Везде
Завершение советской эпохи: оценки с дистанции в 30 лет (круглый стол)
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Завершение советской эпохи: оценки с дистанции в 30 лет (круглый стол)
Аннотация
Код статьи
S013216250018020-5-1
DOI
10.31857/S013216250018020-5
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Демиденко Светлана Юрьевна 
Должность: ведущий научный сотрудник
Аффилиация: Институт всеобщей истории РАН
Адрес: Российская Федерация, Москва
Латов Юрий Валерьевич
Номер
Номер 12
Страницы
3-26
Аннотация

В декабре 2021 г. исполнилось 30 лет после завершения истории СССР, но российское общество до сих пор не определилось в своем отношении к этому событию, противоречивые оценки даются и обществоведами. Продолжая тему, начатую в № 8 текущего года, журнал организовал заочный круглый стол, пригласив к обсуждению вопросов о событиях 1991 г. обществоведов-экспертов, представляющих разные научные и идеологические направления. Участники демонстрируют диапазон мнений и оценок – от апологетических до критических. 

Ключевые слова
распад СССР, «реальный социализм», социалистическая идея, общественное развитие, общественное сознание, события 1991 года
Классификатор
Получено
17.12.2021
Дата публикации
24.12.2021
Всего подписок
6
Всего просмотров
53
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
1

Вопросы, предложенные для обсуждения
2 1. Как вы оцениваете события 1991 года, приведшие к развалу Советского Союза и смене политического и экономического курса страны? Каково их значение для России и мира? Каковы позитивные и негативные социальные последствия?
3 2. События 1991 года осмысливаются с точки зрения различных теоретических подходов. Какая теоретическая рамка может, по вашему мнению, привести к наиболее глубокому их пониманию?
4 3. Насколько, на ваш взгляд, современные россияне приняли и легитимизировали социально-экономические и социально-политические результаты событий 1991 г.? Есть ли «второй шанс» у социалистической идеи в России? Возможно ли воссоздание мультинационального объединения на евразийском пространстве?
5 4. Какую роль сыграла отечественная социология в развитии и осмыслении событий начала 1990-х гг. и их последствий?
6

Черныш М.Ф. «Поколение советских циников» вместе с водой выплеснуло ребёнка
7 1. В августе 1991 г., буквально на следующий день после путча ГКЧП, мы с коллегами провели телефонный экспресс-опрос. Его нетривиальные результаты были опубликованы по горячим следам в популярном журнале «Век ХХ и мир». Утверждение, будто российское общество приветствовало крах ГКЧП, оказалось серьезным преувеличением: победные настроения испытывала лишь примерно треть опрошенных, 40% встретили новость о поражении путча с тяжелыми мыслями. В воздухе витало предчувствие, что развал институтов власти и порядка обернется для России, для каждого из её граждан тяжёлыми последствиями. Предчувствия оправдались. Не прошло и полгода, как страна, в которой мы родились, учились, жили и строили надежды, прекратила своё существование.
8 Как оценивать случившееся? С одной стороны, логика пожинателей выгод от разрушительных процессов красноречиво выражена в названии одной из перестроечных книг – «Иного не дано»1. (На самом деле это лишь парафраз одного из высказываний Маргарет Тэтчер – «There is no alternative».) Суть этой позиции можно выразить следующим образом: вся последовательность событий, предшествовавших путчу, вела именно в этом направлении, крах режима и распад страны были неизбежны, а гражданам бывшего СССР самой судьбой велено принять то, что случилось, раз альтернатив нет. Подобное «тоннельное» видение истории легко пробивает себе дорогу post-factum как стратегия оправдания случившегося. Но в тот момент, когда история творится, вектор событий и возможные последствия (в том числе и отдалённые), определяются выбором, которые совершают непосредственные участники драматических событий.
1. Иного не дано. Судьбы перестройки. Вглядываясь в прошлое. Возвращение к будущему / Под общ. ред. Ю. Афанасьева. М.: «Прогресс», 1988.
9 События 1991 г. показали, что в поворотные моменты истории российское общество делится на «глубинный народ» и «публику», способную выдвинуть из своих рядов активное ядро. В короткой перспективе исход событий решает не мнение «глубинного народа» о желательном, а взаимодействие между разными фракциями политического класса, с одной стороны, и «публикой», представленной активистами, движениями, толпами – с другой.
10 Второй вывод из событий августа 1991 г. – в том, что любые исторически важные события имеют моральную основу. Общество может считаться сплоченным, если базируется на общей для всех моральной норме, общем моральном дискурсе. Цинизм, возобладавший в элитах, обладает разрушительным воздействием на общество. Власть, которая выглядит в глазах населения аморальной, уязвима и, как утверждал Т. Парсонс, может рассчитывать только на два инструмента приведения населения к повиновению – на насилие и обман2. Эти инструменты не только ненадежны, но и деструктивны: масштабное насилие выжигает очаги развития в обществе, обрекая его на застой и последующий кризис. Повисая в воздухе, не имея противовесов, власть делает новые, всё более фатальные ошибки, которые в конечном итоге, приводят к коллапсу. Этот коллапс способен увлечь в пропасть и само государство.
2. Parsons T. On the Concept of Political Power // Proceedings of the American Philosophical Society. 1963. Vol. 107. No. 3. P. 232–262.
11 Третий вывод из событий того времени заключается в том, что любые идеи, предполагающие непрерывное поступательное развитие (новый строй якобы побеждает старый более высокой производительностью труда), не имеют под собой твердой эмпирической почвы. Эволюция действительно в какие-то периоды ведет к более сложной институциональной конструкции, но временами восходящие тренды сменяются на нисходящие, наступает период деградации, когда общество входит в фазу архаизации и упадка.
12 Советский проект потерпел неудачу потому, что по внутренним причинам, по имманентной конструкции в решающий момент 19 августа 1991 г. не смог объединить своих сторонников, мобилизовать «улицу», убежденную в необходимости его сохранения. Возвращаясь к упомянутому исследованию: большинство советских граждан считали, что необходимы порядок и сохранение лучшего из того, что до того момента было создано. Но они, «глубинный народ», находились в позиции наблюдателя, а не участника, и не внутри, а снаружи в процессе, который набирал темп и силу.
13 2. Драматические события 1991 года так и не стали предметом глубокого социологического анализа. Между тем для социологов, которые стали живыми свидетелями гигантских социальных катаклизмов начала 1990-х, общество в его тогдашнем состоянии – уникальная лаборатория, в которой могли и должны были рождаться новые теоретические дискурсы.
14 Думается, что наиболее подходящей основой для анализа событий того времени могла бы стать институциональная теория в той ее разновидности, где институты («правила игры») изучаются в динамике, в процессах коллапса и рождения. В книге «Как думают институты?» М. Дуглас приводила особые ситуации, в которых нормирующая роль институтов ослабевает, а образовавшиеся лакуны заполняются соображениями целесообразности, интерсубъективной реальностью, возвращающей игроков в примордиальное состояние, когда норма формируется представлениями о паритете и обмене3. Нечто подобное происходило в российском обществе 1980–1990-х, где поверхностный слой общественного сознания разрушался, выводя на первый план архаичные, иногда древние, способы выживания и фобии.
3. Douglas M. How Institutions Think? N.Y.: Syracuse University Press, 1986. Р. 31–45.
15 В «постсоветской лаборатории», каковой стали транзитные общества 1990-х, производился и потерпел очевидную неудачу эксперимент по трансплантации западных социально-экономических институтов на российскую почву. Именно в этот период возобладала идеология «покупки с чужого плеча». Что, казалось бы, проще? Однако, как показала практика, институты – отнюдь не универсальные образцы, которые можно переносить из одного конца земного шара на другой, а чувствительные и сложные смысловые структуры, врастающие в культурно-смысловую почву и непредсказуемо мутирующие, оказываясь в иной среде.
16 Возникает закономерный вопрос: как можно было выстраданные, важные достижения советского общества вытеснять слабыми, аморфными структурами, лишь внешне и фрагментарно напоминающими источник, из которого они были заимствованы? Частичный ответ отыскивается в тех особых комплексах, которые возникли в период обветшания коммунистической идеологии по мере увеличения разрыва между её скрижальными ценностями и реальной ситуацией.
17 Свободное пространство между гаснущими огнями коммунизма и конкретными условиями жизни заполнялось растущими потребительскими ожиданиями. Они формировали мотив постоянного квеста комфортных условий жизни, а для молодых представителей российской элиты он неизменно завершался в странах Запада или хотя бы в развивающихся странах, где можно получить то, что на родине не получишь. Работать за рубежом, зарабатывать валюту, получать чеки Внешпосылторга – это стало настоящим вожделением многих представителей поколения, которое приучилось собственную страну считать «второсортной», отсталой и бесчеловечной. Советская система с её ориентацией на достижение роста стандартов жизни парадоксально сама себе создала себе могильщика в лице следующего поколения элиты, лелеющей мечту о запретной, но такой комфортной западной жизни. Крушение советской системы и сдача всего исторического наследства России были только вопросом времени: «поколение советских циников», оказавшись во главе слабого российского государства, с радостью занялось делом разрушения и присвоения того, что еще недавно считалось общим достоянием. Подчеркну, речь идет именно об элите и её поколенческой эволюции, скептически (иногда и с ненавистью) судившей об очевидных ограничениях, налагаемых на нее советской системой. Именно элиты вывели страну на тот курс, который привел к августу 1991 года, а в конечном итоге и к её разрушению.
18 3. Мне кажется, что о событиях того времени современные россияне задумываются все реже. Текущие нужды чаще затмевают оценки прошлого, а само прошлое конструируется и реконструируется вровень с тем, что происходит сегодня и создаёт текущие напряжения. События 1991 г. уже вошли в корпус национальных мифов: в глазах одних – как «большой обман», в глазах других – как «славное время свободы», «святые 90-е». Справедливости ради, надо сказать, что считающих совершившееся в начале 1990-х «большим обманом» существенно больше тех, кто ностальгирует о временах кризиса и распада.
19 Процесс легитимации разрушения СССР затруднительно представлять как осознаваемый консенсус, как формализуемое согласие или несогласие с тем, что уже случилось. У процессов легитимации есть по меньшей мере три уровня.
20 Первый из них – принятие на уровне повседневности, согласие подчиняться новой рутине и новым формам господства. В этой трактовке легитимацию результатов событий 1991 г. можно считать совершившейся: подавляющее большинство россиян приняло новые правила игры, живет в согласии с ними и ориентируется на них, определяя жизненные приоритеты.
21 На втором уровне производится оценка существующего порядка из некоей произвольно определяемой точки суждения, находящейся, как правило, во «временах невинности», незнания будущего. В этом случае играет роль то, как мыслится настоящее, какие надежды оправдались, а какие разбились о новую недружественную реальность. На этом уровне события 1991 г. оцениваются чаще негативно, как движение в сторону деградации, как дорога потерь, а не приобретений. В этом контексте культивируется ресентимент по поводу безвозвратной утраты производственной мощи, разрушения дружественного союза культур и народов, на смену которому пришли местечковые национализмы, потери духа уверенности и безмятежности на основе социальных гарантий «развитого социализма».
22 Наконец, на третьем уровне легитимация происходит в контексте морального дискурса, свидетельств исправления морали или ее кризиса. На этом уровне картина более пестрая. В большинстве случаев моральные основания современного общества оцениваются как зыбкие; коррупции, воровства и цинизма стало после 1991 г. в разы больше. Однако «взрослость» общества, преодоление детско-наивного отношения к себе и будущему считается очевидным приобретением. Приходит осознание того, что каждый человек имеет толику свободы, область, в которой только он/она вольны принимать решения. Расцветший в конце 1980-х идеализм, воспевающий «ветры перемен», стал более невозможен. Новый реализм, продукт постсоветской эпохи, делает сложной или невозможной в принципе тотальную манипуляцию общественным мнением, хотя и не отменяет полностью возможность управления поведением с помощью испытанных инструментов – насилия и обмана.
23 4. За последние десятилетия повестка дня современной российской социологии формировалась главным образом как ответ на текущие вызовы. У социологов не было возможность отодвинуть от себя события прошлого настолько, чтобы взглянуть на них холодным, отстраненным взглядом. Возможно, причина ещё и в том, что в оценках событий 1991 г. по-прежнему применяется сугубо политическая терминология.
24 Что касается конкретных последствий радикального поворота 1991 года, то они в главных моментах отражены во многих социологических трудах, российских и зарубежных. Речь идет о главной тенденции, сопровождающей реформы, – об углублении социального неравенства, закрепляемого институционально в формальных и неформальных нормах.
25 В последнее время умножились также труды, в которых выбранное в 1991 г. направление реформ рассматривается как архаизация, выраженная в становлении полуфеодальной, квазисословной социальной структуры. В этом смысле вполне уместно говорить о возвращении закрепляемых в культуре статусных социальных различий и о вытеснении из оборота общественной жизни универсалистских принципов и норм, свойственных обществам модерна. В этом – одно из непреднамеренных последствий событий 1991 г.: крах советского проекта имел в качестве сопутствующего ущерба отказ, полный или частичный, от проекта Просвещения в той форме, в которой он был реализован в России в ХХ в. В определенном смысле можно говорить о том, что вместе с недостатками и пороками, свойственными советской системе, выплеснули и ребёнка – достижения по сохранению и развитию человеческого капитала, представленные развитой системой образования, большой наукой, системой здравоохранения (возможно, не самой лучшей, но все же более эффективной, чем нынешняя), социальными гарантиями и «сетями», помогающими выживать в сложном обществе.
26 Исследования показали, что, вопреки ожиданиям, кризис 1991 г. запустил социальные процессы, подтачивающие социальный порядок в уже новых условиях, в государствах, возникших на обломках советской системы. Это означает, что случившееся тогда достойно глубокого и заинтересованного рассмотрения, чтобы понимать состояние современного российского общества и те изменения, которые в нём сейчас происходят.
27

