Свет Христов просвещает всех… 1

Предание Церкви убедительно говорит о том, что монастыри появились фактически с самого начала Христианства и изначально были основаны «по учению апостолов» [62, p. 21]. Монахи не изобретали ничего нового. Преподобный Пахомий Великий, основатель одного из крупнейших монашеских общежитий, в качестве образца для своих общин рассматривал Иерусалимскую апостольскую общину. Древнейшие монашеские Уставы — Устав святителя Василия Великого, Устав преподобного Пахомия Великого — «проистекают из учения самого Христа и святых апостолов… и ничем не отличаются от церковного Предания, приложенного к частному случаю аскетического общежития» [61, p. 29].

«Главным и единственным, в собственном смысле этого слова, Уставом монашеского жития всегда было Святое Евангелие» [31, с. 45]. Поэтому «монашеский аскетизм не существует сам по себе или для себя; он просто продолжает и совершенствует евангельский аскетизм. Монах — не что иное, как истинный христианин, который стремится жить по-христиански в полноте и исполнять Евангелие с точностью» [63, p. 100], и апостолы, и первые христиане «были таковы, какими стараются ныне быть монахи» [62, p. 23].

Сам термин монах» возводится к древнегреческому слову «μόνος», переводимому чаще всего как «один», «единственный», но имеющему и прямую лингвистическую связь с термином «μονάδα», который несет в себе смысловую нагрузку неделимости и цельности. Подлинный монах не только готов «один на Один» отвечать за себя пред лицом своего Творца, но и не может не стремиться к подлинному духовному единству как с Богом, так и с себе подобными. Неудивительно потому, что лучшие из монахов достигли поразительного единства в духе любви фактически со всем человечеством.

Просветительская деятельность монастырей

В любом человеческом обществе существует неразрывная связь отцов и детей, и каждое поколение стремится вложить в свое потомство все лучшее и воплотить в нем свои идеалы. Поэтому система воспитания и образования подрастающих поколений в обществе неизбежно отражает его духовное состояние. Цели и методы воспитания «зависят напрямую от той теоретической модели человека, которую исповедует тот или иной педагог, та или иная педагогическая школа» [36, с. 573]. В определенной исторической ситуации вся система образования в стране может легко переориентироваться в угоду господствующей идеологии. История хранит множество печальных примеров, когда искажение идеалов и потеря духовной ориентации неизбежно и сильно отражались на внутреннем состоянии молодежи в той или иной стране, а затем приводили к мировым войнам, национальным и общемировым трагедиям. Примеры тому — появление нацистской Германии в XX веке, существование террористического государства ИГИЛ на Ближнем Востоке, современные события на Украине, да и нынешнее состояние общества в мире. Монахи, как светочи мира (Мф 5. 14), старающиеся сохранить дух первых христиан, призваны неотступно напоминать человечеству вечную и незыблемую Истину о Христе и любви Бога к человечеству, о Воскресении и вечной жизни: «Cвет во тьме светит, и тьма не объяла его» (Ин. 1. 5).

Из истории Церкви известно, что монастыри всегда были источниками христианской культуры и просвещения. Неустанными трудами монахи возделывали землю: пролагали пути в непроходимых лесах, осушали болота, обрабатывали поля. С этим материальным трудом монастыри несли духовные культуру и просвещение народам. Монахи спасли науку, литературу и искусство древности. С изумительным трудолюбием они списывали целые библиотеки, устраивали в монастырских стенах школы и ревностно занимались в них обучением. Но они спасли больше, чем науку, ибо они спасли нравственность и добродетель, укрощая варваров и обращая ко Христу дикарей-язычников» [10, с. 447].

Носителями духовного просвещения были все древние основатели монашества, а в последующие времена эту традицию продолжило старчество2 , благодаря которому монастыри представляли собой как бы «запасные водоемы живой воды религиозного воодушевления» [9, с. 411]. В монастырях непрерывно совершалась живая духовная работа христианского самовоспитания и служения Богу и людям. Подобно целебным источникам, монастыри питали оскудевшие пустыни мирской жизни, наполняя страждущие в мире души живительной силой Святого Духа. История Церкви доносит множество примеров, когда монашество чутко и действенно охраняло общество от упадка веры и благочестия и от распространения греховных страстей.

Православное монашество с древних времен обращало внимание на воспитание и образование детей и юношества. Иноки с христианской любовью и заботливостью «спешили помочь мирянам в важном и трудном деле христианского воспитания детей» [7, с. 268]. Так, святитель Иоанн Златоуст, сравнивая современные ему общественные школы с монастырскими, указывал на пользу монастырского воспитания. Он убеждал богатых граждан Константинополя отдавать своих детей для воспитания в монастыри и оставлять до тех пор, пока не приобретут дети крепкого навыка в благочестивой жизни и не окажутся способными приносить вожделенные плоды и для себя самих, и для родителей, и для общества. Ведь, по слову святителя, «если тот, кто воспитывает борцов для городов, или образует воинов царя, удостаивается великой чести, — то какой дар можем получить мы, воспитывая для Бога столь доблественных и великих мужей или, лучше сказать, ангелов?» [24, с. 122].

История монастырских школ и училищ

Вопреки распространенному светскому представлению о том, что монахи абсолютно изолируются от мира и от вопросов воспитания новых поколений, занимаясь лишь самими собой, необходимо указать на тот факт, что традиция устроения школ при монастырях появилась фактически с началом самого монашества. Первые монастырские школы известны уже в IV веке в Египте, в частности, монастырях преподобного Пахомия Великого († 348). В это же время были организованы школы в Понте и Каппадокии, в монастырях святителя Василия Великого († 379). Эти школы были предназначены для детей разных судеб, разных возрастов и сословий. Святитель Василий Великий в первую очередь говорит о принятии в такие школы детей-сирот, чтобы в подражание Иову (см. Иов 29. 12) быть «отцами сирот» [5, с. 177], а затем упоминает тех детей, которые «зависят от воли родителей… которых сами родители приводят» и которых надлежит «принимать при многих свидетелях» [там же]. Готовили в таких школах отнюдь не обязательно будущих монахов, но прежде всего качественных членов общества.

