya zhizni [The General Theory of Life]. Moscow: Mysl' Publ., 1985.

57. Bloom H. Global Brain: The Evolution of Mass Mind from the Big Bang to the 21st Century. New York: Wiley, 2000.

58. Heath C.W. Physique, Temperament and Sex Ratio. Human Biology. 1954. Vol. 26, N 4. P. 337–342.

59. McManus S. Right Hand, Left Hand: The Origins of Asymmetry in Brains, Bodies, Atoms and Cultures. Cambridge, Mass.: Harvard Univ. Press, 2002.

60. Mountcastle V.B. The View from Within: Pathway of the Study of Perception. The John Hopkins Medical Journal. 1975. Vol. 136. P. 109–131.

Comments

No posts found

Write a review
Translate