Люди в возрасте 60 лет и старше¹ — группа с высоким риском социальной эксклюзии, и на это есть несколько причин. Во-первых, многие из пожилых людей уже покинули рынок труда, соответственно, они не включены в трудовые взаимоотношения, не имеют социализации на рабочем месте и в профессиональной среде. Во-вторых, социальная эксклюзия тесно связана с уровнем жизни и бедностью, а часто единственным источником дохода пожилых людей является пенсия, и это приводит к тому, что они оказываются за чертой бедности или близко к этой черте. В-третьих, с уходом традиции многопоколенного проживания люди старшего возраста часто живут самостоятельно, отдельно от своих близких родственников, что в случае вдовства или отсутствия супруга приводит к проживанию в одиночестве. Есть и другие причины: ухудшающееся с возрастом физическое и ментальное здоровье, ограниченная мобильность, проживание в сельской местности, неравный доступ к медицинским услугам, эйджизм, утрата и сокращение социальных контактов, потеря значимых близких и многое другое. Более того, риски социальной депривации увеличиваются с возрастом [8, с. 130], и это может привести к тому, что самые старые люди оказываются вне общества, в изоляции, становятся невидимыми для большинства.

Современная тенденция к увеличению продолжительности жизни ставит перед российским обществом новые задачи: как сделать так, чтобы увеличивалось не только количество прожитых лет, но и их качество. Соответственно, для социальных исследователей на передний план выходят вопросы, связанные с активным и здоровым долголетием стареющего населения, поиск барьеров на пути полноценного участия людей старших возрастных групп в социальной жизни, и, что наиболее важно, нахождение возможностей для преодоления этих барьеров. Самые старые из ныне живущих людей могут выступать своего рода прообразом будущего человека, а изучение потребностей и структуры проблем современных долгожителей (людей в возрасте 90 лет и старше), особенностей их повседневной жизни и социального взаимодействия позволит лучше понять, что ждет наше общество, когда все больше и больше людей будут доживать до такого возраста.

В статье будут проанализированы результаты двух, связанных между собой, проектов. Во-первых, это проект «Столетний гражданин», реализованный в период с апреля по декабрь 2016 года Институтом социального анализа и прогнозирования РАНХиГС при Президенте РФ совместно с Российским геронтологи ческим научно-клиническим центром ГБОУ ВПО «РНИМУ им. Пирогова» при поддержке Благотворительного фонда Елены и Геннадия Тимченко. Исследование включало в себя несколько стадий: сначала врачами-геронтологами была проведена комплексная гериатрическая оценка московских долгожителей, в ходе которой собирался тщательный анамнез жизни, проводился анализ медико-социального статуса и нейрокогнитивных функций. Далее исследовались социологические аспекты долгожительства, проводились биографические интервью с десятью долгожителями Москвы (людьми в возрасте от 97 до 103 лет). Во-вторых, это проект «Национальные культуры старения», реализованный с июня по декабрь 2016 года Институтом социального анализа и прогнозирования РАНХиГС при Президенте РФ при поддержке Благотворительного фонда Елены и Геннадия Тимченко. Этот проект, который является логическим продолжением проекта «Столетний гражданин», был проведен в Астраханской области, где состоялось 13 биографических интервью с людьми старше 86 лет (в возрасте от 86 до 99 лет). Таким образом, эмпирическую базу для статьи составили 23 биографических интервью с людьми в возрасте от 86 до 103 лет из двух регионов России. Все интервью проходили по месту жительства респондента, в его собственном доме или квартире, в выборку не были включены люди из домов престарелых или любых других аналогичных учреждений. Кроме того, в силу метода исследования выборка ограничивалась только ментально сохранными людьми, многие из них были сохранны и физически.