В Антиохии христианские школы для детей существовали с IV века, и большей частью это были школы, устроенные преподобными отцами-отшельниками. В Низивии такая школа была cоздана святителем Иаковом Низивийским, с детства уединявшимся в горах и лесах († 350). Известно, что в ней учился, а затем «был наставником преподобный Ефрем Сирин» († 373– 379) [7, с. 282]. Позже святой Ефрем открыл подобную школу в Едессе, где учил детей толкованию Священного Писания, основываясь на знаниях, полученных от святого Иакова [см. об этом: 35]. В начале VI века преподобный Равула Самосатский, Финикийский († 530) построил несколько монастырей и училище для детей в Едессе, в котором дети из соседних городов и селений, а также обращенные ко Христу персы, под руководством иноков изучали Таинства святой веры и правила христианской жизни и потом посылались на проповедь Евангелия к язычникам» [7, с. 282–283].

Постепенно появились школы для детей в монастырях Палестины. Здесь школы чаще организовывались при киновиях — общежительных монастырях. Так, из Жития преподобного Феодосия Великого († 529) известно, что «в его киновии воспитывались дети» [58, с. 185]. Имела свою школу и Великая Палестинская Лавра святого Саввы Освященного, где в IX веке воспитывались преподобные Феофан и Феодор Начертанные [там же, с. 283]. Тогда же граждане Константинополя и окрестных мест отдавали своих детей в школу при Студийском монастыре, основанную игуменом монастыря преподобным Феодором Cтудитом († 826).

На Западе школы при монастырях также стали появляться еще в IV–V веках. Первые такие школы были открыты в древнейших монастырях Галлии — аббатствах Лерин и Лигуже, на юге Италии — при знаменитом монастыре Виварий, устроенном ученым Кассиодором († 590). С распространением монастырского Устава святого Венедикта Нурсийского († 547), уделяющего особое значение молитве и чтению Священных книг, монахи бенедиктинцы открыли множество монастырских школ на территории нынешних Франции, Англии, Ирландии и Италии [3, с. 588].

Расцветом монастырских школ на Западе стали VIII–IX века, эпоха Каролингcкого возрождения, когда сама государственная политика была направлена на организацию школ и скрипториев3 . Многочисленные школы при бенедиктинских монастырях стали центрами культуры, в них получили образование западные ученые, в свою очередь, устраивавшие новые школы4 . В эту эпоху определилось разделение западных монастырских школ на внутренние (scholae interiores) — расположенные внутри монастырей, в которых обучались будущие монахи и священнослужители, и внешние (scholae exteriores) — построенные за стенами обителей и предназначенные для мирян [см.: 37, с. 188].

Западные школы предполагали несколько уровней образования, в зависимости от типа школы: во внешних школах дети учились чтению, письму, арифметике и богослужебному пению, реже обучение включало грамматику, диалектику и риторику. Во внутренних школах уровень образования был выше, в число предметов включали арифметику, геометрию, астрономию, музыку, а также богословие. При крупных монастырях дети изучали медицину и каноническое право, занимались чтением святоотеческих и светских сочинений, включая античных авторов. Было распространено также обучение различным ремеслам и началам агрономии [3, с. 588]. Преподавание велось большей частью на латыни, и именно благодаря этому впоследствии латынь стала языком науки на Западе.

На Востоке развитие монастырских школ было связано с распространением христианской веры, книжного просвещения и новой письменности. В IX веке святые равноапостольные братья Кирилл и Мефодий, просветители славян, основали школы для детей в Моравии и Болгарии [7, с. 283]. Эти школы продолжили существование и после смерти равноапостольных братьев, а их ученики, святые Климент, Наум, Савва, Горазд и Ангеляр, стали продолжателями своих учителей в трудах просвещения. Заботами святых Климента и Наума открылись знаменитые Преславская и Охридская книжные школы5 , главным направлением которых было создание новой славянской письменности, переводческая и литературная деятельность. Школы подготовили множество учителей, священников и монахов для последующего распространения христианской веры и нового языка. Особенно прославились школы в X веке, Золотом веке Болгарского государства, покровительствуемые царем Симеоном I Великим († 927), сторонником христианского и книжного просвещения.

В XI веке монастырская школа появилась на Афоне трудами известного грузинского святого, преподобного Георгия Cвятогорца († 1065), духовного писателя, переводчика, филолога и текстолога. Во время своего пребывания на Афоне, будучи настоятелем Иверской Лавры, преподобный Георгий задумал собрать детей и «на Афоне у мощей святого Евфимия, просветителя Грузии, приготовить их на служение Церкви» [45, с. 192]. Первыми детьми, которых привели к нему для воспитания и обучения, были два его племянника. Других он собирал из городов и сел, а некоторых выкупал из рабства или вызволял от самой неблагополучной жизни. Иногда сами родители приводили к нему своих детей и оставляли их у дверей его кельи. Случалось и так, что некоторые дети, желая учиться, сами упрашивали святого Георгия принять их. Таким образом, собралось у него сорок мальчиков. Как говорил преподобный, три причины понудили его начать устроение школы — милосердие, утверждение Православия посредством переведенных им книг, которые изучать легче юным, нежели старым, и торжественное служение в Афоно-Иверской Лавре у мощей Иоанна, Евфимия, Арсения и других святых» [45, с. 192].

