В XX веке, богатом на философские прозрения, можно встретить необычный извод гуманизма, связанный с философской категорией «ничто», или «негативности». Проект «гуманизации ничто» провозгласил, что основу человеческого в человеке нужно искать в недрах философской категории ничто, восходящей к классическим положениям философии Гегеля [4, c. 18]. Термин «гуманизация» в рамках данного проекта часто понимают технически, подразумевая, что негативность воплощается в человеке. Об этой идее написано достаточно, но в настоящем эссе мы хотели бы обратить особое внимание непосредственно на гуманистический подтекст проекта. Поскольку ничто гуманизируется, оно становится носителем самого человеческого в человеке. Речь идет о способности человека быть существом:
1. Сознающим (знать мир как сущее можно, только приходя к нему из не-сущего ); 2. Действующим (человеческая активность отрицает наличность мира, привнося в него новое); 3. Свободным (человек совершает поступок в ситуации фундаментальной неопределенности, в буквальном смысле творит из ничто, поскольку любое его действие возможно). Соединение этих способностей и качеств и характеризует человека как существо, отрицающее всякое наличное положение дел. Все, что предъявляется миром природы как данность, может быть радикально трансформировано человеком в ходе его истории. Мы также хотели бы посмотреть, как данный тип гуманизма противопоставил себя натурализму — направлению, не менее авторитетно заявившему о себе в начале минувшего столетия. Мы постараемся привлечь внимание к неожиданному родству этих двух направлений, равно как к их явственному расхождению.
В статье предлагается рассмотрение философии сознания Мераба Мамардашвили с точки зрения ее экзистенциалистского содержания. Показывается, что Мамардашвили разработал особой тип экзистенциализма, в котором главная роль отводилась мышлению и особому состоянию сознательной активности человека. Намечены также сходства и различия его версии экзистенциализма с другими известными экзистенциалистскими теориями. В отличие от французского экзистенциализма, ставящего под сомнение роль разума, Мамардашвили напрямую связывает мышление и экзистенцию. Однако, данное противопоставление нужно понимать с оговорками, так как под мышлением Мамардашвили понимает не понятийно-дискурсивные процессы, но поиски смысла, природа которых по Мамардашвили сугубо экзистенциальна. Рассматривается, в каком смысле экзистенциализм Мамардашвили можно назвать учением о «сознательной жизни» и особой «экзистенциальной сотериологией» [11, с. 406]. Анализируется идея Мамардашвили о попеременном пребывании человека в двух измерениях — живой когитальности и ее «мертвого дубля», в прояснении которых существенная роль принадлежит «ангажированости» сознания, а именно его заинтересованности «своим истинным положением». Отмечается особая «русскость» в экзистенциализме Мамардашвили, в котором он развивает продуктивную роль нравственного страдания, а также предлагает рассматривать его как подлинное начало «философского удивления», толкуя всякий начальный метафизический запрос как неизбежно этический, а не гносеологический. Показано, что несмотря на сходство мамардашвилевского экзистенциализма с экзистенциализмом Сартра, Камю и Хайдеггера, в большей степени его рассуждения близки экзистенциализму Паскаля, поскольку нетривиально объединяют в себе пост-метафизический экзистенциализм и метафизический платонизм.
Scopus
Crossref
Высшая аттестационная комиссия
При Министерстве образования и науки Российской Федерации
Научная электронная библиотека