Ранее мы уже писали о том, что люди старшего возраста не представляют собой однородную группу [6]. Опыт старения для каждого индивида свой, и во многом этот опыт опосредован жизнью человека, его биографией, тем «багажом», который он накопил. В этой связи наиболее функциональным для выявления различных успешных практик социальной инклюзии в преклонном возрасте и долгожительстве и, наоборот, причин эксклюзии, изолированности, нам представляется анализ нарративов, полученных методом биографического интервью, в котором жизненный опыт воспринимается как непрерывный процесс, а биография, в свою очередь, как социальная конструкция [9, с. 323]. Нарративный подход в биографическом интервью помогает человеку рассказать свою историю, а сам нарратив «фиксирует сущность старения, связывая социальное «я» и общество и «оживляя» наши биографии» [7, с. 256]. Мы беседовали с респондентами об их долгой и насыщенной событиями жизни, об их мечтах и тревогах, семье, работе, друзьях, здоровье с «приземленной позиции людей, разговаривающих о жизни», формируя «бытописание старения» [11, с. 4]. Особое внимание в ходе беседы мы уделяли участию респондентов в социальной жизни, вопросам инклюзии и эксклюзии, пытались найти эффективные практики преодоления существующих барьеров, возможные ресурсы для поддержания активного долголетия и включения людей старшего возраста в социальные отношения.

По этическим соображениям мы не приводим имен наших респондентов, а также несколько видоизменяем фактологию в их нарративах, чтобы выполнить требование о конфиденциальности участия. Мы будем указывать пол, возраст и регион проживания для цитируемого респондента, а также номер интервью. Анонимизации подверглись только конкретные подробности из жизни респондентов, не влияющие на смысл высказывания и не искажающие факты. Также при цитировании высказываний в некоторых местах мы будет пропускать или менять информацию, по которой прямо или косвенно можно идентифицировать респондента. Важно отметить, что выбор в сторону полной анонимизации был сделан нами самостоятельно — участники нашего исследования, за редким исключением, не возражали против указания их данных, открыто и иногда с воодушевлением соглашались позировать для фотографий, благодарили за интерес к их жизни.

Социальная инклюзия

Говоря о социальной «инклюзии» и, соответственно, о социальной «эксклюзии», необходимо, прежде всего, очертить систему понятий, которыми мы будем оперировать в данной статье. Сами эти термины были заимствованы отечественными исследователями из западной социологии, они являются калькой английских слов «inclusion» и «exclusion», у которых есть русскоязычные аналоги «исключенность», «исключение» и, наоборот, «включенность», «включение», потому эти термины можно использовать как синонимичные. На наш взгляд, дихотомия «инклюзия / эксклюзия» является более удачным терминологическим вариантом, в том числе и потому, что можно говорить об «инклюзивной политике», «инклюзивном образовании», то есть тех словосочетаниях, которые уже устоялись в русском языке. По мнению П. Абрахамсона, «термин “социальная эксклюзия” постепенно сложился в ходе исследований бедности при изучении таких процессов, как маргинализация, лишения и нищета (депривация)» [1, с. 158], и основное отличие этих понятий от социальной эксклюзии заключается в сфере применения: экономической или социологической. Как справедливо отмечает Н. Тихонова, исследователи часто «склонны смешивать явления дискриминации и/или депривации с одной стороны, и социальной эксклюзии — с другой» [13, с. 6], забывая учитывать разницу в имеющихся у людей ресурсах, позволяющих им преодолевать факторы дискриминации. Грубо говоря, низкий доход не является однозначным показателем исключенности из социальной жизни, как и наоборот, то есть, эти факторы взаимообусловлены, но не тождественны. Потому экономическая трактовка социальной эксклюзии сужает предметное поле данного термина, ограничивая его применение только сферой борьбы с бедностью и ее последствиями.

Более широкое, социологическое понимание социальной инклюзии предполагает наличие ряда параметров, которые могут свидетельствовать о включенности человека в социальные отношения или его исключенности из них. Так, главным параметром социальной инклюзии выступает участие индивида в жизни социума: количество и качество его социальных контактов, социальная активность, интенсивность имеющихся социальных связей. Социальная интеграция человека в общество зависит и от других параметров: его экономической, политической и культурной активности [17, p. 2]. Эти параметры обусловлены различными факторами: состоянием здоровья, самостоятельностью в принятии решений, экономической независимостью, доступностью медицинских услуг, физической активностью, сексуальной ориентацией, национальностью, мобильностью, наличием хобби, доступностью окружающей среды и др. Представляется, что социальная эксклюзия — это многофакторный и динамичный процесс, который может иметь разную глубину и разные степени исключения из общества, крайняя из которых — полная социальная изоляция.

