Период поздней перестройки и начала 1990-х годов стремительно уходит в историческое прошлое, но пока еще не стал объектом пристального исторического и социологического осмысления: для историков девяностые еще не стали действительно ушедшим временем, а социологов, напротив, интересует в первую очередь не прошлое, пусть и близкое, а настоящее. Между тем прошло уже тридцать лет с поворотного для политического развития страны первого съезда народных депутатов СССР, а экономические перемены, включая рождение легального частного бизнеса, начались даже чуть раньше — с появлением законов о кооперации и совместных предприятиях (1987–1988 годы). Исследователи постепенно начинают заниматься «девяностыми и на смену стереотипам «лихих девяностых», «времени хаоса и распада», «периода политической и экономической неразберихи» или, наоборот, «безграничной свободы» приходят более сложные, погружающие в ткань повседневности, аналитические изыскания [13]. Но высокая событийная концентрация и яркость того времени «засвечивает» течение повседневности и фоновые процессы, которые, возможно, имели длительные последствия, однако остаются в тени масштабных исторических перемен [2]. В какой-то мере историческая вспышка поздней перестройки и начала девяностых может рассматриваться как противоположность предшествовавшей ей «эпохе застоя», где за относительно стабильным внешним историческим фоном сложные и глубокие процессы, предвосхитившие будущие радикальные перемены [30], скрывались за относительно стабильным внешним историческим фоном. Эта особенность ранних «девяностых» существенно затрудняет работу с ними в перспективе социальной и культурной истории. Однако, есть надежда, что и девяностые станут объектом исследований в жанре микроистории и социологии повседневности.

Задача данного текста — представить насыщенное описание периода поздней перестройки и начала 1990-х годов через организационные биографии и личные истории участников движения школ юных менеджеров¹. Цель статьи — показать, как происходила смена идеологии и ценностных ориентиров у участвовавших в движении подростков. В работе характеризуется и само движение школ юных менеджеров, пришедшее на смену пионерским и комсомольским организациям, и анализируется его влияние на дальнейшие биографии участников. Источниками данных послужили публикации центральной и региональной прессы 1988–1993 годов и полуструктированные биографические интервью с участниками событий² из числа выпускников школ юных менеджеров периода 1990–1994 годов.

<h3><strong>Деловой успех вместо строительства коммунизма</strong></h3>

<p>Советский проект на территории России задумывался как утопия тотального изменения хода исторического процесса и столь же тотальной переделки личности в интересах построения бесклассового общества. Как это бывает нередко с утопиями, реализация замысла вызвала к жизни антиутопические практики массовых репрессий и всеобъемлющего идеологического контроля³, но идея формирования &laquo;нового человека&raquo; в том или ином виде просуществовала до самого конца коммунистического проекта. На разных этапах она принимала разные формы, включая обретение &laquo;культурности&raquo; [31] и особого хабитуса бытового поведения и потребления, романтизм оттепельного времени с его культом дружбы и бескорыстия [3,9], воспитание &laquo;сложной личности&raquo; методами прогрессивной педагогики в позднесоветское время [7,11] и т.п. Иногда эти эксперименты с моделированием личности полностью соответствовали запросам и ожиданиям государства, а иногда вступали с ними в противоречие, как &laquo;шестидесятнический&raquo; идеал советского интеллигента, оказавшийся лишним и даже оппозиционным в застойный период. Традиции теоретического изобретения &laquo;нового человека&raquo;, его поиска или попыток его создания в российской истории уходят корнями в XIX век вместе с идеями декабристов, Герцена, &laquo;народническим&raquo; движением, мировоззрением членов подпольных террористических революционных ячеек [12] и расцветом религиозных сект накануне революции [27]. Советский проект не просто легализовал идею моделирования новой личности, но сделал ее осуществление своей задачей и по-своему последовательно стремился реализовать эксперимент по преодолению человеческой природы. Теперь признается, что эта &laquo;попытка к бегству&raquo; в будущее оказалась неудачной, и утопические эксперименты отложены на дальнюю полку истории. К началу перестройки и на ранних ее этапах стал очевиден распад советского идеологического мира c его ритуалами, превратившимися в пустые означающие. Этот распад и его осознание активно начались вместе с застоем, о чем писал А.&nbsp;Юрчак в своем исследовании форм мышления &laquo;последнего советского поколения&raquo; [29], и его абсурдный итог был хлестко подведен рок-группой &laquo;Объект насмешек&raquo; в песне &laquo;Комсомольский билет&raquo; (1987) :</p>