Трофимова И.Н. В 1991 г. Россия в очередной раз потрясла мир
28 1. События 1991 г. настолько «потрясли мир», что и сегодня вызывают противоречивые оценки. К тому же в течение того года произошли разные по своей природе события. Если попробовать найти в них общий смысл, то он видится, скорее, в попытке российской политии как формы общественно-политического устройства найти себя в новых условиях.
29 Определение позитивных и негативных последствий событий 1991 г. зависит от того, на каком временном промежутке и на какой ценностной шкале их рассматривать.
30 Сравнивая «до» и «после», трудно переоценить позитивное значение того демократического подъема, который охватил страну на рубеже 1980–1990-х: устранение государственной монополии на идеологию и информацию, рост гражданской активности, свобода дискуссий и др. Многое из этого впоследствии обратилось в свою противоположность или имитацию. Например, демократия так и не стала приоритетной ценностью в российском обществе4, но ее нормы и идеалы по-прежнему актуальны при осмыслении текущих процессов и явлений.
4. Двадцать пять лет социальных трансформаций в оценках и суждениях россиян / Под ред. М.К. Горшкова, В.В. Петухова. М.: Весь мир, 2018. С. 140.
31 Негативные последствия ассоциируются, прежде всего, с масштабом и глубиной изменений, которые были восприняты как слом, разрушение привычного порядка вещей. Многие из них позже стали нормой, но некоторые до сих пор вызывают вопросы. Пожалуй, наиболее остро воспринимаются легитимация итогов несправедливой, по мнению большинства россиян, приватизации и сомнительный бэкграунд части нынешнего истеблишмента. Постепенно со сменой поколений массовое недоверие по данному поводу исчезнет, но не исключено, что память о событиях 1991 г. (особенно на фоне углубляющегося социального расслоения) может стать частью идейного обоснования необходимости новых преобразований.
32 2. В событиях 1991 г. много сюжетных линий, каждая из которых является предметом отдельной дискуссии, но и в целом к анализу ситуации подходят разные концептуальные рамки: демократический транзит, трансформационные процессы, либеральные реформы, общество травмы и т.д. Важной их частью является вопрос относительно состояния и динамики общественного сознания.
33 В социологической и политологической литературе практически устоялся вывод о давней двойственности российского общественного сознания и его противоречивом влиянии на общественный выбор5. А. Аузан в этой связи справедливо отмечает6, что носители противоположных – традиционалистских и модернистских – ценностных ориентаций генерируют противоположные запросы к власти, а их противостояние препятствует формированию консенсусного проекта будущего страны. Это наблюдается уже не менее чем полвека. Такое противостояние прослеживается в событиях 1991 г. и после них. Но за последние 30 лет социальных трансформаций изменилось и общество: оно еще никогда не было так сегментировано и разнородно7. Какова природа противоречия между разнородностью общества, с одной стороны, и сохраняющейся двойственностью и отчасти конфронтационностью общественного сознания, с другой стороны, как оно функционирует и в чем его значение – вот те вопросы, которые могли бы быть интересны в анализе событий 1991 г. и последующих лет. Сменится ли маятниковый/цикличный характер российских трансформаций поступательным развитием без резких разрывов и переходов? Очевидно, поиск ответа на эти вопросы должен объединить представителей разных научных дисциплин.
5. Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта. Т. 1-3. М.: Филос. общество, 1992; Патрушев С.В., Филиппова Л.Е. Дуализм массового сознания и типология массовой политики // Политическая наука. 2017. № 1. С. 13-37; Разум на распутье. Общественное сознание между прошлым и будущим / Под ред. Ю.А. Красина (отв. ред.), А.Б. Вебера, А.А. Галкина. М.: Аспект Пресс, 2017; Тощенко Ж.Т. Травма общества: между эволюцией и революцией // Политические исследования. 2017. № 1. С. 70–84; и др.

6. Аузан А. Третья попытка // Горбачев. Урок свободы. Сб. ст. Отв. ред. Р.С. Гринберг. М.: Весь мир, 2021. С. 46–51.

7. Горшков М.К. О социальных результатах постсоветских трансформаций // Социологические исследования. 2019. № 11. С. 15.
34 3. Оценки непосредственных участников и современников событий хотя могут и меняться со временем, носят более личный характер, отражают надежды и разочарования, которые принес 1991 год и последующие перемены. Будущие поколения будут воспринимать эти события, скорее, индифферентно. Например, крах СССР сегодняшняя молодежь принимает чаще всего безразлично, как свершившийся и необратимый факт, значимый, скорее, для старших поколений, чем для молодых8. Почти половина молодежи до 30 лет не могут дать оценку рыночным реформам и ГКЧП9.
8. Гудков Л., Зоркая Н., Кочергина Е., Пипия К., Рысева А. Российское «поколение Z»: установки и ценности. М.: Фил. союза «Фонд имени Фридриха Эберта», 2020. С. 77.

