Рождение феномена «неклассическое искусство» было подготовлено самой логикой исторического движения культуры Нового времени. Если попытаться выразить это в краткой формуле, можно сказать, что на определенном этапе поисков у человека возникает рациональное недоверие к рациональному. Кризис классики наступил как следствие кризиса классического рационализма, вспыхнувшего в европейской культуре начиная с 1830-х годов. Новое искусство было ориентировано на способы выразительности, ставящие под сомнение абсолютность норм классического искусства. В живописи это проявилось в превалировании принципа живописности (цветосветовых отношений) над пластичностью (первенством линии, рисунка), динамики над статикой, атектоники над тектоникой, сдвига от центральной оси картины в пользу так называемого пейзажного вѝдения, сообщающего картине сразу несколько центров. Художник ХХ – начала XXI века понимает, что его жизнь протекает в условиях совсем иной картины мира, и тратит много усилий на то, чтобы его произведения могли бы стать художественным эквивалентом противоречивой эпохи, выраженным адекватными красками, линиями, сложно построенной композицией, деформированным пространством, смещением центра картины — всем тем, чем всегда мастерски владел язык живописи. Опробованные и адаптированные средства классического искусства оказываются непригодны для претворения драматических и трагических коллизий, происходящих с человеком Новейшего времени. Интерпретируя острые, болезненные, гнетущие образы Э. Шиле, Р. Магритта, Ф. Бэкона, А. Кифера, Ж.-М. Баския, философия искусства фиксирует состояния болезненной эротики, одиночества, острой тревоги, экзистенциального тупика, едва ли не антропологической катастрофы. И тем не менее у всех перечисленных творцов — сильное письмо. Произведения названных художников ХХ века не вписываются ни в какой ожидаемый, привычный «формат», однако они полны некоей скрытой витальности. Целый ряд примеров неклассического искусства демонстрирует, что живописцы не очень-то робеют, решая сегодня по-своему проблему «искусство и зло».
Человекомерность художественного творчества понимается автором как органичность новейших практик искусства жизни человека, его сознанию и психике. С целью более корректной оценки того, чтό среди современных творческих явлений является органичным для современного человека, вводится и разрабатывается новаторское для философии искусства и философской антропологии понятие витальности искусства. Подобный взгляд чрезвычайно важен, ведь для оценки художественного уровня современных произведений искусства не всегда может использоваться классическое понятие катарсиса. Произведения, демонстрирующие экзистенциальный тупик, процессы расчеловечивания, «крик и вопль задушенной плоти» (Т. Адорно), предельно ранят человека. Гипотеза автора статьи состоит в том, что в настоящее время более точной оценкой произведения выступает понятие витальности искусства, которое по своему объему превышает понятие катарсиса. Всесторонний анализ понятия витальности искусства, новое всматривание в стимулы современного творчества, предпринятые автором, помогут ответить на вопрос, почему ныне для человека жизненно важно и то искусство, что демонстрирует обреченность, сдавленность, тлен. То есть искусство, которое критики часто пытаются спешно зачислить в разряд антигуманного. Показано, что факторы, усложняющие бытие искусства, есть естественная среда существования как самого творчества, так и человека в современном мире. Искусство по-прежнему творит и дает человеку возможность совпадения с самим собой широтой собственного взгляда, демонстрирующего силу художественного творчества как величайшей области самоценного духовного творчества.
Scopus
Crossref
Высшая аттестационная комиссия
При Министерстве образования и науки Российской Федерации
Научная электронная библиотека