Во время пребывания в Грузии, «где царь поручил ему воспитание престолонаследника, царевича Георгия» [13, с. 77], преподобный Георгий продолжил просветительскую деятельность и открыл училище для восьмидесяти мальчиков. В училище «принимались дети всех сословий, но главным образом это были сироты и подкидыши» [там же].

Традиция создания монастырских школ на Афоне нашла свое продолжение в XIII веке, когда для образования юношей из монастырской братии было открыто «училище в келлии Иверского монастыря, носившей имя святого Иоанна Богослова» [19, с. 128]. В середине XVIII века монахи Ватопедского монастыря открыли Афониаду — школу для мальчиков, «оплот греческих знаний, воспитания и всяческого научения в области как философских, так и богословских наук» [там же]. История школы хранит сведения о том, что святые равноапостольный Косма Этолийский и преподобный Афанасий Паросский преподавали в ней богословие, а последний несколько лет стоял во главе школы [11].

Пережив в непростые времена закрытие по причине происходящих войн, школа была перемещена сначала в Карею, потом в монастырь Кутлумуш. А в 1953 году в странноприимном корпусе Андреевского скита (рядом с Кареей) школа открылась уже как Афонское церковное училище (̓Αθωνιὰς ̓Εκκλησιαστικὴ Σχολή), которое в 1972 году было преобразовано в Академию с шестилетним периодом обучения, существующую и поныне.

В числе монастырских школ на Востоке хорошо известна как школа молитвы и центр духовного и книжного просвещения Тырновская школа, устроенная в XIV веке просветителем Болгарии преподобным Феодосием Тырновским († 1363) [см.: 33; 43]. Школа во многом продолжила древние святоотеческие традиции и по широте охвата книжной и учебной деятельности превзошла все существовавшие в то время на Востоке монастырские школы. Однако прежде всего это была школа молитвы, «школа исихазма… в том виде, в котором видим его как творческое богосозерцание у великих отцов Церкви: святителя Григория Богослова, преподобного Макария Великого, святого Симеона Нового Богослова» [54, с. 5]. Другой особенностью обучения в Тырновской школе было внимание, уделяемое «эстетике письма, правильности, точности и выразительности слова — важнейшего средства прославления Бога и просвещения людей» [33, с. 214]. Школа воспитала около четырехсот шестидесяти учеников, в числе которых святой патриарх Болгарии Евфимий и святитель Киприан Московский, много потрудившийся для духовного просвещения и государственного укрепления Руси.

Среди греческих святых XX века как творческий воспитатель детей хорошо известен преподобный Арсений Каппадокийский († 1924) [41, с. 44–45]. Во время своего длительного служения в греческом селении Фарасы он обучал грамоте греческих и турецких детей, одновременно прививая им навыки Иисусовой молитвы и церковного благочестия и, таким образом, сочетая общее образование с духовным просвещением.

Монастырские школы на Руси

Первые сведения об обучении детей при монастырях на Руси относятся к XI веку, когда в Киеве великим князем Владимиром были устроены мужской и женский «училищные монастыри», а в 1086 году при киевском женском Андреевском-Янчином монастыре сестра Владимира Мономаха преподобная Анна Всеволодовна († 1112) открыла девичье училище — первое в истории Руси и Европы женское монастырское училище [см.: 29, с. 3]. Другая великая русская святая преподобная Евфросиния Полоцкая († 1173) при открытом ею же девичьем Спасо-Преображенском монастыре организовала женскую школу [49, с. 101–102].

В XIV веке книжное просвещение распространялось на обширных русских землях благодаря проповеди святителя Стефана Великопермского († 1396). В этот период развивались монастырские школы Чудова монастыря в Московском Кремле, Никольского, Богоявленского, Спасо-Андроникова монастырей в Москве, Троице-Сергиева монастыря (будущей Троице-Сергиевой Лавры). В этих обителях помимо начатков образования — арифметики и церковнославянского языка, монахи и ученики занимались переписыванием книг.

Известны монастырские школы при четырех обителях, основанных в XVI веке святителем Гурием Казанским († 1563) и его учениками в Казани и Астрахани. Монастыри были основаны с целью развития миссионерского дела, чтобы «иноки, не отвлекаясь житейскими попечениями, занимались обращением неверных и обучением детей» [20, с. 533]. В школе Зилантова Казанского монастыря монахи обучали детей «читать, писать и правильно понимать священные книги» [там же].

Сотрудник и ученик святителя Гурия архимандрит Герман (впоследствии святитель, Казанский чудотворец), согласно воле святителя, основал и устроил в Казанском крае Свияжский монастырь, где «иноки занимались обучением детей и обращением неверных» [34, с. 191], и появилась первая монастырская типография для печати Священных книг6 . Имел школу и Спасо-Преображенский монастырь в Казани, основанный помощником святителя Гурия архимандритом Варсонофием. В Астраханском монастыре во имя Пресвятой Троицы и святителя Николая преподобным Кириллом Астраханским в 1568 году была основана школа, где дети обучались грамоте [см.: 34, с. 192].

Устраивая монастыри, святитель Гурий просил царя Иоанна Грозного дать для их содержания вотчины, чтобы монахи были свободны от других забот и занимались только насаждением слова Божия в душах детей. Царю очень понравилось такое намерение, и он отвечал святителю: «Чернецы должны уподобляться апостолам, которых Господь послал учить и крестить людей неведущих. Учить же детей надобно не только читать и писать, но и право разуметь читаемое, чтобы они могли научить и других» [34, с. 190–191].