9. Двадцать пять лет социальных трансформаций в оценках и суждениях россиян. С. 112, 115.
35 Что касается вопроса о «втором шансе» социалистической идеи, то здесь следует различать социальный строй, политические технологии и общественный идеал. Социализм как социально-экономический строй, основанный на общественной собственности на средства производства, дискредитировал себя (по крайней мере, в его советском варианте). Напротив, социализм как мечта о социальном равенстве и о социальной справедливости всегда будет жить в обществе, находя как искренних сторонников, так и тех, кто использует ее в практических целях – политтехнологов, публичных пропагандистов, незаметных бенефициаров среди элиты. В конце концов, в России социализм – это идеология, которую взрослое население страны может хоть как-то «примерить» к своему личному опыту и сравнить с сегодняшней ситуацией. Как, например, показывают результаты мониторинга Института социологии (2018), 38% россиян положительно относятся ко всему, что связано со словом «социализм», еще 51% – нейтрально и лишь 8% отрицательно. В то же время такие слова как «капитализм», «консерватизм» и «либерализм» вызывают положительные отклики только у 11% россиян.
36 4. Отношение общества к тем событиям и их последствиям всегда было в центре внимания социологов. Особый акцент был сделан на изучение динамики процессов, выявление и анализ происходящих в обществе изменений, прогнозирование будущей ситуации10. Тот факт, что различные социологические центры представляют разные идейные течения и по-разному подходят к сбору, анализу и интерпретации эмпирических данных, также можно считать большим плюсом отечественной социологии – государству есть, из чего выбирать и на что опираться при определении и обосновании целей развития.
10. См., например: Гудков Л. «Советский человек» сквозь все режимы. Тридцать лет исследовательского проекта // Демонтаж коммунизма. Тридцать лет спустя. Под ред. К. Рогова. М.: Новое литературное обозрение, 2021. С.268–297.
37 Для понимания роли социологии в российском обществе лучше всего подходят слова Б.А. Грушина: «Главный корень всех совершенных реформаторами ошибок, всех их неудач – вопиющее несоответствие предлагаемых ими стратегий поведения действительным характеристикам той социальной материи, которая называется советским обществом образца 1917–1991 гг.»11. К сожалению, эти слова, с поправкой на современное состояние российского общества, актуальны и сегодня.
11. Грушин Б.А. Смена цивилизаций? // Свободная мысль. 1991. № 18. С. 27–29.
38

Лапин Н.И. Транзит населения России к иной культуре взаимодействий и массовизации травм
39 1. Об оценке событий 1991 г. в лаконичной форме можно сказать так: имелись шансы на разные варианты, реализовался далеко не лучший12.
12. См. подробнее: Лапин Н.И. Сложность становления новой России. Антропосциокультурный подход. М.: Весь мир, 2021.
40 2. Автор ранее13 уже показал, что в массовом сознании населения растут сомнения в смыслах таких абстракций, как «социализм», «капитализм», «рыночная экономика» и «права человека». В социологии и в общественных науках в целом зреет понимание сложности эволюции человека и его сообществ, потребность в подходах, позволяющих получить более убедительные интерпретации реалий.
13. См., напр.: Лапин Н.И. Антропосоциокультурный эволюционизм – метатеоретический принцип изучения сообществ людей // Социологические исследования. 2018. № 3. С. 3–14.
41 В качестве метатеоретического принципа изучения человека и его сообществ мною обоснован антропосоциокультурный (АСК) подход, а также введено двойное ограничение применения (рассматривать получаемые результаты как (а) не универсальные (б) гипотезы). Изложенные ниже положения с «рабочего стола» содержат поиск не только идей и методов, но и адекватного языка их изложения.
42 Одной из ключевых гипотез служит понимание культуры взаимодействий людей между собой и с обществом-государством как источника изменений, совершившихся в России. Изучение этого особенно значимо для понимания смыслов радикальной трансформации, когда рушились прежние институты, а население оказывалось в положении индивидов, которые взаимодействовали между собой и с обществом-государством просто как люди, с их достоинствами и пороками.
43 Распад СССР и так называемые реформы стали, в человеческом их содержании, катастрофической антропосоциокультурной травмой14 всего населения РСФСР/России и других экс-советских республик. Утрачивая идентификацию с прежними институционализированными способами взаимодействий, жители России, не всегда это сознавая, создавали новые способы взаимодействий, которые воспринимались в их непосредственно человеческом обличии, не соотносясь с безличными символами («социализм», «капитализм» и др.). На первый план выступали, скорее, ценностные смыслы способов взаимодействий (их справедливость-несправедливость), популярными стали оценки типа «хаос», «беспредел», «бандитизм» и т.п.
14. Отмечу в этой связи значимую инициативу Ж.Т. Тощенко, который ввел проблематику общества травмы в российский социологический дискурс.
44 Какой же на самом деле была до распада СССР и какой становилась в процессах постсоветских изменений культура взаимодействий населения России? Если использовать терминологию институциональной диагностики, то наиболее общим в азбуке его терминов будет транзит, точнее, гибридно-реверсивный транзит. От чего – к чему? От номенклатурно-государственного (тоталитарного) социализма к «демократии и рыночной экономике», как говорили «прорабы» перестройки и постперестроечной «катастройки» (А. Зиновьев). Можно привести следующие этапы этого транзита: 1) шоковая приватизация ради создания «капитализма для своих» (1992–1999); 2) его модернизация в «капитализм для избранных» (с 1999 г.) и 3) «капитализм для управляющих» (с 2008 г.). Это был переход от всесилия властной номенклатуры, которая имела фактический доступ к использованию средств производства и доходов от них, относясь к рядовым гражданам, отчужденным от этих средств и доходов, как к фактически бесправным и зависимым. Исходной позицией транзита являлась рутинно-тоталитарная, социально симбиозная, псевдо-равногражданская культура взаимодействий властных и исполнительских слоев населения, которая прикрывалась тотально пропагандируемой идеологией высоких гражданских и нравственных ценностей «строителей коммунизма».
45 Шоковая приватизация и декларировавшийся переход к рыночной экономике означали повторную (после реформ Александра II) реверсивную попытку поворота к укоренению частно-обладательной культуры взаимодействий населения – но не всего (как в XIX в.), а узких его кланов, находящихся во власти и близких к ней, т.е. за счет большинства населения.
46 3. К настоящему времени продуктивный потенциал гибридно-реверсивного транзита исчерпан. В экономике и в других сферах общества возобладали процессы стагнирующего воспроизводства. Недавние поправки в Конституцию юридически закрепили эти процессы. Следовательно, 2020 г. можно считать условным завершением постсоветского транзита и началом функционирования относительно самостоятельного иного общества – посттранзитного, с многоукладной экономикой и с суверенным государством-державой, внутренние функции которого ограничены начальными формами правового, социально слабого государства минимального благосостояния населения.
47 Для возникшего общества существенна укоренившаяся массовизация АСК-травм населения. Основные ее две сферы таковы.
48 Во-первых, контрастные неравенства доходов. Показательна трехслойная, ромбовидная структура доходов населения – с контрастными краями и значительной серединой: 1) нижняя макрострата – бедные и нищие; 2) средняя – средний класс и все обеспеченные; 3) верхняя – богатые и сверхбогатые. Экстремальные неравенства между децилями превышают 15 раз. Подчеркну, что это не только стратификация доходов частных лиц, но и дифференциация доли макрострат населения в бюджете страны и ее регионов, косвенно – их влияния на бюджетную политику властей15.
15. Подробнее см.: Лапин Н.И., Ильин В.А., Морев М.В. Экстремальные неравенства и социальное государство. Части 1 и 2 // Социологические исследования. 2020. № 1. С. 4–17; № 2. С. 20–30.
49 Во-вторых, невостребованность культурного потенциала малой родины россиян – жителей регионов Российской Федерации: устойчивый недостаток высококвалифицированных рабочих мест, работа многих (особенно молодежи) не по специальности, несформированность регионального уровня национальной инновационной системы. Всё это – показатели самой массовой травмы населения России, опасной для ее судьбы. Об этом свидетельствуют социокультурные портреты почти трети регионов, полученные участниками нашей межрегиональной программы и многими другими исследователями.
50 Вместе с тем, по данным массовых опросов, большинство россиян спонтанно адаптировалось к изменениям и пассивно принимает общество, возникшее во многом в результате культуры взаимодействий самого населения. Приходится констатировать сохранение-возрождение давно сложившегося рутинно-владельческого и социально-симбиозного, в итоге травмогенного, характера гражданско-общественной культуры взаимодействий (особенно зависимости подвластных, исполнительских слоев населения от властных элит, политических и экономических), осложненного деградацией общей культуры, включая образование и науку.
51 Подытоживая, уточню характеристику возникшего общества: это – российско-евразийское социально-симбиозное общество с суверенным государством-державой и с многоукладной экономикой. Оно достаточно успешно осуществляет сложные внешние функции обеспечения суверенитета и безопасности, но его внутренние функции ограничены травмогенной рутинной гражданско-общественной культурой взаимодействий населения (особенно – между властными элитами и исполнительскими слоями).
52 Перед посттранзитным обществом стоят исторические задачи эволюции в направлении социально сильного и гуманистически ориентированного государства всенародного благосостояния. Это делает остро необходимой задачу вытеснения имеющейся культуры взаимодействий населения более сложной, инновационно-созидающей, композитно-владельческой культурой взаимодействий. Такое вытеснение может быть осуществлено как Всегражданское Самопросвещение, преимущественно через изменение содержания существующих каналов социализации и ресоциализации населения. Максимальное содействие этим процессам составляет, на мой взгляд, основную задачу социально-гуманитарных наук.
53 4. Я вижу перспективы России, скорее, в качестве государства-цивилизации. Речь идет об ее активной роли в создании и развитии как дружественного Евразийского Союза цивилизаций (в локусе «Российской Евразии», европейской и азиатской территории Советского Союза), так и более широкого Конгресса цивилизаций Евразии как континента в целом, включая несколько центров его своеобразных цивилизаций (западно-европейской, российской, мусульманской, китайской и индийской).
54 На этом уровне основная проблема – доминирование интересов государств, выражающих частно-собственнические интересы классов, господствующих в их обществах, которые противоречат терминальным ценностям и нормам смыслополагающих сфер цивилизаций и постоянно создают угрозы военных конфликтов. Как показывают предварительные результаты исследований Института философии РАН по «Российскому проекту цивилизационного развития», потребности выживания и развития человека и всего человечества в условиях глобальных угроз требуют повышения роли формирующейся ноосферы антропообитаемой планеты при определении и осуществлении целей международной политики государств.
55