<em>По документам друзья комсомольцы, зачем выделят</em><em>ь</em><em>ся зря,</em>

<em>По жизни один торгует штанами, другой наркоман и свинья</em>.

Между тем отказ от моделирования «советского человека» и разочарование в нем интеллектуалов, выразившиеся в презрительных ярлыках «простой советский человек» и даже «совок», не означали отказа от надежд на переделку человеческой природы ради прекрасного будущего. Только в позднюю перестройку этим будущим стал не мир победившего социализма, а «подлинный рынок», который должен был вызвать к жизни предпринимательские таланты собственников, заинтересованных в прибыли и личном благополучии. Фактически, на смену социалистическому утопическому проекту пришел рыночный утопический проект, для реализации которого нужно было готовить людей нового общества, отвечающих требованиям рынка.

В первых деловых газетах начала 1990-х годов порой давались крайние оценки состоянию человеческого капитала в СССР. Например, в популярном еженедельнике «Дело» был опубликован обширный аналитический материал «Проект международной группы экономистов: как бороться с “СССР инкорпорейтед”», основанный на советах американского экономиста Бориса Тираспольского и дающий краткую характеристику состоянию дел в стране на тот момент. Вот как в этом материале описывалась ситуация с рабочей силой в Советском Союзе: «<em>Предприниматели других стран возлагают большие надежды на дешевую рабочую силу в советской экономике. Однако эту трудовую «армию» необходимо учить. Она категорически не способна сразу абсорбировать новейшую технологию развитых стран. Кроме того, эти люди, как правило, консервативны и с трудом принимают новшества. Экстремальная политизация и озлобление, воровство, пьянство, высокая преступность, межнациональная рознь, безответственность, безынициативность… Это больная трудовая </em><em>“</em><em>армия</em><em>”</em><em>. Е</em><em>е</em><em> здоровая часть составляет весьма небольшой процент</em>» [14].

В редакторской колонке, предваряющей новый номер влиятельного журнала «Деловые люди» — первого журнала, ориентированного на советских бизнесменов, Вадим Бирюков сравнивал инициативных «деловых людей» с основным населением страны, привыкшим к уравниловке: «<em>Говорить о деньгах и прибыли было грешно в обществе, где все отношения должны строиться лишь на альтруистических основах, по мотивам</em><em> “</em><em>дружбы, сотрудничества и взаимопомощи</em><em>”</em><em> как требовал того сталинский постулат, к сожалению, живущий еще у значительной части нынешнего советского общества. Но эта лицемерная философия опрокинута всем ходом событий в Советском Союзе, в других странах с государственной собственностью на средства производства. Дружба дружбой, говорят все утомленные уравниловкой, а табачок врозь, т.е. каждый должен жить соразмерно своему вкладу в рост благосостояния общества. Соблюдение этого принципа должно привести к рождению в Советском Союзе нового слоя людей, которые звание «деловых» готовы нести с гордостью и достоинством, основанных на результатах своего труда</em>» [1].

Вестники рыночных перемен не ожидали быстрого превращения «совков» в инициативных предпринимателей, а надеялись лишь на следующие поколения жителей страны. Взрослое население СССР того периода многие оценивали как безынициативных иждивенцев, утративших за период социализма предпринимательские навыки, да и просто хозяйственную жилку. В какой-то момент подобные комментарии стали общим местом в газетах и телевизионных репортажах: «<em>Думаю, что нам придется пережить период дикого вхождения в рынок. (...) Длительное рабство (я имею в виду экономическое рабство, диктат) отучило от самодисциплины. (...) мы все иждивенцы, а ведь быть </em><em>иждивенцем в каком-то смысле удобно</em><em> </em><em>—</em><em> </em><em>никакой ответственности за собственные поступки. Неприятно, когда тебя заставляют что-то делать, но зато ты ни за что не отвечаешь</em>» (Анатолий Денисов, председатель комиссии по вопросам депутатской этики) [6].