Широко прославились школы, устроенные русскими епископами-миссионерами в разное время и в разных уголках мира. Это, например, русско-монгольская школа, устроенная святителем Иннокентием Иркутским († 1731) в Иркутске, в которой могли обучаться русские и монгольские дети всех сословий. Здесь можно вспомнить и общедоступные школы, созданные святителем Иннокентием (Вениаминовым, † 1879), просветителем Америки и Сибири, в разных местах Аляски, Алеутских островов и Америки. В открывавшихся школах дети алеутов изучали русский, а иногда и местные языки, начала точных наук и врачебного дела, основы христианской веры. В 40-х годах XIX века в столице Русской Америки — городе Ново-Архангельске на острове Ситка, святитель Иннокентий устроил духовное училище, на базе которого в 1845 году возникла духовная семинария.

Среди русских епископов-просветителей XX века особенно прославился попечением об образовании детей и устроением детских судеб замечательный святой Русского Зарубежья святитель Иоанн Шанхайский и Сан-Францисский († 1966), построивший в Шанхае приют для брошенных детей и детей-сирот. В общей сложности за время существования в Шанхае через приют прошло около трех с половиной тысяч мальчиков и девочек. Позже, после недолгого пребывания в Филиппинах, приют эмигрировал в Америку, в город Сан-Франциско [см.: 40, с. 29–30, 44–46].

С середины XVII века в некоторых русских монастырских школах, благодаря деятельности носителей западной культуры, просветителей-монахов Симеона Полоцкого, Епифания Славинецкого, Арсения Сатановского стало проявляться влияние западного образования. Так, в середине XVII века при Андреевском монастыре под Москвой, основанном боярином Ф.М. Ртищевым, стала известной «Ртищенская школа». Образование в школе было устроено по образцу западных школ, преподавали в ней специально приглашенные иноки из киевских монастырей [32, с. 257–258]. В число изучаемых предметов вошли диалектика, риторика, геометрия, астрономия, музыка, греческий и латинский языки, богословие и поэтика. В середине XVIII века в Петербурге при Александро-Невском монастыре появилась Монастырская славянская школа, из которой впоследствии выросла Санкт-Петербургская Духовная Академия.

Получили известность школы и при женских русских обителях. Они устраивались для детей-сирот, детей низших сословий, детей из духовенства, а также для послушниц. Как правило, учащиеся таких школ получали начальное образование и обучались простым ремеслам.

Большой вклад в организацию женского образования в XIX веке внесли женские обители, так как в России долгое время не было специальных женских учебных заведений. Так, при знаменитой Пюхтицкой обители вскоре после основания в 1891 году был открыт приют для девочек бедных родителей. В приюте девочки «обучались чтению, письму и другим предметам, предусмотренным программой церковно-приходских школ, а также рукоделию, иконописному и золотошвейному мастерству» [46, с. 40]. Известны женские школы при Елабужском монастыре (построен в 1856–1868 годах) Казанской епархии (школа предназначалась для послушниц большей частью крестьянского сословия) [18, с. 146], при Богоявленском Анастасиинском монастыре в Костроме и при многих других обителях. В период жизни в Тихвинском Введенском монастыре обучением детей занималась и духовная дочь отца Иоанна Кронштадтского игуменья Таисия († 1915). В то время в Тихвине не было женских школ, «и некоторые из граждан обратились к матушке игуменье с просьбой: поучить их детей в монастыре подготовительно для поступления в столичные учебные заведения» [52, с. 107].

Прославилась как просветительский и духовный центр Леснинская женская обитель. Основательница обители игуменья Екатерина (графиня Евгения Борисовна Евфимовская, † 1925), выпускница Московского университета и ученица знаменитого педагога С.А. Рачинского, главным делом монастыря считала просветительскую деятельность. При монастыре были открыты церковно-учительская, ремесленная и сельскохозяйственная школы для детей, а также ясли для малолетних детей и приют для мальчиков [47, с. 96, 179]. Сестры монастыря, продолжая дело игуменьи, организовывали свои обители в округе и устраивали в них подобные школы.

В восьмидесятых годах XIX века преподобный Амвросий Оптинский († 1891) устроил приют для девочек при женском Шамординском монастыре. Воспитанием, обучением и уходом за девочками занимались сестры обители, а преподобный Амвросий духовно окормлял их, посещая несколько раз в году. После кончины старца духовное попечение о девочках взял на себя преподобный Анатолий Оптинский (Зерцалов, † 1894). Сохранилась трогательная переписка старца Анатолия с девочками, где он советует им подражать мудрым евангельским девам, не малодушествовать и возделывать в душах евангельские добродетели [12, с. 3–13]. Пережив расцвет в начале XX века, монастырь и приют просуществовали до закрытия их советской властью в 1923 году.

Известен трудовой приют для девочек при Марфо-Мариинской обители в Москве, основанной в 1909 году преподобномученицей великой княгиней Елизаветой Феодоровной, где жили и учились девочки из так называемых «неблагополучных» семей (часто дети нищих, людей, склонных к пьянству, и т.д.). В приюте были хорошие условия содержания, девочки получали полноценное образование и профессию, а по окончании приюта недорогое или бесплатное жилье. В советские годы приют также был закрыт, но с возрождением обители в 1992 году открыт вновь и существует по настоящее время.

Иногда женские обители только давали средства для устроения школ и не участвовали непосредственно в обучении. Такие обычаи были в обителях со строгим уставом, например в Иверском Выксунском женском монастыре, основанном преподобным Варнавой Гефсиманским [47, с. 2129].