Олейник А.Н. «Социализм» ушел, «империя» осталась
56 3. Вопросы, есть ли «второй шанс» у социалистической идеи в России и возможно ли воссоздание мультинационального объединения на евразийском пространстве, подразумевают попытку предсказания тенденций на ближайшее будущее. Однако предсказания в общественных и гуманитарных науках имеют сомнительную репутацию, причём события 1991 г. как раз и стали одним из наиболее ярких подтверждений их ограниченной результативности. Тем не менее, эти вопросы представляют не только практический, но и методологический интерес: с помощью каких исследовательских методов можно на них ответить (конечно, осознавая при этом вероятность ошибки)?
57 Одним из таких методов представляется контент-анализ больших текстовых данных. Этот исследовательский метод активно используется экономистами для предсказания динамики макроэкономических показателей, темпов экономического роста16. Речь идет о том, что отслеживаются динамика и тональность новостных сообщений, и на их основе делаются выводы о превалирующих на данный момент настроениях. Если преобладает оптимизм, то вероятен рост, а проявления пессимизма свидетельствуют о приближающейся стагнации или кризисе.
16. См., напр.: Коноплёв Д. Асимметрия информационных волн в экономическом мышлении: опыт финансовых кризисов // Вопросы экономики. 2020. № 1. C. 111–126; Яковлева К. Оценка экономической активности на основе текстового анализа (Серия докладов об экономических исследованиях). М.: Банк России, 2010.
58 Поставленные вопросы более специфичны, чем задача выявления соотношения оптимистических и пессимистических новостей/комментариев. На них можно ответить, отслеживая сравнительную динамику в больших текстовых данных ряда концептов – «социализм» и альтернативные идеологии (такие как «либерализм») по первому вопросу, «империя» и «национальное государство» по второму вопросу. В качестве источника больших текстовых данных можно использовать научные электронные базы данных (eLibary для русскоязычной научной литературы и Web of Science для англоязычной), а также сервис Google Book Ngram Viewer17.
17. Эти источники имеют определенные ограничения и недостатки: eLibrary значительно менее избирательна, чем Web of Science, а Google Books был первоначально ориентирован на решение иных задач, чем контент-анализ больших текстовых данных.
59 На первом этапе была отслежена динамика идеологических концептов в Google Book Ngram. Основу списка для ответа на первый вопрос составили такие идеологии как «марксизм», «социализм», «либерализм», «православие» и «ислам». В список для ответа на второй вопрос были включены разные альтернативные основания государственного устройства на евразийском пространстве: «национальное государство», «национальная идея», «национализм», «евразийство» и «империя». Как представляется, именно конфликт между империей и национальным государством, как альтернативными основаниями государственного устройства, будет определять динамику процессов на евразийском пространстве на ближайшее будущее18. Учитывая, что относительная частотность некоторых концептов изменялась во времени синхронно (социализм – марксизм, национализм – национальное государство), в дальнейшем анализе использовались только концепты, наиболее популярные в литературе (в перечисленных парах они указаны первыми).
18. Олейник А. Национальное государство и империя: востребованность проектов в России и Украине // Общественные науки и современность. 2018. № 2. С. 140–159.
60 На втором этапе была проанализирована динамика относительной частотности концептов как в Google Book Ngram, так и в научных электронных базах данных. Под относительной частотностью здесь понимается количество упоминаний концепта, поделенное на общее количество слов в проиндексированных книгах или на общее количество включенных в научную электронную базу данных документов (ввиду незначительности полученных величин они были умножены на 106). Данные об общем количестве документов, опубликованных за тот или иной год, в eLibrary недоступны. В качестве альтернативы использовалось количество документов в области общественных наук в целом (код 00.00.00) по годам их публикации (полученные величины умножались на 104).
61 Если рассматривать долгосрочные тенденции (Google Book Ngram охватывает период 1800-2019 гг.), то относительная частотность всех отобранных концептов достигала пиковых значений в два отрезка времени: после революции 1917 г. и в 1920-х гг., а так же с конца 1980-х до начала 2010 гг. Видимо, именно эти периоды можно считать временем наиболее активных идеологических дискуссий и обсуждений вариантов государственного устройства. После 2005 г. наблюдается спад интереса к отобранным концептам, а после 2010 г. этот спад приобрел особенно отчётливые формы во всех случаях за исключением концепта «империи».
62

Так как круглый стол направлен на осмысление событий начала 1990-х гг. и их последствий, то период с 1985 г. (начало перестройки) по 2021 г. был проанализирован подробнее. «Империя» – единственный из рассматриваемых концептов, который показывает устойчивую тенденцию к возрастанию в научных публикациях и в книгах (рис. 1). Эта тенденция подтверждается и сравнением относительных частотностей отобранных концептов в русско- и англоязычной литературе (рис. 2). Данные, отображённые на рис. 1, были соотнесены с аналогичными данными для англоязычных текстов за тот же период. В большинстве случаев отобранные концепты упоминаются чаще в англоязычных текстах, чем в текстах русскоязычных. Например, в 2020 г. «социализм» упоминался в eLibrary в 2 раза реже, чем в Web of Science, «либерализм» – в 3 раза реже, а «национализм» – в 5 раз реже. Совсем иная картина с «империей»: этот концепт в 2020 г. упоминался в eLibrary в 850 раз чаще, хотя во второй половине 1990-х и в начале 2000-х гг. разрыв был ещё больше.
63

Рис. 1. Относительные частотности упоминания социализма, либерализма, православия, национализма и империи в русскоязычных научных публикациях и книгах, 1985–2021 гг.
64

Рис. 2. Соотношение относительных частотностей упоминания социализма/socialism, либерализма/liberalism, национализма/nationalism и империи/empire в русско- и англоязычных язычных научных публикациях и книгах, 1985-2021 гг.
65 Падение интереса ко всем другим, кроме имперской, идеологиям указывает, с одной стороны, на незначительность шансов на возрождение социалистической идеи в России и, с другой, на высокую вероятность возрождения империи в той или иной форме на евразийском пространстве. Сообщество ученых может сыграть не последнюю роль в этом процессе, о чем свидетельствует явно выраженный научный интерес к концепту империи. В этой связи вспоминаются слова одного из персонажей горьковской «Жизни Клима Самгина»: «Русь все еще не нация, и боюсь, что ей придется взболтать себя еще раз так, как она была взболтана в начале семнадцатого столетия. Тогда мы будем нацией – вероятно».
66