Поэтому предлагалось потерпеть, пережить время «дикого капитализма» и дождаться, когда «внуки» построят процветающее рыночное общество: «<em>Нужно пройти через первоначальное накопление, через испытание собственностью. (...) А сейчас грядет поколение дельцов необразованных, невоспитанных, в большинстве своем аморальных, которые будут хватать и наживаться. Остается надежда только уже на их внуков</em>» (Дмитрий Лихачев, академик) [там же].

Обращение к будущему поколению как к тем, кто по-настоящему сможет адаптироваться и оценить преимущества рыночной экономики, вполне укладывается в утопическую традицию российского гуманитарного мышления: точно так же революционеры возлагали надежды на первых пионеров и комсомольцев, видя в них черты настоящего человека коммунистического будущего, лишенного пережитков «проклятого капитализма».

В начале 1990-х годов произошла обратная трансформация: теперь от «иждивенчества» советского времени предполагалось спастись, активнее приобщая молодое поколение к знанию законов рыночной экономики. Романтический период повышенных ожиданий от «рынка» и «советского бизнеса» заложил основу отечественной мифологии личного успеха, в которой уживались советские стереотипы «капиталистов-толстосумов» с их нарочито престижным потреблением, современные на тот момент представления о преуспевающем менеджере-йаппи и некоторые идеи о бизнесе как долге и призвании, почерпнутые из упрощенных пересказов веберовских работ. На все это накладывался остаточный советский дискурс научно-технического прогресса и перестроечная риторика о необходимости обретения «хозяина», который наведет порядок в экономике. Тогда же появились многочисленные курсы и школы экономики, менеджмента и предпринимательства, на которых изучали «внешнюю торговлю», «основы деловой этики», «ценообразование» [10], «введение в фондовые операции», «основные понятия маркетинга», «психология делового общения» [18] и т.д. Эти школы и курсы создавались и исчезали так же быстро как быстротечна была судьба кооперативов и совместных предприятий в те годы. Помимо «школ бизнеса для взрослых» по всей стране учреждались детские кооперативы и «школы юных менеджеров и предпринимателей», которые, по замыслу их организаторов, и должны были стать источником десоветизированных кадров владельцев бизнесов и управленцев для становящейся рыночной экономики в России.

История вовлечения подростков рубежа десятилетий в образовательные и идеологические практики рыночной экономики практически не изучена, хотя для многих из тех, кто прошел школы юных менеджеров, они стали началом будущей карьеры управленцев и предпринимателей и оказали существенное влияние на все их мировоззрение. В этой статье я восстанавливаю пробел в истории превращения советского общества в постсоветское, анализируя движение «школ юных менеджеров».

<h3><strong>Научить молодежь предпринимательству </strong></h3>

Советские подростки, школьники старших классов оказались в сложной личностной ситуации: на их глазах распадалась советская вселенная и параллельно происходил взлет молодежных субкультур («неформальной молодежи»). Появлялись первые ласточки западного общества потребления в виде кооперативных кафе и магазинов, продававших модную одежду, бижутерию, магнитофоны, а вот товары повседневного спроса нередко становились дефицитом. Нарастал диссонанс между содержанием учебников истории и публикациями газет о массовых репрессиях. Шла образовательная реформа с попытками компьютеризации школ и внедрением новаторских методов обучения, и в это же время нарастало политическое напряжение, в некоторых частях страны перераставшее в локальные военные конфликты. Все это происходило одновременно, сразу, и подрастающее поколение оказалось открыто ветру истории, совершая или не совершая жизненные выборы, действуя или следуя за ближайшей волной.