Особым проявлением милосердия и заботы монашествующих о детях были приюты-школы для детей-инвалидов и умственно отсталых детей. Такой приют был открыт в XIX веке при Московском Ивановском женском монастыре [там же, с. 222– 224]. В начале ХХ века насельником Троице-Сергиевой пустыни под Петербургом иеромонахом Николаем (Грачевым) было создано «Братство Царицы Небесной», целью которого была помощь детям с нервно-психическими заболеваниями. Братство открыло три детских специальных приюта в Петербурге, Москве и Курске [60, с. 192–194]. В подобных приютах очень внимательно подбирались учителя и учительницы, поскольку им необходимы особенные дарования любви, терпения и утешения, чтобы облегчать состояние страждущих детей.

Образование в монастырских школах

Наиболее ранние дошедшие до нас святоотеческие работы, где вопросам детского воспитания и образования посвящены отдельные главы, это Правила святителя Василия Великого, Устав Тавеннисиотского общежития преподобного Пахомия Великого и творения святителя Иоанна Златоуста. Позднее из русских святых к этой теме обращались святители Феофан Затворник, Игнатий (Брянчанинов) и Тихон Задонский, святой праведный Иоанн Кронштадтский, преподобные оптинские старцы. Из наших современников темой образования и воспитания детей живо интересовались преподобные Паисий Святогорец, Порфирий Кавсокаливит, иеромонах Серафим (Роуз) и многие другие.

Обобщая опыт монастырской и святоотеческой педагогики, можно утверждать, что высшей целью образования святые отцы, древние и новейшие, единогласно признают достижение целостного мировоззрения, высоконравственного мышления, святости и единения с Богом. Так, согласно святителю Иоанну Златоусту, «воспитание детей не в том состоит, чтобы просто только кормить детей, а воспитать, как должно… в вере и любви и в святости с целомудрием (1 Тим. 2. 15)» [27, с. 717]. Святитель замечал столь известную и поныне опасную тенденцию в воспитании детей: «Теперь… каждый прилагает все усилия к тому, чтобы выучить своих детей ремеслам, наукам и красноречию, и никто не заботится о том, чтобы украшать их душу» [25, с. 179]. Тогда как с раннего возраста «все родители должны воспитывать детей своих для Бога… вводить их в жизнь Небесную» [26, с. 199], что поможет в конечном счете обеспечить и обезопасить и их земную жизнь.

Современные исследователи монастырского образования говорят о таких принципах монастырской педагогики, как преподавание учащимся благочестивых навыков общения с Богом и друг с другом, воспитание нравственных качеств и творческого начала как средства раскрытия разнообразных способностей личности ребенка [33, с. 214], что невозможно без мудрого и деликатного обучения ребенка борьбе с внутренним злом.

Наряду с учением о сообразности человека своему Творцу и о высочайшем призвании его к святости и совершенству, одной из основ святоотеческой педагогики является представление о поврежденности грехом человеческой природы вследствие грехопадения Адама, что ведет к необходимости систематического духовного воспитательного процесса. Священномученик Владимир (Богоявленский, † 1918), устроивший множество церковных и церковноприходских школ, так пишет об этом: «В середине 18 столетия во Франции явился ученый именем Руссо, который измыслил такое учение о воспитании детей, которое причинило очень много существенного вреда… Он учил именно, что дитя появляется на свет совершенно добрым и ничуть не испорченным. Поэтому стоит только дитя предоставить самому себе, и оно непременно останется цельным, неповрежденным, добрым… Только чрез воспитание, говорит Руссо, привходят все дурные наклонности и страсти в совершенно невинную и неиспорченную натуру дитяти. Как ложно и превратно такое учение, в этом убеждает нас и опыт, и Божественное Откровение... Из этого опыта мы видим, что совершенно маленькие, еще грудные дети, которые никем не могли еще быть испорчены, имеют уже свои значительные недостатки и дурные качества... Божественное Откровение… учит нас, что дитя появляется на свет зараженным наследственным грехом и что чрез этот наследственный грех природа дитяти испорчена и склонна более ко злу, чем к добру… То же христианское Откровение учит нас и тому, что душа дитяти очищается от первородного, наследственного, греха и освящается во Святом Крещении; но ослабляемая в этом Крещении наклонность ко греху отнюдь, однако, не уничтожается и не искореняется совершенно» [8, с. 46–47].

Монастырские школы ставили целью дать детям и практически полезное образование, обучая их различным ремеслам, специальностям и искусствам, необходимым в жизни. Процесс и методики обучения находились в соответствии с высшими, духовными его целями. С течением времени что-то, конечно, менялось в практике монастырского образования в зависимости от количества учащихся, места и самих условий жизни, но основные цели и принципы воспитания сохраняют свою ценность и поныне. Уровень образования мог быть разным и зависел от самой школы и исторических обстоятельств ее существования.

Святые отцы говорят о необходимости выстраивания в детском сознании с ранних лет иерархии ценностей [53, с. 10]. Святоотеческая мудрость приветствует начало воспитания в самом младенчестве, «когда дети начинают хотя бы немного что-то понимать» [там же, с. 4], ведь именно по причине нежного возраста дети способны приобрести спасительный навык «ходить пред Лицем Господним» (Пс. 114: 9) и восходить на высоту духовного совершенства [5, с. 177].

Святой Златоуст говорит о воспитании в ребенке приветливости к окружающим [25, с. 181–182], почтения к родителям и воспитателям, пресечении капризов — зародышей «сердечной порчи» [28, с. 77]. Известно, что преподобный Серафим Саровский не позволял детям говорить против родителей, даже имевших «несомненные недостатки» [15, с. 53].