Иноземцев В.Л. Крах СССР – финал Мировой войны
67 1. Рискну сказать, что упадок и крах Советского Союза стал самым интересным с концептуальной точки зрения общественно-политическим событием второй половины ХХ в. В нём соединились два параллельных процесса: с одной стороны, кризис неэффективной индустриальной экономики на фоне ускорения технологического прогресса и постиндустриального перехода, с другой, кризис имперской модели политической организации в эпоху пробуждения национальных и религиозных идентичностей. Первый не был фатальным – осознание необходимости догоняющего развития приходило к многим обществам. Второй, однако, оказался непреодолим. Ни одна система не могла справиться одновременно с двумя трансформациями – и советская не стала исключением. Подробный анализ происшедшего 30 лет назад и по сей день остаётся важной задачей для социологов, далеко ещё не решенной.
68 Значение конца коммунистического эксперимента и распада СССР велико, но его не следует переоценивать. Ни одна глобальная тенденция не была сломлена этим событием: технологические перемены продолжились и даже ускорились; глобализация расширилась на бывшие советские республики, не изменив своего характера; конфликты на периферии мира не прекратились с завершением «холодной войны», и т.д. В логике больших исторических циклов распад СССР завершил череду конфликтов, открытую Первой мировой войной, т.е. подвёл черту под той War of the World, о которой пишет Нил Фергюсон19. Выход за пределы этого периода я считаю главным позитивным последствием тех событий.
19. Ferguson N. The War of the World: History’s Age of Hatred, London: Allen Lane, 2006.
69 Социальные последствия произошедшего должны оцениваться в глобальном и локальном аспектах. Глобально крах СССР означал завершение «холодной войны». Он также показал, что неэффективные социальные системы не могут существовать вечно, запустив мощную волну демократизации и открытости. Межстрановая конкуренция резко активизировалась после перемен начала 1990-х, мировая экономика стала расти существенно быстрее. В то же время для граждан бывшего Советского Союза его распад оказался чреват серьезным снижением уровня жизни и массой конфликтов, которые не закончились и по сей день. Однако последнее явилось следствием эгоистических и/или некомпетентных действий постсоветских руководителей. Поэтому я оцениваю события рубежа 1980–1990-х гг. как неизбежные. Распад Советского Союза происходил не вопреки, а отчасти в рамках стратегии действовавшей власти, а отчасти при её попустительстве, – и это сделало его относительно мягким и бескровным.
70 2. Распад СССР как единой страны следует анализировать в рамках концепции (пост)колониализма. Сами по себе демонтаж плановой экономики и демократизация политической жизни не являются фатальными для государства. Проблема СССР состояла в том, что его вожди убедили себя в некоей особости собственной страны, считая её национальным государством европейского типа, а не колониальной империей. Концепция «новой исторической общности людей» определила неверные приоритеты перестройки: вместо реструктуризации империи и формирования конфедерации, и уже после этого обращения к экономическим и политическим реформам, в Москве запустили преобразования без понимания взрывоопасности национального фактора.
71 Поэтому распад СССР происходил вовсе не в контексте борьбы капитализма и социализма, или демократии и диктатуры. Ведь к концу своего существования Советский Союз уже переходил к рыночной экономике, а все демократические выборы, которые приводили к смене руководства страны, случались именно в СССР в 1989–1991 гг., в то время как в постсоветской России нет ни одного случая мирного прихода оппозиции к власти. Как и при любом распаде империи, главными на периферии стали новые национальные идентичности и мифологии, использовавшиеся политиками в борьбе с центром. В условиях нараставших экономических трудностей система не могла выжить.
72 Основной проблемой, сохранившейся после распада СССР, стала в точности такая же имперская структура новой России. И Российская империя, и Советский Союз, и Российская Федерация состояли и состоят из метрополии с плохо определенными границами, поселенческих колоний в Сибири и на Дальнем Востоке, где представители титульной нации составляют большинство населения, и военным образом присоединенных в относительно недалеком прошлом территорий Северного Кавказа с минимальным присутствием русского населения20. В отличие от потерявших свои колонии Британии или Франции и даже от сократившихся в начале ХХ в. территориально Турции и Австрии, Россия не превратилась в национальное государство, а осталась империей в миниатюре – но при этом со всем спектром постимперских комплексов. Иначе говоря, проблемность распада СССР состоит в том, что он заставил население пережить все тяготы и комплексы имперской дезинтеграции, но не принес при этом освобождения метрополии от бывших колоний и переосмысления её самой как современного национального государства.
20. Подробнее см.: Абалов А., Иноземцев В. Бесконечная империя: Россия в поисках себя. М.: Альпина Паблишерс, 2021.
73 3. Принятие перемен произошло довольно успешно в социально-экономической плоскости, но не в геополитической. Сегодня большинство российских граждан приспособились к реалиям рыночной экономики, привыкли к новым социальным отношениям, нормально ощущают себя в открытом мире. Подтверждением я считаю тот факт, что в последние четверть века серьёзные протесты в российском обществе никогда не порождались системными экономическими проблемами, в отличие от западноевропейских стран с мощным движением граждан именно за экономические права. Что касается политики и мифологии, тут успехов намного меньше: в России глубоко засели имперские комплексы и концепты «государственности» и «самодержавия». Оба момента можно понять: всё же «имперскость» существовала в стране на протяжении нескольких столетий, а плановая экономика – около 70 лет.
74 Однако «второго шанса» на реализацию социалистической идеи я не вижу. В современном мире левые силы отражают интересы не человека труда, а любых меньшинств (бедных, мигрантов, представителей этнических и религиозных сообществ). Их цели – не вернуть людям то, что у них отняли, а дать им то, что им «причитается» на основании абстрактных концептов прав человека. Такая идеология приемлема в обществах, где достигнут крайне высокий уровень материального благосостояния, а большинство населения воспитывается в ощущении чувства вины в отношении остального человечества. Ничего подобного в России сейчас нет, и представить это затруднительно. Возрождение же левой идеи в категориях передела XIX в. сейчас настолько несовременно, что ждать его я бы точно не стал.
75 Перспективы нового многонационального объединения также выглядят довольно иллюзорными. Сегодня можно видеть, что относительно успешные объединения такого рода формируются либо культурно и исторически близкими друг другу бывшими метролполиями (как Европейский Союз, который во многом помог имперским центрам пережить постимперский синдром), либо странами, боровшими против империй (латиноамериканский Mercosur) или не принадлежавшими к имперским нациям (азиатский АСЕАН). Миру неизвестны примеры интеграции бывшей метрополии и её колоний. Это вполне объяснимо, так как идентичность новых государств строится на противопоставлении бывшей метрополии. Дополнительным фактором являются масштабы самой России, которая по объективным причинам не может выстраивать отношения с бывшими советскими республиками как с равными. Наконец, экономически для интеграции нужны страны, сближение которых может порождать эффект масштаба, но на постсоветском пространстве «добавление» к России остальных стран, составляющих не более 15% её собственной экономики, не способно принести никакой синергии. Поэтому, даже не говоря о тактической неспособности Кремля реализовать интеграционный сценарий, я думаю, что для него нет серьёзной объективной основы.
76 Главной проблемой современных постсоветских стран является их неспособность выйти за пределы советских достижений и стремление постоянно соотносить себя с идеалом, находящимся в прошлом, а не в будущем. Динамизм Советского Союза – как и динамизм любой страны, реализовывавшей революционную стратегию развития, – основывался на отторжении традиционности и утверждении доминанты будущего над прошлым. В современной же России эта опробованная в десятках стран чуть ли не универсальная стратегия успеха предана полному забвению.
77

Макаренко В.П. От ностальгии по СССР – к познанию советского общества
78 1. Колебание политических и экономических курсов в истории СССР/постсоветской России целесообразно рассматривать как следствие диктаторских, авторитарных, идеологических и властно-управленческих аберраций руководства страны, его зависимости от политической конъюнктуры, в том числе от меры политического и институционального произвола в каждом конкретном решении. Все эти параметры нетрудно установить на основе применения методов и концепций теорий международных отношений, сравнительной истории и политической концептологии к изучению политической истории России.
79 Теория посткоммунизма начала складываться после проведения в 1989 г. в Польше круглого стола правительства и «Солидарности». Уже в начале 1990 г. был сформулирован исходный блок идей политики посткоммунистической институционализации. Она состоит из трех горизонтов:
80 - «длительных временных протяженностей», определяющих комплекс вызовов, перед которыми оказались СССР и другие страны Восточной Европы после сброса коммунистического корсета;
81 - наследия советско-коммунистической формации, которая анализируется с точки зрения зависимости от пути развития, влияющей на процессы посткоммунистической институционализации в каждой стране;
82 - роста процессов самоорганизации – возникновения множества акторов, участвующих в создании нынешнего посткоммунистического порядка, который связан с разделом ресурсов, образующих основу нынешней структурной власти в каждой стране.
83 Посткоммунистическая политика институционализации зависит от трезвого учета всех ограничений, возникших в рамках трех указанных горизонтов. Поэтому нецелесообразно выделять отдельно взятый 1991 год в особую временную цезуру.
84 Фрагментом теории посткоммунизма может быть предложение рассматривать события последних 30 лет в контексте универсального процесса распада империй на протяжении ХIХ–ХХ вв. (Османской, Австро-Венгерской, Британской, Германской империй). Поскольку пока не ясно, как измерить влияние данного процесса на все аспекты социальной жизни (в том числе на политическое воображение действующих и потенциальных политиков), возможно как субститут применять теорию политического контекста.
85 Речь нужно вести и об особом эмоциональном фоне, который сопровождает процессы распада империй – от гомерического хохота до разнообразных рессентиментов. Сам список предложенных редакцией вопросов свидетельствует о том, что чувство печали по распаду СССР, особенно по советскому варианту «социализма», проникло и в социологию. Но почему бы вместо грусти по распаду СССР не порадоваться тому, что СССР распался не в результате военного поражения страны, а под действием менее разрушительных факторов?
86 4. Отечественная социология не смогла сыграть значительную роль в развитии и осмыслении событий начала 1991 гг., поскольку в СССР и постсоветской России пока не сложились традиции легитимной оппозиции и устойчивых массовых движений, которые обеспечивают формирование различных традиций политической идентичности граждан. Время формирования таких традиций определить нельзя. Россия нуждается в диверсификации всего круга гуманитарных наук производно от перспектив усложнения социальной и профессиональной структуры и формирования в каждой ее ячейке потребности в исследовании, свободном от влияния денежных мешков, правительственных заказов и конъюнктуры. Надо культивировать и публично репрезентировать критическое отношение к любым правительственным инициативам, реализация которых не дает возможности выйти из состояния перманентных внутри- и внешне-политических кризисов.
87 Важно обратить внимание на саму терминологию, при помощи которой обсуждаются события рубежа 1980–1990-х гг. В частности, часто употребляемый термин «развал» содержит скрытую нацеленность на поиск виновника, а значит, при использовании указанного термина в социологическом обиходе мы сразу попадаем в круг ангажированной публицистики. Между тем при обсуждении проблемы «Куда идет Россия?» на семинарах под руководством Т.И. Заславской в 1990-е гг. использовался термин «распад», отсылающий скорее к природным процессам, а не к политической квалификации происходящих процессов.
88 Для обретения подлинно научного знания о процессах распада империй, включая СССР, требуются долговременные концентрированные усилия. При этом надо обойти сознательную политику ностальгии по СССР, навязываемую нынешней пропагандистской машиной.
89

Дамье В.В. Распад Советского Союза – расформирование «концерна СССР»
90 1, 2. Анализ того, что произошло с Советским Союзом, тесно связан с пониманием характера самого советского общества.
91 Уже в 1920–1940-х гг. появились его оценки как «государственного капитализма», при котором партийная, государственная и техническая бюрократия играет роль буржуазии при «нормальном» капитализме. В советском варианте усматривалось лишь концентрированное проявление мировой тенденции к более «организованному» капитализму21. В то же время некоторые авторы и тогда, и позднее связывали установление такой модели с потребностями правящих элит в ускоренной и консолидированной индустриально-капиталистической модернизации22. В советской науке в период перестройки также ставился вопрос об эффектах форсированной индустриализации в СССР23. Однако для понимания тенденций развития и особенностей функционирования советского общества к подходам, которые были сформулированы в рамках теорий государственного капитализма и форсированной модернизации, необходимо добавить и еще один элемент – концепцию негласного социального компромисса как особой формы советского социального государства24.
21. Rocker R. Die Rationalisierung der Wirtschaft und die Arbeiterklasse. Berlin: Der Syndikalist, 1927; Voline V. Fascisme rouge // Ce qu`il faut dire. 1934. No.2. Juillet; и др.