Слова «предпринимательство», «бизнес», «менеджмент» активно входили в лексикон молодого поколения, для которого они звучали столь же романтически-притягательно, как слова «космос», «спутник», «ракета» «межпланетный полет» для подростков двадцатью годами ранее. Но если для советского подростка оттепельной поры участие в космической экспедиции было делом отдаленного будущего, то начать неформальный бизнес в виде торговли жевательной резинкой в школе на перемене или даже стать легальным предпринимателем или наемным работником в кооперативе было вполне реально. «<em>У меня была многодетная семья, а хотелось какие-то вещи хорошие. И я с 14 лет в 1987 году начал на стройке подрабатывать сначала. Потом на следующий год уже взял подряд, сколотил бригаду на стройку. А дальше начались моменты, связанные с дефицитом и «сникерсами»: </em><em>с</em><em>никерс, все такое прочее… И</em><em>,</em><em> я </em><em>помню, был дефицит сигарет. И мы с друзьями детства скооперировались и в М</em><em>о</em><em>ршанск ездили на базу сигарет. В девятом классе уже у меня </em><em>в продавцах </em><em>работал</em><em> мой классный руководитель»</em> (Валерий, владелец крупного бизнеса, 46 лет).

На первых этапах перестройка была еще вполне советским феноменом с присущей ему «кампанейщиной», когда предполагалось сделать быстрый рывок, целенаправленно развивая то или иное направление, вводя новые технологии и практики, подобные «хозрасчету» и «самоокупаемости» в экономике. В период энтузиазма кооперативного движения пытались запустить массовое движение школьных кооперативов. Например, сделанное школьниками на уроках труда предлагалось продавать, а часть вырученных средств выплачивать школьникам. В начале 1990 года Министерство народного образования СССР издало приказ о развитии школьной кооперации и даже разработало систему льготного налогообложения для таких кооперативов. К этому моменту школьные кооперативы действовали и даже публиковали рекламу в деловой прессе. Так, в февральском номере ленинградской газеты «Менеджер» можно увидеть рекламу производственного кооператива «Яссы», организованного при Ялгинской школе-интернате Мордовии. В июне того же года журнал «Деловые люди» выпустил репортаж о кооперативе «Отцы и дети», созданном в Подмосковье: кооператив объединил несколько семей, чьи дети перешли на режим домашнего образования [19]. Основатель кооператива Виктория Бутенко называла сбор макулатуры, металлолома, уборку школьных классов «барщиной», отчуждающей детей от их труда. Школьники-кооператоры в этом же репортаже говорили, что наконец-то смогли воплотить свою мечту купить кто-то магнитофон, а кто-то — просто «дорогих фруктов на рынке» для семьи. Как и многие другие подобные материалы, репортаж завершается тезисом о роли кооперативного движения в формировании будущего поколения, «которое смогло бы своим трудом изменить страну» [19].

Идея школьных кооперативов довольно быстро заглохла, но ее сменила более структурированная, идеологически фундированная и организационно лучше проработанная модель «школ юного менеджера». Примерно в одно и то же время (рубеж 1989–1990 годов) по всей стране в крупных городах и даже некоторых районных центрах стали создаваться учебные заведения дополнительного образования, ориентированные на обучение и воспитание «человека новой эпохи», превращение советских школьников в людей с рыночным мышлением и ориентацией на ценности делового успеха и преуспевания. В одном из репортажей, посвященных таким школам, упоминается о широте географического охвата данного движения: «Школы есть в Сыктывкаре, Самаре, Киеве, Ярославле» [15]. Всего по стране было организовано не менее сорока учебных заведений по обучению советских подростков менеджменту и предпринимательству.

Ниже представлены результаты обобщения доступных материалов о движении школ юных менеджеров: интервью с выпускниками и публикаций федеральных и региональных газет того времени.

Сведения о большинстве названных школ весьма фрагментарны. Обычно по каждому из учебных заведений имеется одно единственное сообщение в прессе с информацией о его организационной базе, учебной программе и руководстве. Поисковые запросы в Интернете не дают дополнительной информации — активная деятельность большинства этих школ пришлась на 1990–1996 годы, когда Интернет не был распространен, а история большинства школ была не очень продолжительной — многие закрылись после первых двух выпусков. Исключением стали учебные центры дополнительного образования для учащихся разных возрастов, выросшие из первых таких школ и адаптировавшиеся к изменениям молодежной политики и рынка образования.