Существуют разные измерения степени социальной эксклюзии в рамках социологического подхода. Например, можно анализировать отдельно три домена, в которых происходят взаимоотношения индивида (как отдельного, так и в составе домохозяйства) и общества: рыночные отношения, услуги и пространства [20, p. 3], поскольку каждый из этих доменов создает свои возможности и барьеры для социальной инклюзии. Другие исследователи предлагают комплексную модель формирования общего индекса социальной инклюзии, который также включает в себя четыре базовых показателя: степень материальной депривации, социальные права, участие в социальной жизни и интеграция в нормативные отношения [15, p. 18–20]. Д. Смолькин и А. Сапонов в совместной статье приводят разные показатели, используемые социальными исследователями для измерения социальной эсклюзии [12, с. 85–88], и формируют свой интегральный индекс для группы пожилых, который анализирует социальную эксклюзию по взаимосвязи частных индексов пяти индикаторов: семья и близкие родственники, друзья, соседи, работа, социальная (и физическая) активность.

Прямое отношение к исследованиям и измерению социальной инклюзии имеет индекс «активного старения» (Active Ageing Index), разработанный для оценки потенциала пожилых людей для активного и здорового старения, их возможностей вести независимую жизнь, участвовать в сфере оплачиваемого труда и социальной жизни. В этом индексе также четыре базовых индикатора: занятость (показатели трудоустройства для разных старших возрастных групп), участие в жизни общества (политическая активность, уход за близкими, помощь родственникам, волонтерство), независимость (уровень физической активности, доступность медицинских услуг, отдельное проживание, финансовая безопасность, непрерывное обучение) и возможности для активного долголетия (ожидаемая продолжительность жизни / здоровой жизни в возрасте 55 лет, ментальная сохранность, пользование информационно-коммуникационными технологиями, социальные связи, полученное образование) [14, p. 4]. Конечно, такого рода индексы разработаны для сбора и анализа статистических данных, потому использовать их при анализе нарративов биографических интервью возможно только в качестве концептуальных ориентиров, базовых тематических блоков. Мы не ставим перед собой задачи создания такого индекса, а также не претендуем на исчерпывающий анализ проблемы и репрезентативность выборки. Наша цель — посмотреть на проблему со стороны биографий самих людей старшего возраста, проанализировать практики преодоления барьеров на конкретных примерах, обозначить ресурсы, которые уже доступны или могут быть доступны им в будущем, понять, какие барьеры оказываются для них непреодолимыми.

Барьеры и возможности

Главным барьером для инклюзии в разговорах с респондентами стало их физическое здоровье, а именно возможность самостоятельного хождения. Болезни сосудов, головокружения, падения, как результат — перелом шейки бедра (самая частая травма в старшем возрасте) — часто лишают людей старшего возраста возможности передвигаться. У наших респондентов эта ситуация встречалась неоднократно. Например, 86-летняя респондентка из Астрахани еще год назад жила одна и вела активную жизнь, а 10 лет назад работала на полную ставку. Когда у нее начались проблемы с сосудами и она упала первый раз, дочь с мужем сразу забрали ее к себе. Резкая потеря самостоятельности стала для нее сложным испытанием, она не смогла сразу принять новые ограничения, пыталась сохранять собственную активность и в результате упала второй раз, после которого ходить самостоятельно уже не может. Семья оборудовала для женщины отдельную комнату, и все ее перемещения осуществляются только на короткие расстояния в пределах квартиры. Дочь, зять и внучка заботятся о ней, держат женщину в курсе последних событий, включают в принятие семейных решений, то есть предоставляют респондентке определенную самостоятельность, оказывают физическую помощь — выводят на улицу, где она может пообщаться с соседями, погулять подышать воздухом, а не сидеть в четырех стенах.