22. Harper J. (Pannekoek A.) Lenin als Philosoph. Amsterdam: Gruppe Internationaler Kommunisten in Holland, 1938; Marcuse H. Soviet Marxism: A Critical Analysis. New York: Columbia University Press, 1958; Kurz R. Der Kollaps der Modernisierung. Frankfurt a.M.: Eichborn Verlag, 1991; Rubel M. La Perestroïka ou la nostalgie du capitalisme // Economies et Sociétés – Cahiers ISMEA. 1991. T.25. No. 6-7. Juin – juillet. P.17–60; и др.

23. См., например: Симония Н.А. Что мы построили. М.: Прогресс, 1991.

24. Das Ende des sowjetischen Entwicklungsmodells. Berlin; Göttingen: Schwarze Risse; Rote Strasse, 1992; Cook L.J. The Soviet Social Contract and Why It Failed. Cambridge: Harvard University Press, 1993.
92 Автор этих строк ранее попытался суммировать и синтезировать эти подходы25. Допустимо провести аналогии между принципами организации и функционирования советской модели и крупной капиталистической корпорации. Задачи «корпорации СССР» состояли в форсированном уничтожении традиционных социальных структур, создании основ и дальнейшем развитии индустриального общества со свойственными ему индустриализацией, колонизацией деревни, урбанизацией, распространением знаний, необходимых для выполнения индустриальных работ, и т.д. Ускоренность процесса предполагала предельную концентрацию экономической и политической власти, а также крайнюю жестокость принудительных мер. Несмотря на жесткий протекционизм, «корпорация» активно выходила на внешний рынок, участвовала в мировом капиталистическом разделении труда и боролась с конкурентами за место в капиталистической мир-системе. Экономика при этом была основана на наемном труде работников города и деревни на государство-концерн.
25. Дамье В.В. Стальной век: Социальная история советского общества. М.: ЛИБРОКОМ, 2013.
93 Таким образом, СССР – это общество, в котором причудливо смешивались докапиталистические, раннекапиталистические и развитые капиталистические элементы. Правящий слой/класс, который определял политику, руководил экономикой и распределял полученную прибыль, составляли «менеджеры» этой корпорации – партийные, государственные, производственные чиновники, чиновники репрессивного аппарата и т.д.
94 Однако осуществление внутренних (обеспечение экономического роста для получения прибыли и привилегий) и внешних (достижение победы над конкурентами в мир-системе) задач наталкивалось на возраставшие противоречия и конфликты внутри СССР. Форсированный рост предполагал сохранение единства правящего класса, готовность жертвовать частными и групповыми интересами ради блага корпорации в целом, с одной стороны, и постоянное увеличение объема и размеров прибыли, а следовательно, производственных заданий и норм – с другой. Но чем дальше, тем больше нарастали проблемы и «сверху», и «снизу».
95 Менеджериальный класс бюрократии постоянно проявлял тенденцию к формированию внутренних групп интересов (как ведомственных, так и территориальных). С этими явлениями приходилось бороться путем репрессий и «перетряхиваний» кадров, пока после победы «среднего звена номенклатуры» в конце 1950-х гг. и отмены «волюнтаризма» Н.С. Хрущева бюрократические группировки не добились известной стабильности своего положения («застой»). В то же время постоянное взвинчивание производственных норм и основанная на этом эксплуатация наемного труда в начале 1960-х гг. натолкнулись на жесткие границы. После серии бунтов, рабочих стачек и восстаний (не только в Новочеркасске в 1962 г.) руководство «концерна СССР» вынуждено было согласиться на негласный и неоформленный «социальный компромисс» с трудящимися, воздерживаясь впредь от драконовского повышения производственных норм, а также пойдя на общее повышение заработной платы, активное субсидирование цен на продукты питания, жилищно-коммунальные услуги и др. Произошло существенное расширение социальной политики в виде специфического варианта «социального государства».
96 Чем дальше, тем больше сказывалась неприспособленность бюрократического механизма администрирования к выполнению задач, поставленных с 1960-х гг. третьей индустриальной революцией. В результате стал нарастать кризис советской модели. Конкурентоспособность на мировом рынке стремительно падала: из экспортера оборудования Советский Союз в 1970–1980-х гг. превратился в экспортера сырья, прежде всего – топлива. Темпы роста производства и производительности труда все больше отставали от роста заработной платы, а затем стали сокращаться. Ситуация усугублялась колоссальными военными расходами, которые велись для сохранения и расширения позиций в конкурентной борьбе в мир-системе. Иными словами, методы форсирования больше не работали, а модернизационный проект оказался в глубоком кризисе. Падение мировых цен на нефть в начале 1980-х довершило дело.
97 Новая администрация во главе с М.С. Горбачевым попыталась искать выход путем экономии расходов (включая реформу ценообразования) и интенсификации труда, то есть повышения уровня его эксплуатации («ускорение»). Расширение сферы рыночных механизмов должно было также усилить власть и экономические возможности директорского корпуса и ведомственных элит, а децентрализация – увеличить полномочия региональных номенклатурных группировок.
98 Однако политика перестройки потерпела крах. Трудящиеся ответили на интенсификацию и ценовые реформы мощной волной стачек. Стали возникать и распространяться новые социальные движения (экологическое, квартальное, рабочее и др.) с сильным самоуправленческим потенциалом. В свою очередь, в самом правящем классе росло стремление сменить методы управления и экономической эксплуатации. Советский чиновник-менеджер мог мириться с ограничениями своих возможностей частного накопления собственности до тех пор, пока мог рассчитывать на увеличение доходов от общего роста экономики, но не в условиях нараставшего спада. В среде правящего класса стали разрабатываться планы расторжения «социального компромисса» и раздела единой собственности «концерна СССР» под флагом «перехода к рынку». Взявшая на вооружение этот курс «демократическая» фракция номенклатуры вступила в блок с националистическими движениями в республиках и одновременно попыталась «приручить» и использовать актив новых социальных движений. В конечном счете, эта линия одержала победу: в 1991 г. «концерн СССР» был расформирован, а его собственность – поделена между бюрократическими и олигархическими группировками.
99 С высоты прошедших 30 лет сложно оценивать результаты этих событий однозначно. Люди труда получили больший доступ к потребительским благам, но расчеты на возникновение развитого социального государства полностью провалились. Страны бывшего Союза прошли через массовое обнищание в 1990-х гг. и скатились на полупериферию или даже периферию мир-системы, а уровень социального расслоения бьет все рекорды. Почти во всех бывших советских республиках капитализм носит отчетливо олигархический характер. Более того, в настоящее время мы сталкиваемся с прогрессирующим демонтажом последних еще доступных социальных услуг в сфере здравоохранения и образования, повышением пенсионного возраста и т.д. То, что социальным движениям 1980-х гг. не удалось реализовать иную (самоуправленческую) альтернативу, сделало такое развитие во многом неизбежным. Только с альтернативой самоуправления связаны возможные социалистические перспективы в будущем.
100