Анализ доступных публикаций деловых медиа исследуемого периода позволил найти сведения о целом ряде подобных школ и учебных центров. Первый советский журнал для бизнесменов «Деловые люди» в сентябре 1990 года сообщал об идее организации международного детского бизнес-лицея в Москве под эгидой Ассоциации экспортеров СССР [8]. В программе будущего лицея предусматривались такие учебные дисциплины, как теория управления, культура предпринимательства, этика деловых отношений, история мировой культуры, психофизическая подготовка. В заметке о создании лицея говорилось, что в отсутствии достаточного финансирования и помещений для подростков будут организованы недельные бизнес-семинары с участием зарубежных лекторов. Этот лицей, вероятно, был открыт в виде тренингового центра и некоторое время работал, так как один из информантов вспоминал, что 1990–1991 годах принимал участие в семинарах, посвященных бизнесу и предпринимательству: «<em>Нас забирали из школы на неделю, мы ехали в подмосковный дом отдыха, нас было человек 30</em><em>–</em><em>40 детей, и проходили разные деловые игры, то есть, в конце мы должны были придумать какой-то реальный предпринимательский проект и защитить его</em>» (Арсений, американский предприниматель, 41 год).

В конце 1990 года на базе научно-учебно-производственного комбината Дзержинского района Москвы была открыта школа юных менеджеров под руководством социолога Сергея Астахова, который с некоторым сожалением констатировал, что среди потенциальных слушателей школы «меркантильные интересы, связанные с будущей профессией, зачастую определяют выбор» [16]. В этой школе, как и в других подобных заведениях, призванных воспитывать успешных деловых людей, специальное внимание уделялось заботе о культурном уровне слушателей: «<em>изучая историю искусств, дети посещают Пушкинский музей. Не просто отбывают там номер, а на памятниках цивилизации Древнего Египта, </em><em>фаюмских</em><em> портретах начинают изучать... имидж</em>» [там же]. Просвещенческий пафос организаторов школ не случаен: осознанно или неосознанно они отталкивались от утопической советской мечты о тотальной переделке личности и воспитании нового человека на принципах «культурности» [31]. Поэтому в школах юных менеджеров слушатели встречались с представителями разных религиозных конфессий, посещали выставки, устраивали капустники, осваивали основы этикета, занимались журналистикой.

В апрельском номере за 1991 год еженедельника «Деловой мир» появилась короткая заметка, рассказывающая о создании школы юных менеджеров при ленинградском городском отделении общества «Знание». В школе ученики 9–11 классов получали знания о стиле жизни современного делового человека, маркетинге, предпринимательстве. Большое внимание уделялось понятиям «чести и честности в деловом мире» [19]. В октябре 1990 года «Школа юных менеджеров» была учреждена Коми областным комитетом ВЛКСМ, семь лет спустя она стала Лицеем управленческого резерва при местной академии госслужбы, а в 2003 году преобразована в республиканский подростково-молодежный центр, вскоре перешедший под контроль республиканского министерства образования⁴. В Усинске, нефтегазовом центре Республики Коми, в начале 1991 году была создана Школа менеджеров Центра дополнительного образования детей как филиал «Бизнес-лицея» Коми кадрового центра Сыктывкара⁵. Инициатором организации школы стал Александр Селезнев — начальник штаба Всесоюзной ударной комсомольской стройки по строительству Усинска. Первый набор составил около тридцати «юных менеджеров». Основными дисциплинами были деловой английский, ТРИЗ (теория решения изобретательских задач), «психология деловых общений». До недавнего времени школа продолжала работу в рамках «экономико-правового» направления образования: «в программу обучения включены материалы по основам экономики, бизнеса и правоведения» [там же].

В декабре 1989 года на базе тульской школы №73 была открыта Школа молодого менеджера, которая спустя шесть лет стала Фондом молодежных инициатив «Учебно-деловой центр “Бизнес-лицей”» и до настоящего времени работает как многопрофильный учебный центр дополнительного образования, ориентированный на разные возрасты и ушедший от тематики бизнеса и менеджмента⁶. В Рязани в ноябре 1990 года была создано малое предприятие «Школа юного менеджера», в которой исходно имелись направления «Юный менеджер» и «Разговорный английский язык»; в настоящее время эта школа стала мультипрофильным учебным заведением дополнительного образования, которое, впрочем, сохранила профиль управленческого образования для школьников в качестве одного из основных⁷.

В Дальнегорске (Приморский Край) в декабре 1991 году Школа юных менеджеров была учреждена главой администрации. Интересно, что обоснованием для организации этой школы стало социологическое исследование среди школьников города, где выяснялись их предпочтения относительно дополнительного образования. Главными предпочтениями, по словам организаторов исследования, оказались сфера управления, экономика, информатика, культура устного выступления. В программу обучения также были включены основы психологии, социологии, ТРИЗ и рекламного дела⁸. Школа проработала до 2005 года, и благодаря усилиям местного телевидения и самих основателей школы ее история подробно реконструирована в видеоформате⁹.

Школы юных менеджеров не просто рассматривали себя как просветительские и образовательные центры по перековке молодого поколения в сторонников и, отчасти, экспертов в области рыночной экономики, маркетинга и менеджмента. Они стали заменой школ комсомольского актива и других учреждений для работы с амбициозной молодежью, нуждавшейся в дополнительной активности и дополнительных знаниях помимо тех, которые предлагала средняя школа. Все что было связано с бизнесом, саморазвитием и менеджментом находилось на пике общественной моды и привлекало внимание старших школьников. Некоторые, подобно советским комсомольцам, стремившимся поскорее попасть на фронт или стать летчиками, даже приписывали себе год к возрасту в заявлениях на поступление в школы, где их обучат загадочному «менеджменту»: «<em>Тогда у нас никто нигде ни в одном учебном заведении в нашем городе таких слов как «менеджмент», «маркетинг» среди преподавательского состава не то</em><em>,</em><em> что не произносил, а наверное, даже еще и не знал. Это, конечно, было новым, заманчивым, интересным. Я так хотел узнать об этом, что в заявлении на прием в школу юных менеджеров я приписал еще один год к своему </em><em>возрасту, чтобы попасть сюда</em>» (Виталий, владелец среднего бизнеса, 41 год).

К тому же «бизнес» и «менеджмент» — это слова из американского лексикона, а между США и СССР тогда были тесные дружеские отношения — культурные обмены, совместные стартапы, телемосты. США виделись в качестве страны реализованной капиталистической мечты, на которую нужно равняться, осваивая науку менеджмента, искусство предпринимательства, английский язык и управление имиджем. Школы юных менеджеров стали центрами «капиталистического актива», не просто занимаясь распространением базовых знаний о рыночной экономике, но формируя мировоззренческую основу для принятия новой постсоциалистической реальности, где место высоких целей построения коммунизма заняло стремление к личностному успеху, измеряемому размером личного состояния или позицией топ-менеджера.

Школы юных менеджеров появились в разных частях страны почти одновременно в очень короткий промежуток времени — между 1989-м  и 1991-м — в романтический период «перехода к рынку», когда возлагались большие надежды на экономические реформы без политических потрясений и на скорое восстановление экономики и появление мощного и сознательного класса предпринимателей. Судя по имеющимся данным, инициаторами этих школ могли быть самые разные люди и организации: местные комитеты ВЛКСМ, ученые-специалисты по менеджменту, активные учителя и преподаватели учреждений дополнительного образования, директора школ, предприниматели и т.п. Иными словами, можно говорить о спонтанном движении людей и организаций, имевших различные мотивы, а не об организованной административной кампании, как в случае попыток внедрения в школьную жизнь кооперативов.

Во второй половине 1990-х школы юных менеджеров стали расширять тематические профили, ориентируясь на изменившиеся потребности, и включать в свои программы больше элементов образования в сфере культуры, правоведения и т.п. В нулевые многие из этих школ закрылись или совсем ушли от первоначальной тематики, став образовательными центрами широкого профиля.