Задачей монастырского образования было воспитание воли ребенка [25, с. 193]. Сами условия жизни детей располагали к воздержанию и были лишены излишеств [там же, с. 189], воспитание же аскетического настроя могло касаться любой стороны быта. Это, например, уменьшение сладкого в дни поста; воздержание в речи — молчание, когда этого требуют обстоятельства, осмысленное отношение к своей речи, по слову апостола: «Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших, но только слово… дающее благодать слушающим» (Еф. 4. 29) [там же, с. 181]; пользование простой одеждой и небольшим количеством простых игрушек. Скромность внешнего вида располагала ребенка к восприятию красоты окружающего его мира и обращению к своему внутреннему «я» [там же, с. 188].

По словам преподобного Порфирия Кавсокаливита, смирение — это та необходимая основа, на которой строится воспитание: «Когда мы похвалами развиваем в ребенке это гипертрофированное “Я”, когда развиваем его эгоизм, то совершаем для него великое зло… Диавол — это великий эгоист, великий денница... Смирение Божие, это нечто совершенно необходимое для души человека, нечто для нее органическое. И когда его нет, это все равно, что в организме нет сердца. Сердце дает жизнь телу, а смирение дает жизнь душе. Из-за эгоизма человек находится на стороне злого духа, то есть он развивается со злым духом, а не с добрым» [50, с. 312].

Монастырские школы приучали ребенка к труду и преодолению трудностей как важнейшим жизненным навыкам. Из чтения предлагалась христианская художественная литература, произведения христианских писателей и Священное Писание. В школах применялись всевозможные усилия к тому, чтобы дети не соприкасались ни с чем порочным, ведь, по слову отцов, хорошее воспитание состоит не в том, чтобы, «допустив наперед порокам одержать верх, потом стараться изгнать их» [24, с. 118; см.: 21, с. 120], а в изначальном ограждении детей от пороков. Так, из воспоминаний о семье Царственных мучеников мы знаем, что царские дети просто не знали многого дурного в окружающем их мире. Особенно зрение и слух ребенка охранялись от непристойных зрелищ и песен [25, с. 188].

Святоотеческие методы воспитания

Особенно важным для детей святые отцы считают общение с помощью молитвы. Наш современник, преподобный Порфирий так говорит об этом: «Дети слушают не ушами. Только когда приходит просвещающая Божественная благодать, они начинают — слушать то, что мы им говорим… Твоя молитва будет той “духовной лаской”, которой ты окружишь своего ребенка… Иной раз мы хотим приласкать ребенка, а он убегает. Но дети никогда не сопротивляются “духовной ласке”» [44, с. 351]. Ведь каждый раз, когда воспитатель молится: «“Господи, помилуй моего ребенка”… дитя будет принимать от Христа один добрый помысл. Чем больше ты будешь молиться, тем больше благих помыслов будет приобретать твое чадо… Когда вы хотите что-либо сказать своим детям, скажите это Пресвятой Богородице, и Она Сама все управит» [там же, с. 348, 359].

Велика сила примера, и святые отцы в качестве важнейшего метода воспитания приводят учительский пример: «Во образ добрых дел самих себя им представлять» [53, с. 14]. Памятуя о том, что благими примерами учителей дети приобщаются добродетелям, святые отцы с большой серьезностью относились к выбору воспитателей [21, с. 121].

Святоотеческая мудрость призывает учителей к умеренной строгости: «Городом является душа ребенка, городом, недавно основанным и построенным… Установи законы этому городу… и защищай их от нарушений: ибо нет пользы в законе, если не следует за ним и наказание» [25, с. 180]. «Детей неисправных должно наказывать» [53, с. 13]. «И если эту школу… испытаний мы не пройдем в детстве .., то Господу ничего не останется, как подвергнуть нас испытаниям жизни» [6, с. 267–268].

Рассуждение и разумность лежат в основании любого воспитательного процесса, ведь как излишняя мягкость, так и «безмерная строгость» одинаково разрушительны [53, с. 14]. По меткому сравнению святителя Амвросия Медиоланского, «раны промывают вином, излечивают маслом. Так и в воспитании: снисходительность должно смешивать со строгостью» [1, с. 157], и меры определяются в каждом случае индивидуально [25, с. 181–182].

О необходимости внимания, любви и нежности и о вреде любого насилия, особенно в воспитании веры, преподобный Паисий Святогорец († 1994) замечает: «Ребенок нуждается во многой любви и нежности, а также во многом руководстве. Он хочет, чтобы ты посидел рядом с ним, хочет рассказать тебе о своих проблемах, хочет, чтобы ты его ласково погладил и поцеловал... Если, будучи ребенком, человек насытился нежностью и любовью, то впоследствии у него есть силы на то, чтобы преодолеть те проблемы, с которыми он будет сталкиваться в жизни» [42, с. 107]. В современном свободном обществе насилие в деле духовного воспитания особенно опасно: «дети не любят давления. Не принуждайте их ходить в церковь. Можно говорить так: “Кто хочет, может пойти со мной сейчас или прийти позже”. Дайте Богу возможность говорить с их душами» [44, с. 355].

В воспитании детского мировоззрения святые отцы призывают не рассматривать окружающий мир как лежащий во зле, но научить ребенка видеть красоту мира как великого творения Божия. Необходима большая рассудительность учителей, чтобы использовать в педагогических целях все, что есть положительного в окружающем ребенка мире и современной культуре. Ведь, как замечают современные подвижники, «многое из того, что на первый взгляд не имеет непосредственного отношения к Православию, можно использовать в интересах православного воспитания… мы можем и должны использовать лучшее, что может предложить мир, чтобы пойти дальше этого лучшего; все лучшее в мире, если нам достает мудрости видеть это, указывает на Бога и Православие» [14, с. 788].

Заложенное Богом в человеке стремление к красоте и творчеству святые отцы рассматривали как отражение в нем Божественного Первообраза и стремились раскрыть все творческие силы и способности ребенка, освятить их, благодатно преобразить и направить на служение Богу. В вопросе о содержании школьной программы святые отцы единодушно говорят о пользе изучения различных искусств и наук. Преподобный Серафим Саровский отвечал на вопрос — учить ли детей языкам и прочим наукам: «Что же худого знать что-нибудь?» [48, с. 461]. Святитель Василий говорит об индивидуальном подходе в обучении, советуя одаренных детей обучать искусствам отдельно: «Как скоро некоторые из детей окажутся способными к обучению, не запрещаем им проводить дни с наставниками в искусстве» [56, с. 485].

Оптинские старцы замечали благотворное действие на душу ребенка классического музыкального воспитания, очищающего душу и приготовляющего «ее к восприятию духовного» [14, с. 787]. По слову американского подвижника Серафима (Роуза), «ребенок, с детства приученный к классической музыке, развившийся под ее влиянием, не подвергается искушениям грубого ритма рока, современной псевдомузыки в той мере, в какой подвергаются им те, кто вырос без музыкального образования» [там же]. Благотворно действуют на душу ребенка классическая литература, драма, поэзия, классическая живопись и скульптура. Будучи знакомым с классическим искусством, ребенок «не соблазнится легко извращенным современным искусством, не будет тянуться к безвкусным изделиям рекламы и, тем более, порнографии» [там же, с. 788].

Исторические особенности жизни монастырских школ

Как складывалась жизнь детей в монастырских школах? Святоотеческие сочинения доносят особенности быта и обычаи школ при некоторых древних обителях — монастырях святителя Василия Великого, преподобного Пахомия и преподобного Венедикта. Также сохранились детали из жизни некоторых приютов-школ более позднего времени.

Обучение детей начинали обычно с семи лет, с возраста отрока, когда церковные каноны полагают ответственность человека за соделанные поступки. Западные монастырские школы допускали начало обучения с пятилетнего возраста [3, с. 588]. Святитель Василий Великий говорит о возможности принять в монастырскую школу ребенка и самых малых лет, если этого требуют обстоятельства, утверждая, что «время первого возраста, почитаем удобным к принятию приходящих» [5, с. 177], вспоминая слова Христа: «оставите детей приходить ко Мне» (Мк. 10. 14) и слова апостола, хвалящего «измлада изучившего Священные Писания» (2 Тим. 3. 15) и советующего воспитывать детей «в наказании и учении Господнем (Еф. 6. 4). Даже с младенческого возраста дети могли быть принимаемы в монастырские школы-приюты с силу сложившихся жизненных обстоятельств. Известно, например, что в XX веке в приюте святителя Иоанна Шанхайского были младенцы, находимые им в трущобах Шанхая.

В древних монастырских школах обычно учились дети одного пола, пол зависел от монастыря, при котором эта школа существовала. Смешанных школ в истории монастырского образования совсем немного, но в силу исторических обстоятельств существовали и таковые. Например, в школе-приюте святителя Иоанна Шанхайского жили и учились вместе мальчики и девочки.

Как правило, дети жили в особом доме на территории монастыря или поблизости (как, например, в Студийской обители), под началом специально поставленных для этого учителей7 , отдельно от братии или сестер монастыря с целью, чтобы не приобрели они «смелости и безмерной дерзости пред старшими, но, по редкости встреч, сохраняли уважение к высшим» [5, с. 178].

Дети, имеющие родителей, в период обучения не часто общались с ними, отправляясь домой на праздники и каникулы, а в остальное время находясь в тесном контакте со своими наставниками [2]. Святитель Василий советует начальником над детьми поставить человека старшего возрастом, превосходящего других опытностью и великодушием, чтобы мог он «отеческим сочувствием и благоразумным словом исправлять погрешности юных» [5, с. 178]. Известны примеры, когда учителями становились сами монашествующие и даже игумены и игуменьи монастырей, но распространены и случаи, когда для воспитания детей приглашались благочестивые христиане-миряне.

Сами обычаи жизни древних монастырей, в русле которых существовали дети, служили их воспитанию. В школе Студийского монастыря монахи сами водили детей «в монастырский храм к церковным службам, наставляли их слушать и читать святоотеческие аскетические и назидательные повествования и жития святых» [16, с. 581]. Устав святителя Василия Великого предписывал братии общение с детьми прежде всего в Боге, не одобряя светских забав [5, с. 178]. Дети участвовали не во всех монастырских молитвах [57, с. 145]. В монастырях святого Василия предполагались общие дневные молитвы для детей и для монашествующих. Святитель пояснял такое устроение той причиной, что «у детей чрез соревнование совершенным укореняется навык к сокрушенной молитве и для старших немаловажно пособие детей в молитве» [5, с. 178].

В обителях преподобного Пахомия дети выполняли общие работы вместе с монахами. С древности существовала традиция присутствия детей на общей трапезе вместе с иноками, а позже стали иногда устраивать особую трапезную для детей. Предметом особенной заботы было питание детей и всегда им делалось «снисхождение в пище» [57, с. 146]. Уставы святых отцов предписывают в отношении детей «всегда иметь во внимании свойственную им по естеству немощь, и никак не держать в отношении к ним строгости положения о пище: надо снисхождение им оказывать в роде пищи; и время для принятия ее назначать пораньше Уставом положенного для всех» [55, с. 627]. Но с раннего возраста дети жили по церковным канонам, поэтому не было обычая готовить для них особую пищу, они вкушали то же, что и насельники обителей. Продолжительность детских келейных молитв, а также «сна и бодрствования, времени, меры и качества пищи для детей» святые отцы советуют определять с рассуждением и в каждом случае индивидуально [5, с. 178].

Обращаясь к истории известных и близких нам по времени монастырских школ — Халкинской школы и Афониады, мы можем отметить некоторые общие черты распорядка дня. Как правило, утром следовал ранний подъем и молитва. Затем, после завтрака, начинались занятия, которые перемежались с отдыхом и трапезами. Младшим детям положен был дневной сон после обеда. После полдника снова следовали занятия, часть вечера отведена для свободного времени и прогулок. Уделялось внимание занятиям физической культурой — дети играли в мяч, в подвижные игры на воздухе или в помещении. Вечер заключали молитвы, а в течение дня отводилось время келейному чтению.

По окончании обучения

Как складывались судьбы детей по окончании учения в монастырских школах? Цель воспитания детей «была не единственно та, чтобы они были потом монахами… но, чтобы воспитать их в страхе Божием и истинном благочестии, научив их притом грамоте, письму и рукоделиям» [57, с. 145]. Древние Уставы предписывают принятых в монастырские школы детей «не тотчас… причислять… к составу братства» [5, с. 177]. Довольно часто воспитанники монастырских школ, особенно дети-сироты, дети из духовенства и дети из простых сословий, хотели стать послушниками и монахами воспитавших их обителей. Другая миссия монастырских школ была просветительская, когда воспитанникам школы предстояло нести свет христианского учения в мир8 . Детей, которые не желали вступить в монашество или которых вызывали к себе родители, никогда не принуждали оставаться в обители, но «с молитвою и напутственным благословением отпускали домой» [7, с. 277].

О современном образовании в России

Рассматривая вопросы современного российского образования, обратим внимание на распространенную ныне теорию о том, что образование должно быть оторвано от какой-либо религиозности и даже не должно предлагать воспитуемым какие-либо нравственные идеалы. Современный мир навязывает человеку мировоззрение, лишенное Бога, высшей истины и традиционных ценностей. Например, свободу воспитания декларирует популярная ныне система Марии Монтессори († 1952), согласно которой в образовательном процессе ребенку предоставлена «полная свобода самовыражения» [38, с. 4], и не учитель указывает, что именно должен делать ребенок, но «сам ребенок выбирает материал своей активности и делает с ним то, что ему велит его внутренний творческий дух» [там же, с. 36].

В странах Европы и в США распространено обширное педагогическое направление с неопределенным понятием о нравственности — «мультикультурное образование», где уравнены «различные культурные ценности и нормы поведения» [51, с. 16]. В этом культурном пространстве «существует множество истин», среди которых воспитаннику предлагается каким-то образом найти те, которые помогают «понять себя» [там же, с. 26]. Губительность и опасность этого направления состоит в размывании нравственных ценностей, когда «в субъекты мультикультурного образования» включены, например, «сексуальные меньшинства» [там же, с. 20] и другие носители нездоровых субкультур.

Существуют и открыто антихристианские педагогические направления, например, вальдорфская система9 , в которой детей учат попеременно принимать стороны различных вероисповеданий, атеистов и коммунистов, чем якобы осуществляется «одна из самых главных задач познавательной работы — не только представлять различные альтернативы мысли, но и суметь в какой-то степени отстаивать каждую из них» [30, с. 202]. То есть детям «закладывается мысль о не существовании объективной истины» [59, с. 71–72].

С развитием прогресса становится особенно очевидным и существенным расхождение между системой нравственности, господствующей в современном мире, и системой традиционных христианских ценностей. Однако нравственность — категория абсолютная, и «она невозможна без религии, так как только религия дает человеку прочную нравственную основу, только в религиозной традиции существует представление об абсолютных нравственных ценностях» [22, с. 307–308].

Современная педагогика отрицает необходимость религии как основы нравственности и основы образования, будь то начальная школа или обучение в вузе. Рассмотренные же нами педагогические воззрения святых отцов и вся система образования монастырских школ говорят об обратном. Согласно святоотеческому мировоззрению, система христианских ценностей и педагогических подходов может стать фильтрующей и гармонизирующей силой фактически для любой педагогической системы. Именно в христианстве мы находим возвышенный образ человека, который в душе и в теле несет подобие Божие и «является иконой невидимого Бога» [23, с. 243]. Только христианство открывает миру истину о высочайшем призвании человека к Царствию Божию, вечной жизни и о бесконечной любви Божией к человеку. Поэтому христианское мировоззрение и христианские ценности должны быть положены в основание любой педагогической системы.

Традиция создания монастырских школ особенно в последние десятилетия возрождается в современных российских обителях в больших и малых русских городах. Возрождение традиции монастырских школ в России это не просто воспоминание прошлого, а отражение потребности современных россиян в целостном христианском образовании. Современные общеобразовательные школы часто имеют значительное количество предметов, и в их программы включены почти все достижения современной науки. Но многим нашим школам, как и древним, недостает главного — просвещения светом веры Христовой. Ведь только такое духовное Просвещение помогает человеку очиститься от мучающего его зла и греха и «дает ему чистое и радостное сердце, напечатлевает в нем Образ Христов и созидает в душе Царствие Божие» [39, с. 19]. Ничто не может заменить этого внутреннего Просвещения, при котором законы духовные и нравственные сообщаются не только уму, но и сердцу и всему существу человека, и он опытно ощущает их. Именно такое Просвещение и стремились передать ближним и детям монастыри и монастырские школы. Ведь именно в монастырях «сосредоточена та светлая, духовная истинно-христианская жизнь, без которой задыхается живая душа» [там же, с. 23], не угасает то истинное Просвещение, которое «обновляет и оживляет всю душу человека и дает ей истинное счастье и невозмутимый мир» [там же].