Дегтярев А.Я.26 Коренизация кадров – первопричина распада СССР

26. В 1991 г. – заведующий идеологическим отделом ЦК КПСС.
101 2. Главному геополитическому катаклизму последних десятилетий – распаду СССР – посвящены тысячи публикаций. Но лишь в небольшом числе работ (у В.А. Тишкова, Б.Н. Миронова, Р.Г. Пихоя, Ю.Л. Слезкина и некоторых других27) исследованы глубинные причины этого распада. Речь идет об этнополитических аспектах, становлении национальных элит в союзных республиках и, главное, итогам политики так называемой коренизации.
27. См., напр.: Миронов Б.Н. От коренизации к суверенизации: как готовилась дезинтеграция СССР // Российская история. 2021. № 6 (готовится к печати).
102 Коренизация весь советский период являлась практической реализацией краеугольного для коммунистической идеологии принципа интернационализма. Идеи провозглашенной большевиками политики за несколько десятилетий дали обильные и весьма позитивные для народов союзных республик всходы. Формирование республиканских элит в итоге обеспечило не только их преобладание во властных и силовых (кроме армии) структурах, но и изменения в базисных экономических сферах. Ко времени распада СССР в подавляющем большинстве союзных республик экономическая власть также находилась в руках национальных элит. Удельный вес руководителей коренной национальности в производственных отраслях народного хозяйства составлял 60–70%, достигая в ряде случаев (например, в Армении) более 90%. Метрополия, обеспечивая растущую в республиках коренизацию управления, щедро тратила средства на подготовку национальных кадров, подтверждая появившийся в исследованиях последнего времени (В.А. Тишков и др.) тезис, что Советская Россия была «империей наоборот», «империей позитивного действия», «питомником для выращивания новых национальных государств».
103 Оглушивший мир стремительный распад СССР невозможно понять без знания процессов, протекавших внутри политического ядра государства – внутри КПСС и особенно ее высших звеньев, ЦК и Политбюро. С 1917 по 1991 гг. членами и кандидатами в члены ЦК КПСС являлись 1931 человек. До поры до времени это было весьма консервативное сообщество. Заметное его расширение, сочетавшееся с активной дерусификацией состава, произошло лишь на двух последних в истории партии «горбачевских» съездах в 1986 и 1990 гг.
104 Члены ЦК относились к разным историческим эпохам. В 1930–1950-е гг. в составе ЦК преобладали люди, прошедшие школу социалистического строительства и участники Великой Отечественной войны. Именно к этому периоду относится утверждение в жизни партии так называемого номенклатурного принципа. Его оценивают по-разному, но трудно отрицать, что в течение нескольких десятилетий он обеспечивал стабильность политической системы, поскольку стержнем, вокруг которого он строился, была идейная преданность включенных в высшую партийную номенклатуру кадров. Но следующее поколение руководителей, выросшее в стабильных послевоенных условиях, сделавшее успешную карьеру в 1960–1970 гг., уже не отличалось жесткой идейностью предшественников. Претерпел негативные изменения и номенклатурный принцип, утративший былую строгость отбора кадров в высшие эшелоны власти.
105 Большие внутренние изменения происходили и в республиканских партийных организациях. Уже к началу 1960-х гг., как показал Б.Н. Миронов, в республиканских партийных организациях и, главное, в их руководстве преобладали титульные этносы. Такая же ситуация наблюдалась в правоохранительных структурах и судебной системе. К концу 1980-х гг. вытеснение русских из всех властных структур союзных республик завершилось. Более того, дерусификация аппарата управления в ряде республик в период перестройки стала принимать русофобскую окраску.
106 Дерусификация политического ядра государства закономерно привела к снижению и ослаблению влияния государствообразующего народа на положение в стране. Национальные элиты стали авангардом борьбы за полный суверенитет своих республик. Последствия этого процесса не преодолены в РФ до сих пор.
107 XXVIII съезд в июле 1990 г. избрал новый состав ЦК, обновленный на 4/5, что означало разрыв преемственности в деятельности высшей партийной структуры. В нем оказалось немало людей активных, но не прошедших достаточной политической и жизненной школы, а то и прямо враждебных идеям социализма (как, например, драматург А.И. Гельман, который уже через полтора месяца объявил о выходе из КПСС). Состав Политбюро свидетельствует, что коренизация достигла своего высшего политического выражения: 21 член Политбюро представляли национальные республики, а доля русских оказалась меньше трети. При этом из 29 членов Политбюро 27 вошли в высший орган партии впервые, лишь М. Горбачев и В. Ивашко состояли в нем ранее. Не удивительно, что сконструированный столь искусственным образом высший властный орган оказался не дееспособен и в критический момент крушения супердержавы даже не собрался, чтобы обсудить происходящее. В роли высшего органа в августовские дни 1991 г., во время ГКЧП, выступил секретариат ЦК, не потрудившийся созвать пленум ЦК и сумевший лишь к исходу третьего дня общенационального кризиса выработать заявление о происходящем.
108 Важным вопросом являются роль и значение деятельности М.С. Горбачева и ближнего круга его сподвижников в организации тектонических процессов, разрушивших СССР. Все исследователи упираются здесь в вечный вопрос о роли личности в истории. Огромное число людей, в том числе многие социологи, историки, политологи и т.п., искренне считают, что несколько человек, обладавших высшей властью, сознательно разрушили державу. На наш же взгляд импровизационная деятельность М.С. Горбачева, пришедшего к руководству СССР в марте 1985 г. в результате по существу закулисной сделки высших партруководителей, сыграла в процессе распада Советского Союза роль ускорителя, но не главной причины.
109 Благодаря перестройке страна ускоренным темпом пришла к трагическому противоречию, которое в полном соответствии с законами диалектики потребовало разрешения. В результате политики коренизации супердержава была подведена к грани, за которой началась лавинообразная суверенизация, охватившая всех полноправных членов Союза. Попытка остановить процесс через создание конфедерации в таких условиях была, безусловно, обречена на провал при любом развитии событий. Выступление ГКЧП лишь избавило страну от длительных смертельных судорог в случае оформления конфедеративных отношений, на установление которых соглашалась лишь половина союзных республик. Летальный исход оказался болезненным, но быстрым.
110 Распад СССР являлся по большому счету не прихотью капризных и своевольных правителей, а результатом глубинных и до сих пор весьма слабо изученных процессов, которые за десятилетия накопили потенциал, вызвавший цепную реакцию. Политическая составляющая ускорила этот процесс, который при другом раскладе политических сил (например, в случае прихода к власти Г.В. Романова), мог быть на какое-то время отложен. Но «графитовые стержни», поглощавшие избыток национальных амбиций, оказались недальновидно удалены из союзного «реактора» в ходе непродуманной «перестройки». В подобных случаях результат всегда бывает неожиданным. Так и случилось. Вместо «социализма с человеческим лицом» в России утвердился «капитализм со звериным оскалом».
111

Левашов В.К. Распад СССР – национальная катастрофа, обусловленная неолиберальным радикализмом
112 1. Необходимо отказаться от традиции тотального очернения русской, советской, российской истории, восстановить неразрывность социально-политической связи времен и непрерывности исторического процесса. В ХХ–XXI вв. оказались последовательно подвергнуты уничтожающей критике все политические лидеры страны – Николай II, В.И. Ленин, И.В. Сталин, Н.С. Хрущёв, Л.И. Брежнев, М.С. Горбачёв и Б.Н. Ельцин. По каждому из этих лидеров в СМИ велись масштабные кампании в мировых и отечественных СМИ. Цель огульных пропагандистских кампаний, которые после объявления санкций приняли форму гибридной войны, – создать в гражданском обществе России комплекс морально-политической неполноценности, посеять настроения неопределенности и неуверенности в будущем, недоверия власти и российскому государству.
113 Большинство исследователей склоняются к мнению, что судьба СССР отнюдь не была предрешена с момента образования, и что он в своей героической и трагической реальности отнюдь не был ошибкой истории. Чаще мнения склоняются к роковому стечению обстоятельств, ошибок и несостоятельности политиков. Опыт и результаты экономического развития КНР и других стран, в том числе РФ, показывают, что успех рыночных реформ и рыночной модели социализма зависит от активной творческой роли и деятельности государства в создании в обществе отношений трудовой мотивации граждан, а не от установления диктатуры финансово-спекулятивного и криминального капитала. Никакое государство не выдержит разрушительного потенциала ложно понимаемых идеалов и практик свободы как анархии и стихии, какими бы яркими лозунгами («берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить», «рынок и реформы важнее сохранения СССР») ни прикрывали их политики-популисты. «Демократия и свобода» – самый востребованный у демагогов и манипуляторов лозунг-обманка – в период реформ начинает действовать сильнее динамита, разрушая политическую культуру общества и государства.
114 В нашей стране Е.Т. Гайдару и его правительству не удалось решить в полной мере ни одной созидательной институциональной задачи рыночных реформ и построить экономику прорыва в устойчивое будущее для всех. Сломав систему плановой экономики, они не смогли обеспечить запуск новой модели хозяйствования, допустив ряд серьёзных системных ошибок. В частности, цена экономических реформ оказалась непомерно велика: в 1990-е произошло значительное снижение жизненного уровня населения, усилился спад производства, активно разрушался научно-технический потенциал страны, начались процессы деиндустриализации экономики.
115 Системные просчеты гайдаровско-ельцинских неолиберальных реформ затормозили государство и общество в развитии на многие годы и не преодолены до сих пор. Они не позволяют эффективно реагировать на санкции, вызовы и угрозы современного западного мира и являлись причинами всех последующих политических и экономических кризисов.
116 Однако ни время, ни пропаганда не смогли разрушить социокультурное ядро русской/советской/российской цивилизации, в которой после смуты сработали социальные и политические предохранители безопасности государственности. В последние 20 лет в нашем обществе востребованы и медленно утверждаются гуманистические идеалы и ценности, под знаком которых прошел почти весь ХХ век в Советском Союзе и в мире. Очевидно, что российское общество и государство сегодня находятся в процессе работы над ошибками радикалов и экстремистов, приведшими к трагической геополитической катастрофе Советского Союза, которая отразилась на судьбе каждого из нас и многих народов. Важно не обмануться в новых архитекторах и прорабах будущего, которые не устают строить фанерные декорации, чтобы закрыть руины своих ошибок.
117

Кононов И.Ф. И все же – катастрофа!
118 1. События 1991 г. я рассматриваю как общественную катастрофу – как цепь событий, приведших к очень быстрому разрушению общественного строя и политической системы с последующим понижением уровня развития возникших новых общественных образований. Еще одна коннотация этого термина – возможность, но не неизбежность этой цепи событий.
119 Предпосылкой катастрофы стало нарастание кризисных явлений в разных областях жизни СССР. Еще с середины 1970-х гг. происходило ухудшение экономической ситуации, вылившееся в длительный кризис, который в начале перестройки пытались преодолеть политикой «ускорения»28. В частности, рос разрыв в производительности труда с развитыми странами: если в машиностроении соотношении с уровнем производительности труда в США составляло 46,1%, то в угольной отрасли – 11,1%, а в железорудной – лишь 8,6%29.
28. Ханин Г.И. Экономическая история России в новейшее время. Т. 1. Экономика СССР в конце 30-х годов- 1987 год. Новосибирск: Новосибирский государственный технический университет, 2008. С. 396–397.