Информация о программах обучения в школах юных менеджеров также фрагментарна, однако можно увидеть общее в учебных планах этих школ — они были ориентированы не только на обучение основам маркетинга и бизнеса, но и на широкое дополнительное образование. Можно констатировать отсутствие какого-либо общего в<em><strong>и</strong></em>дения или типизации учебных программ и планов — на содержание обучения и педагогические подходы сильно влияли имевшиеся в наличии преподавательские ресурсы и предыдущий опыт организаторов.

Например, разительные отличия в составе учебных планов и, что важнее, в педагогическом стиле имеются между уже упоминавшейся школой юных менеджеров Дальнегорска и школой юных менеджеров Пензы. В первом случае организатором школы была методист по работе со старшеклассниками местного Центра детского творчества (Дома пионеров), во втором — профессор, доктор экономических наук, заведующий кафедрой экономики и организации управления пензенского инженерно-строительного университета. Соответственно, в Дальнегорской школе в центре программы обучения была совместная театральная и журналистская активность по образцу, принятому в домах пионеров. Заметное место отводилось развитию навыков публичных выступлений, подготовке стенгазет и организации театрализованных постановок, о чем в первую очередь и вспоминают преподаватели и выпускники школы в документальном фильме, посвященном ее истории. Большую роль играла дополнительная подготовка по английскому языку и информатике – считалось, что эти дисциплины вместе с основами рыночной экономики будут способствовать успехам в образовании и профессии.

Почти никто из выпускников не вспоминает о подготовке в области экономики или управления за исключением одного упоминания о работах Дейла Карнеги, которые читали на занятиях. «<em>Нам порекомендовали книжку Карнеги «Как перестать беспокоиться и начать жить» и «Как заво</em><em>е</em><em>вывать друзей». Классная была книжка. У меня сильный толчок был по личностному росту, хотя таких слов я тогда еще и не знал</em>» (Виктор, 40 лет, средний предприниматель).

Доступные материалы о дальнегорской школе менеджеров позволяют заключить, что эта школа скорее была ориентирована на общее культурное и интеллектуальное развитие школьников старших классов, нежели предполагала, что ее выпускники станут менеджерами или предпринимателями. Но модный управленческо-экономический профиль на протяжении долгого времени позволял привлекать активных и интересующихся всем новым школьников.

Совсем иначе выглядело обучение в Школе юных менеджеров Пензы, чей создатель был профессионалом в области менеджмента и представителем академического сообщества. Он построил обучение по вузовским стандартам, начиная с введения расписания в форме «пар» и заканчивая требованием к слушателям представлять промежуточную и итоговую выпускную письменные работы в виде реферата, выполненного по вузовским требованиям. Преподавателями школы в основном были сотрудники пензенских вузов, специализировавшиеся на теории управления, экономике и журналистике. Соответственно, содержание обучения было близким к вузовским дисциплинам управленского профиля: в итоговом сертификате выпускника первого набора можно увидеть следующие курсы: «Социально-психологические методы руководства» (24 учебных часа), «Организация личного труда менеджера» (10 часов), «Правовые основы управления» (8 часов), «Основы экономической теории» (24 часа), «Экономика предприятия» (16 часов), «Информатика и работа на персональных компьютерах» (24 часа), «Культура делового общения» (6 часов) и т.п. По сути, пензенская школа юных менеджеров предлагала вполне современную для того времени подготовку по базовому курсу рыночной экономики и менеджмента.

Другие школы юных менеджеров предлагали для изучения самые разные предметы — от основ ТРИЗ до истории искусств. Следует отметить, что почти во всех школах присутствовали предметы, посвященные изучению «этики бизнеса», «этике предпринимательства», что соответствовало утопическим ожиданиям от нового российского бизнеса, который, в отличие от уже скомпрометировавших себя кооператоров, должен был строить свою работу на веберовских принципах протестантской этики [17]. Как уже говорилось, движение школ юных менеджеров стало угасать к середине 1990-х, когда рыночная экономика из экзотики стала повседневной реальностью, хотя и не такой как было написано в западных учебниках по бизнесу и маркетингу, а похожей на повседневность из известного исследования Вадима Волкова о «силовом предпринимательстве»[5] — становлении организованной преступности в позднюю перестройку и ее расцвете в девяностые годы. Между тем мое исследование показало, что в тех или иных формах отдельные школы и кружки, при званные включить подростков в культуру и дискурсивное пространство бизнеса, работают до сих пор, хотя «движением» их уже назвать нельзя – волна интереса к менеджменту давно сошла и на ее место приходит новый всплеск увлечения инженерными и естественнонаучными дисциплинами, включая робототехнику, программирование и микробиологию.

<h3><strong>***</strong></h3>

«Девяностые» годы до сих пор являются слабо отрефлексированным, но политически и социально актуальным периодом новейшей истории России. В зависимости от биографической траектории или политической позиции их называют «лихими», «свободными», «святыми», но за этими клише обычно не стоит содержательное знание о реальных изменениях в жизни каждого жителя страны в тот период. Данная статья — вклад в содержательное изучение «эпохи девяностых» с опорой на личные воспоминания и документальные источники.

На первый взгляд, феномен «школ юных менеджеров» кажется локальной формой образовательного и идеологического экспериментирования, на которое было столь богато время поздней перестройки. Однако исследование показало, что это движение серьезно повлияло на судьбы и мировоззрение его участников и отражало ожидания и надежды значительной части общества от перемен в экономике, общественной жизни, ценностях. Другое дело, что анализ биографий и интервью участников исследования также дает основания порассуждать о сравнительной роли знаний и прирожденных способностей в достижении карьерного или предпринимательского успеха. Те, кто достиг относительно больших высот в предпринимательстве или стал топ-менеджерами, и до прихода в школы юных менеджеров демонстрировали соответствующие способности: кто-то еще участвовал в пионерской жизни, а многие имели опыт фарцовки в аудиокассетами с записями модных групп, самодельными фотокопиями постеров рок-групп, жевательной резинкой или подрабатывали на каникулах. У них уже была внутренняя предрасположенность к предпринимательству или способности управленцев, и школа юных менеджеров лишь дала этим людям соответствующую идеологию и способ осознать себя относительно окружающего мира. Говоря языком П. Бурдье, школы юных менеджеров превратили их в реальный класс из класса «на бумаге», предоставили в их распоряжение идеологические оправдания личного успеха и язык для выражения своих интересов. Полагаю, что многие из успешных людей, прошедших школы юных менеджеров, и в советское время могли бы стать вполне респектабельными «красными директорами», секретарями райкомов, директорами магазинов, но предприимчивость и индивидуализм могли привести этих людей и в сферу теневого бизнеса — они могли бы стать фарцовщиками [15], «цеховиками», то есть теми, кто фактически был предпринимателем позднего советского времени, но жил вне системы — на «нетрудовые доходы». Безусловно, для полного анализа жизненных траекторий выпускников школ юных менеджеров первых лет их существования требуются полные сведения обо всех, а не только о тех, кто был доступен для данного исследования. Однако даже на основе имеющихся эмпирических данных можно сделать некоторые заключения. Во-первых, в основном учащиеся были выходцами из городского советского «среднего класса», имевшими культурный и социальный капитал для воспроизводства социального статуса родителей и успешно использовавшими возможности школ юных менеджеров для дальнейшего накопления этого капитала и его реализации в виде образования и карьерных достижений. Во-вторых, интервью с выпускниками школ юных менеджеров девяностых годов заставляют задуматься о нерешенном споре о том, можно ли стать предпринимателем или топ-менеджером благодаря обучению или для этого необходим врожденный талант. Как уже говорилось, я считаю, что без исходных способностей стать действительно успешным предпринимателем или крупным руководителем довольно сложно, о чем свидетельствуют и данные интервью. В-третьих, надеюсь, что данная статья станет вкладом развитие исследований «пространства девяностых» в перспективе социальной истории и истории повседневности с возможностью применения методических ресурсов социальной антропологии и истории, поскольку именно этот период совсем недавней истории оказался в ловушке исторических мифологий и нуждается в аналитической пересборке.