«Ничего хорошего. Я имею в виду ноги, ходить не могу. Дочка у меня врач, только детский. Ей в больнице сказали все: «С ногами мы ей ничего сделать не можем». Совсем недавно. Знаете как, с полгода как я сюда переехала жить — раз упала. А потом пришла сюда, в ванной купалась, из ванной вылезала и еще раз упала. Мне сказали: «Жди, сама не выходи». Нет, я сделала по-своему. Думаю, что это я не выйду? Я еще здоровая. Мозги вроде работают, но уже не в ту сторону. Они меня сразу взяли, как я только там первый раз упала, они пришли. Я не хотела. Я жила с котиком. Как я не хотела, но они мне доказали, что надо. А как по-другому? Я никуда не хожу. Я не могу обслуживать себя. Вот внучка готовит, меня угощает. Приносит, относит. И зять меня выводят гулять на лавочку, посадит, потом заведет. Не умею ходить. Полгода назад бегала как лайка. Обидно!». Женщина, 86 лет (респондент А17), г. Астрахань

Перелом шейки бедра, ограничения в передвижении, вынужденный переезд к дочери, расставание с котом стали для женщины сильным стрессом. Сейчас она в основном проводит время за чтением книг, и это стало возможно благодаря проведенной операции по замене хрусталика. Она рано стала вдовой, подруг в живых не осталось. Семья сильно поддерживает женщину, зять даже ходит кормить кошек, которые живут в подвале ее старого дома. Вовлечена она и в уход за четырехлетней правнучкой: бабушка читает и рассказывает ей сказки, секретничает с ней. Тем не менее, женщина эмоционально подавлена, и считает, что стала для семьи обузой: «А так уже незачем жить. Уже пользы никому от меня нет. Одни только заботы, хлопоты, и на зятя, в том числе». Получается, что самый серьезный барьер для женщины — физическая невозможность самостоятельно передвигаться, поскольку ни квартира, ни дом, ни улица не оборудованы под использование кресла-коляски, и этот ресурс для снятия такого барьера оказывается для семьи недоступным.

Другая ситуация у респондентки из этого же города, тоже женщины 86 лет. Школьная учительница с более, чем шестидесятилетним педагогическим стажем, еще два года назад работавшая в школе и жившая насыщенной социальной жизнью, из-за болезни ног и сильных головокружений не выходит из дома второй год, а сейчас уже боится выходить и на балкон. Она проживает одна, собственной семьи у нее не было, из всех родственников в живых остались младшая сестра и племянница, которые раз в неделю приносят ей продукты. Приходит к женщине и социальный работник, на других гостей сил не хватает. Женщина имеет заболевание кишечника, которое требует соблюдения строгой диеты и четкого графика принятия лекарств. Из-за этого она отказывает своим бывшим ученикам и знакомым в посещении, хотя еще год назад ученики из ее выпускного класса привезли ей в подарок из Москвы трость на четырех опорах, благодаря которой она может передвигаться по квартире. Из-за сложностей с передвижением она перестала общаться по телефону, поскольку не успевает подойти к нему, чтобы ответить на звонок. Зрение также подводит, дважды ей оперировала катаракту на оба глаза, еще раз идти на операцию она не видит смысла. Прожив всю жизнь в одиночестве, она не готова взять к себе сиделку, поскольку чужой человек будет ей сильно мешать:

«Даже последний год я работала, я ходила, я жила жизнь, а за эти годы я не знаю, где что строится… А сейчас лишь бы скорее умереть. Я была бы рада, если бы легла вечером и утром не встала, этого я сейчас желаю, чтобы не мучиться. То ноги болят, то не встанешь, то голова кружится, думаешь, все, сегодня ночью не дойду. Если бы можно было лечь и не встать. Потому что эти боли… сердце и ноги не ходят, и голова кружится, и ты думаешь пошел или не пошел, ночью нужно срочно встать в туалет, я думаю, а вдруг я не дойду… Нет, никакой энергии нет и люди вокруг, много хороших людей, но живут каждый по себе, каждый своей семьей и больше их ничего не интересует, хоть ты здесь умри. Надоело жить в положении тяжком». Женщина, 86 лет (респондент А9), г. Астрахань

Женщина не испытывает сложностей в общении, умеет выстраивать социальные связи, имеет широкий круг знакомых, прекрасно разбирается в литературе, имеет высокую (по ее личной оценке) пенсию, но более не радуется своей жизни, испытывает стеснение из-за своего заболевания и не имеет ресурса для борьбы за более высокое качество жизни. Потеря независимости и неготовность оказаться в уязвимом положении приводят к тому, что она не желает даже делать ремонт в своей квартире, а хочет просто в ней спокойно дожить остаток своих дней: «Дело в том, что конечно весь дом, у всех новые окна, у меня у одной старые. Я как представлю пять окон, нужно будет ломать, вытаскивать грязь, и я одна, кого-то просить, женщины могут прийти помочь, и потом я считала, что господи, сколько мне еще осталось жить, я эти окна пока сделаю, силы потрачу. Так я и осталась. Окна не сделала, двери не закрываются, окна не закрываются. И я в этой квартире доживаю».

Похожую, но еще более печальную историю рассказала нам женщина 98 лет из Москвы. Она с трудом передвигается, для этого у нее есть специальные ходунки, при помощи которых она может дойти до туалета (в основном, на руках, так как ноги почти не работают). На ходунках висит целлофановый пакет со всем необходимым — это телефон-трубка, какие-то лекарства. Большую часть времени женщина проводит в кровати, на улице не была уже более десяти лет. Много читала в течение жизни, но сейчас у нее проблема со зрением, которую ей не помогают решить в поликлинике, поскольку обследования на дому провести невозможно, а направление для госпитализации в профильный центр «почему-то не дают». У нее несколько часов в день работает сиделка из дома ветеранов, которая готовит еду и убирает квартиру, а также дважды в неделю приходит социальный работник, который приносит все необходимые продукты, лекарства, помогает со счетами и так далее. Но никто не вывозит ее на улицу (хотя в доме есть лифт и пандус), поскольку в обязанности социального работника или сиделки такой функционал не входит, а родственников или близких людей, готовых подобрать ей средство для передвижения, сопровождать ее на прогулках или в посещении врача, у нее нет:

«Сейчас я прикована, вот вы видите в каком состоянии, это я сейчас так, а в основном лежу, потому что ходить не могу. Я осталась совершенно одинокой. Так что представляете, что значит… Наталья Крачковская сказала, что самое страшное — это одиночество. Вот это да, это я с ней согласна, царствие ей небесное. Я совершенно одинокая, но интерес у меня все равно ко всему». Женщина, 98 лет (респондент М1), г. Москва

Единственная связь с окружающим миром — сиделка и социальный работник, а также изредка приходящие сторонние люди. Женщина легко устанавливает контакт, умеет пользоваться мобильным телефоном, но ей не с кем общаться и некому звонить. Кроме того, сейчас женщину стал подводить и слух, но подобрать слуховой аппарат она самостоятельно не может: не знает, как и где это сделать. К сожалению, респондентка в силу воспитания и жизненного опыта не может навязываться другим людям и просить о помощи или об общении, хотя испытывает в нем высокую потребность:

«В том корпусе у меня сиделка была, воспитывает внука, с 1-го класса все обучение с компьютером, это же вообще ужас конечно. Зато не читают ничего абсолютно, они только игры всякие, не знаю, не смотрю, это мне рассказывают… Ни читать не могу, ни телевизор я уже не слышу, я не могу так, чтобы людей беспокоить, не могу не позволю себе никогда беспокоить, я привыкла к этому, так воспитана. Поэтому я далека от все го, естественно совершенно. Но вы меня понимаете в силу своего возраста и в силу своего состояния физического, мне интересно с людьми поговорить, побеседовать, остался какой-то интерес и людям интересно конечно». Женщина, 98 лет (респондент М1), г. Москва

Одиночество, по признанию женщины — самая сильная ее травма, сильнее физической боли и немощи, она мечтает о кошке, но в силу возраста и того, что кошку оставить не с кем, не может позволить себе взять животное. Запертая у себя дома в полном сознании, женщина прокручивает в голове свою долгую жизнь,вспоминая, в основном, печальные события: смерть матери, смерть сестры, смерть мужа, неудачные беременности, не позволившие ей стать матерью, смерти друзей:

«Я замуж вышла поздно, 32 мне было. 39 лет с мужем прожили, а детей не было, не сложилось. У меня была потеря троих. Три выкидыша было. А больно до сих пор. Говорят, время лечит, но это не так… Теперь у меня совершенно никого, у меня все умерли… …К моему великому горю, знаете, у меня было состояние какое? Близкое к суициду, и я так тяжело переживала потерю младшей дочери (соседей), с которой особенно близка была… страшно переживала, потом врач выписал соответствующие таблетки, немножко привели меня в порядок». Женщина, 98 лет (респондент М1), г. Москва

Осложняет ситуацию невозможность выбора продуктов питания: «я даже не знаю, что сейчас продают в магазинах, не ориентируюсь в ценах», а также недоступность квалифицированной медицинской помощи, возможности выбора врача: «он меня не знает, мне же не просто выписать аспирин или анальгин или чтото такое, у меня определенное лечение же, что делать — ничего не поделаешь». Фактическая изоляция без возможности выйти за пределы своей квартиры, отсутствие семьи или близкого человека, физическая немощь и нехватка общения с другими людьми для женщины оказываются непреодолимыми барьерами.

Другая жизненная ситуация у следующей респондентки — женщины 103-х лет из Москвы: после смерти мужа она живет в семье младшей дочери, старшая дочка с семьей живет в том же городе, есть снохи и внуки от умерших сыновей. У нее много близких родственников, которые с ней общаются, созваниваются, иногда приезжают в гости, она никогда не остается одна, но она прикована к постели после перелома. Из-за пониженного давления и головокружения, она упала при попытке самостоятельно одеться и «разбила бедро»:

«Один рукав надела, второй стала надевать, как махануло меня, как ветром снесло, я думала, в окно вылечу. А я за диван вцепилась, я за гардероб вцепилась, как сейчас в окно вылечу, нет, на пол упала, и бедро разбила, и сразу я не стала наступать. К врачу. Вызвали скорую помощь — они говорят, а что мы можем сделать, и не перевязки, ничего не сделали. Врача еще вызвали — ложитесь в больницу. Дочка не отдала. Может, лучше или хуже, кто знает, но она не отдала, говорит, ты операцию не вынесешь, и не отдала в больницу. А может, лучше было бы?

Говорили, обойдется, со временем обойдется, и до сих пор обошлось, все хуже и хуже, постою на ходунках, а ходить — уже все. Разве я думала об том, что со мной так случится, никогда не думала. Из чего такое получилось…» Женщина, 103 года (респондент М5), г. Москва

Женщина говорит о том, что ей надоело лежать в постели, надоело сидеть, что хочется просто походить по улице, и зачем ей дана такая длинная жизнь с немощью — ей не понятно. Ее устраивает уход родственников, питание, и чувствует она себя хорошо, благодарна своей заботливой семье, но смысла продолжать «мучения» дочек не видит:

«Я не знаю, почему я столько живу, я сейчас рада умереть, сейчас умерла, я бы рада была бы, я девочек замучила. У нас столько никто не жил, сколько я прожила. Меня не станет, они поплачут-поплачут, и пройдет. Сейчас какие-то таблетки продают, выпьешь и умрешь, а я не найду эти таблетки нигде, вы не слышали? Мне надоело уже лежать, надоело сидеть, лежать, надоело…» Женщина, 103 года (респондент М5), г. Москва

Важно отметить, что разговор с женщиной проходил довольно спокойно, и слова о возможном суициде были сказаны без надрыва. В конце беседы она осталась в хорошем расположении духа, долго благодарила нас, что мы к ней пришли, что смогли ее развеять, напомнить о счастливых моментах в ее жизни: рождении четверых детей, 70-летней совместной жизни с любимым мужем, любимой работе, родителях, семье: «А я очень рада, очень довольна, что вы пришли, спасибо вам. На душе стало хорошо. Спасибо вам, что навестили меня, немножко развеялась».

К счастью, нами были обнаружены и другие исходы аналогичной травмы. Первый такой случай — одинокая женщина 97-ми лет из Москвы. Три года назад она упала и сломала бедро, но врачи сделали ей операцию, после которой она может ходить (хоть и немного прихрамывая, используя трость для страховки):

«Сделали операцию: там настил был – камень. Я и упала, и перелом бедра. Но мне Бог дал счастье. Хирург такой хороший, операцию сделал, вот уже 3-й год». Женщина, 97 лет (респондент М5), г. Москва

После смерти мужа уже почти 40 лет она живет в одиночестве, из родственников у женщины осталась только племянница, которая живет в другой стране и иногда к ней приезжает. В доме ее все знают, она работала в милицейском пункте старшим по домумного лет. Все необходимое женщина делает самостоятельно, готовит еду, следит за своими вещами, разбирается в платежах, делает несколько раз в день гимнастику, варит себе по утрам кофе, отмечает праздники и даже иногда пьет шампанское. Когда ей становится скучно, она выходит на крыльцо дома, смотрит на кусты сирени, дубы, клены, березы и каштаны, которые вырастила своими руками. Она не чувствует себя одинокой, немного злится на подруг, что они умерли, но вспоминает о них добрым словом. Вовремя оказанная квалифицированная врачебная помощь, настойчивый характер и самоорганизация позволяют ей оставаться самостоятельной и независимой в этом возрасте без семьи и близких родственников.

Другой позитивный пример вовремя сделанной операции в рекордном возрасте мы обнаружили у еще одной москвички, женщины 101 года. Каждый день наша респондентка ходит гулять на улицу, еще десять лет назад летала на самолете. Год тому назад, в возрасте ста лет, она упала и сломала шейку бедра, и в первые же сутки после травмы ей была сделана операция на тазобедренный сустав, позволившая ей сохранить способность самостоятельно передвигаться:

«Я в 88 ездила за границу, летала два раза, я должна была лететь третий раз в 90, у меня уже была виза оплачена и все, и тут инфаркт, у меня вшит кардиостимулятор. Я теперь одна уже не хожу, ходить по дорожкам одна я могу, но надо, чтобы ктото был рядом, потому что я же перенесла операцию год тому назад, я упала и сломала тазобедренный сустав, и они долго думали врачи — делать или не делать. Они сказали, хирург, что он лично столетним никогда не делал. Раньше выяснял мои умственные способности. И в итоге протез поставили, замену, имплант полностью. Квоту мы ждать не могли, на следующий день делали. Поэтому операция бесплатная, а сустав за деньги». Женщина, 101 год (респондент М1), г. Москва

Операция проводилась под местной анестезией с контролем давления женщины, и была перенесена легко. Как говорит наша респондентка, она стала «звездой» в этой больнице, с ней беседовали и другие хирурги, врачи, студенты об этой уникальной операции. По мнению женщины, ожидание квоты в ее случае привело бы к совсем другим результатам, ей пришлось бы лежать несколько месяцев, после которых операция была бы уже бессмыслен на, и только благодаря семье и поддержке сына все разрешилось благополучно.

Перелом шейки бедра для пожилого человека еще совсем недавно был приговором, поскольку эта операция имела возрастные ограничения. Со сломанной шейкой бедра человек не может передвигаться, и даже при условии полной ментальной сохранности, физически он оказывался прикован к постели, был не в состоянии функционировать независимо от других людей даже с точки зрения удовлетворения базовых потребностей. Возможность проведения операции по замене сустава в самых старших возрастных группах при использовании местной анестезии вернула людям возможность оставаться активными и самостоятельными после этой травмы, и это, как показывают истории наших респондентов, очень сильный ресурс для инклюзии. Физические ограничения из-за особенностей здоровья, вызванные травмами, головокружениями, ухудшающимися зрением и слухом, могут стать непреодолимыми барьерами для пожилого человека при его социальной интеграции. Ухудшает прогноз отсутствие семьи, близкого человека, который может выступить в качестве проводника, ресурса для преодоления такого барьера: помочь в поиске качественных и современных медицинских услуг, подобрать средства для улучшения качества жизни (ходунки, очки, слуховой аппарат и др.), подготовить пространство в доме. Одинокий человек имеет самые высокие риски оказаться в изоляции, стать недоступным и невидимым для общества [19, p. 69].

Важно отметить, что ресурсом в преодолении социальной эксклюзии могут быть не только члены семьи, дети — таким проводником может стать неродной человек, некровный родственник. Наличие значимых социальных контактов для долгожителя, который не всегда может сохранить свою семью к старшему возрасту, является основой для социальной активности и инклюзии [4, с. 265–266]. Сохранение навыков общения и готовности строить новые социальные взаимодействия, идти с кем-то на сближение в пожилом возрасте, интерес к другим людям являются значимым ресурсом для инклюзии. Так, наша респондентка из Москвы в своем стооднолетнем возрасте поддерживает большое количество социальных связей: она общается по интернету со всеми своими родственниками, которые живут на другом континенте, освоила современные социальные сети и мессенджеры, комментирует фотографии своих внуков в фейсбуке и общается с ними по скайпу. В возрасте 95 лет она смогла установить почти семейные связи со своей социальной работницей: она знакома со ее всеми близкими родственниками, приглашала ее в ресторан в качестве близкого человека на празднование своего столетия, подолгу разговаривает с ней по телефону, обменивается подарками на праздники. Ей удалось полностью разрушить своим примером стереотип и не способен овладеть техническими средствами, человека, безнадежно отставшего от современного мира и не способного его догнать. Конечно, такой случай даже в рамках нашего исследования не является типичным, но это связано скорее с тем барьером, который выстраивает само общество по отношению к своим старикам: исключение пожилых из образовательного процесса не есть отражение неспособности стариков учиться, получать новые знания, это «бытовой предрассудок» [10, с. 90].

Старость часто отождествляется с физической немощью, ментальными нарушениями, потерей возможности самостоятельно заботиться о себе и окружающих, отсутствием социальной автономии, но немощность, которая является синонимом старости, зачастую «служит признаком потери независимости, неспособности противостоять внешнему давлению и стрессу» [3, с. 20]. Пожилые люди, а особенно люди преклонного возраста и долгожители — одни из незащищенных категорий граждан, и нерешенность проблем человека старшего возраста может привести к его исключению из общества. Потеря или сильное ограничение физической активности не должны означать потерю социальной активности, социализации, и активности в отстаивании собственных повседневных интересов [16, p. 126]. Независимость в принятии решений, возможность выбора услуг, продуктов питания, ощущение помощи и поддержки от семьи и общества вполне могут и должны существовать у людей, имеющих возрастные ограничения здоровья [18, p. 1366], а сам пожилой возраст «может стать периодом не только сохранения социальных ролей, но и освоения новых» [2, с. 59]. Люди старшего возраста чаще всех сталкиваются с проблемами в сфере социальной интеграции, но социальная эксклюзия не возникает в один день, это постепенный процесс сокращения социальных связей и утраты того, что позволяет конкретному индивиду быть включенным в жизнь общества. Длительное нарастание таких факторов может приводить к полной изоляции человека, но даже в таком случае процесс социальной эксклюзии может быть обратимым. Более того, этот процесс может стать управляемым, и чтобы группы с высоким риском социальной эксклюзии были интегрированы в общество, необходимо прежде всего преодолеть негативные установки и стереотипы в отношении исключенных групп [20, p. 26]. Конечно, для этого нужны развитые социальные институты, долгосрочная инклюзивная политика, межпоколенная эмпатия, что для современной России, в которой остро стоит «проблема социальной включенности и межпоколенческого взаимодействия» [5, с. 60], пока вопрос будущего, а не настоящего.

Уроки долгожителей, людей из нашего вероятного будущего, показывают нам, что само по себе пребывание в четвертом возрасте не приводит к социальной эксклюзии, к ней приводит скорее «недоступность эффективных социальных механизмов решения накопившихся проблем» [13, с. 11]. Наши респонденты, люди, которых мы воспринимаем не как биологический феномен, а как носителей богатого жизненного опыта, знающих о жизни дольше и больше других, как людей, которые миновали средние показатели ожидаемой продолжительности жизни в добром здравии, могут показать нам, какие барьеры и ресурсы для социальной интеграции можно встретить на пути к созданию общества для всех возрастов.