29. Там же. С. 439.
120 Экономический кризис в СССР развивался на фоне нисходящей фазы одной из волн экономической конъюнктуры Кондратьева30. На понижающихся фазах инвестиции массово направляются в такие виды экономической деятельности, которые ведут к преобразованию технологического базиса экономики. Но в СССР в этот период, к сожалению, не было механизма для решения этой задачи. Возникла угроза, что СССР вообще не впишется в новый технологический уклад и станет уязвим в военном отношении. Последнее обстоятельство, видимо, очень беспокоило руководство Советского Союза, заставляя втягиваться в гонку вооружений, из-за чего расходы на оборону составляли 20–30% ВВП31. Одновременно с этим начали обращать внимание на рыночные механизмы, причем рынок вскоре начал восприниматься как панацея. Для управленческой элиты СССР социализм все больше превращался в ритуальную фразу, которая прикрывала её обуржуазивание.
30. Костюк В.Н. Длинные волны Кондратьева и теория долговременного экономического роста // Общественные науки и современность. 2002. № 6. С. 96.

31. Ханин Г.И. Экономическая история России в новейшее время. Т.2. Новосибирск: Новосибирский государственный технический университет, 2010. С. 9.
121 Конечно, катастрофа СССР не может быть объяснена исключительно экономическим кризисом. У нашей страны были большие природные, экономические и человеческие ресурсы, позволявшие найти из него выход. Скажем, экономика СССР до конца его существования оставалась второй или третьей экономикой мира, а по показателям человеческого развития наша страна входила в тридцатку наиболее развитых стран. Но эти ресурсы не были использованы по причине глубокого кризиса управления.
122 За кризисом управления стояли процессы развития социальной структуры. Партийно-государственная номенклатура к 1980-м замкнулась в своеобразную касту, где царили корпоративные интересы. Возникали злокачественные социальные образования, объединявшие партийных работников, цеховиков и торговых работников. На уровне народа было осознано отчуждение от принятия решений как на уровне страны, так и на уровне конкретного предприятия, так что сильных стимулов для развития экономики у работников тоже не было.
123 В таких условиях коммунизм как официально прокламированная цель общественного развития утратил реальную идеологическую энергию. И для элитных групп, и для значительных групп народа стало характерным восприятие Запада как воплощенной утопии. Эта утопия выполнила манипулятивную функцию в процессе приспособления бывшей номенклатуры к новой реальности. Номенклатурщики капитализировали свои властные позиции, использовав, казалось бы, крайне опасные для неё антибюрократические настроения конца перестройки. Под аккомпанемент проклятий коммунизму общенародная собственность оказалась разграблена. Номенклатура начала дифференцироваться на политико-экономические клиентельные группы, конкурирующие между собой. Вначале это произошло по линии «центр – республики», что закончилось развалом СССР. А затем в бывших советских республиках началась борьба за доминирование внутренних клиентельных групп.
124 Думаю, что в подготовке краха социализма основную роль сыграли внутренние причины. Без них никакие внешние факторы не смогли бы изменить общественный строй в тогдашней нашей великой стране.
125 Последствия катастрофы СССР с макросоциологической точки зрения в основном негативные. На развалинах социализма сложился общественный строй, который я давно назвал «мульковым капитализмом»32. В основе этого окюморного словосочетания – термин знаменитого арабского мыслителя XIV–XV вв. Ибн Хальдуна «мульк» в значении «власть-собственность». Конечно, это не значит, что у нас произошел прямой и полный возврат к формам общественных отношений средневекового исламского мира, но качественное сходство есть.
32. Кононов І.Ф. Адаптаційні та адаптуючі стратегії поведінки міських жителів Луганщини за умов суспільної кризи. (За результатами вивчення масової свідомості) // Соціологія: теорія, методи, маркетинг. 1999. № 2. С. 70–88.
126 Классической страной «мулькового капитализма» можно считать Украину33. Основным политико-экономическим процессом у нас является процесс постоянного обмена власти и собственности. Господствующий класс разделен на клиентельные группы; его структурация осуществилась по преимущественно региональному признаку. Между клиентельными группами идет борьба за доступ к экономическим и политическим ресурсам, главным оператором которых выступает президентская власть. Поэтому выборы президента стали крайне конфликтогенными, подобными репетиции гражданской войны. Победившая клиентельная группа перенаправляет в своих интересах административную ренту, осуществляя, насколько это возможно, передел собственности. Противоречия внутри элиты толкают её различные фракции к использованию внешних резервов, что обернулось внешней зависимостью и фактически внешним управлением. Обсуждаемая сейчас концепция неопатримониализма касается политических практик мулькового капитализма34.
33. Кононов И.Ф. Характер общественного строя в Украине // Українське суспільство в пошуках відповідей на виклики сучасності: світоглядний рівень осмислення. Матеріали Всеукраїнської науково теоретичної конференції 18 – 19 червня 2020 року. Одесса: Фенікс, 2020. С.73–76.

34. Фисун А.А. Демократия, неопатримониализм и глобальные трансформации. Харьков: Константа, 2006.
127 Крах СССР имел и громадные международные последствия. Был ликвидирован альтернативный центр мирового развития, мировая капиталистическая система стала глобальной. Во всем мире возросло давление покупателей рабочей силы на её носителей, то есть капиталистов на людей труда и культуры. Появился слой транснациональной буржуазии, который сейчас оказывает решающее влияние на мировые процессы. Утрата альтернативного варианта общественно развития привела к тому, что маргинализировались поиски преодоления глобальных проблем, разработки гармонических форм общественного устройства.
128 Конечно, ни один общественный строй не является однозначным. Скажем, нынешний общественный строй в бывших советских республиках не знает товарного дефицита. Даже военные действия в Донбассе существенно не отразились на функционировании украинского товарного рынка. Однако рынок как общественный институт у нас во многом деструктивен. Скажем, такой его сегмент, как рынок труда, работает фактически на трудовую миграцию в страны ЕС (и не только). Была еще одна сторона общественной жизни, служившая основой общественного договора между властью и населением, – невмешательство власти в личную жизнь и обеспечение базовых условий благополучия населения. Сейчас этот молчаливый договор разрушается языковой, религиозной и региональной политикой украинских властей.
129 2. Исследовательскую рамку для понимания 1991 г. принципиально не может задать какая-то одна теория, поскольку изменения в общественной жизни произошли многоуровневые и многоплановые. Лично моя исследовательская перспектива задается мир-системным анализом, теорией модернизации (включая такую её разновидностью как теория второго модерна У. Бека) и теорией социализма.
130 Мир-системный анализ позволяет посмотреть на СССР с внешних позиций – с позиций мировой капиталистической системы. Хотя внутренняя жизнь Советского Союза строилась на иных основаниях, чем в странах Запада, сосуществование с миром капитализма заставляло нашу страну конкурировать на внешних рынках по капиталистическим законам. По экономической, военной, культурной, в том числе научной, мощи СССР мог претендовать на вхождение в ядро мировой капиталистической системы. Однако полной его интеграции в эту систему быть не могло, что делало систему международных отношений лишь квазистабильной. Появление у одной из сторон преимуществ могло стать предпосылкой общей дестабилизации. Неолиберальный поворот 1980-х дал второе дыхание капитализму, а Советский Союз адекватного ответа на этот вызов не нашел.
131 Теория модернизации позволяет посмотреть на Советский Союз как на разновидность модернового общества. Пусть и путем огромных издержек, с задачей построения индустриального общества он все же справился. Переход же ко второму модерну с технологической базой, требующей существенной личной инициативы работника, с ослаблением суверенных функций государств, с их разделенным суверенитетом, с глобализацией, стал для СССР препятствием, которое он не смог преодолеть.
132 Теория социализма, которую не следует жестко отождествлять с марксизмом, позволяет понять характер советского общественного строя. В свете пережитого в ХХ в. социального опыта социализм можно понимать как разновидность модерна, где главным ориентиром общественной жизни выступает общественное благо, связываемое с интересами большинства населения. Это большинство составляют не только люди физического труда, но и люди, занимающиеся наукой, образованием, здравоохранением, культурной деятельностью. А. Бузгалин и А. Колганов определили этот слой как «социалиат»35. Социалистическим будет общество, которое научно управляется и стремится к гармонии общественных и личных интересов, к гармонии с природной средой.
35. Бузгалин А.В., Колганов А.И. Трансформация социальной структуры позднего капитализма: от пролетариата и буржуазии к прекариату и креативному классу? // Социологические исследования. 2019. №1. С. 24.
133 В реальных обществах, идущих по пути социализма, эти черты могут проявляться в разной степени и в разных сочетаниях. С этих позиций общественный строй в СССР все же нужно признать социалистическим. Здесь была реализована форма государственного социализма, которая на начальных этапах своего существования смогла мобилизовать огромную общественную энергию для решения задач модернизации, но в долговременной перспективе оказалась обречена на эрозию.
134 Подготовили С.Ю. ДЕМИДЕНКО, Ю.В. ЛАТОВ
135

ДЕМИДЕНКО Светлана Юрьевна – научный сотрудник; старший преподаватель Государственного академического университета гуманитарных наук; ответственный секретарь (demidsu@yandex.ru); ЛАТОВ Юрий Валерьевич – доктор социологических наук; главный научный сотрудник; научный редактор (latov@mail.ru). Оба – Институт социологии ФНИСЦ РАН; журнал «Социологические исследования», Москва, Россия.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести