Статья представляет собой специально переработанный для журнала «Человек» текст «Вместо заключения» из готовящейся к выпуску книги автора «Нарцисс в броне. Психопатология “грандиозного Я” в политике и власти». Актуальность проблемы обосновывается множественными симптомами и последствиями нарциссических отклонений в политике, массовом сознании и коллективном бессознательном с акцентом на современной российской реальности. Вывод о таких отклонениях делается на основе сопоставления с перечнями симптомов стандартной диагностики, включая DSM-5. Отмечены фиксация на собственной грандиозности и всемогущественности, мнимое величие, аномальное стремление поставить себя в центр внимания, склонность к эксплуатации и манипулятивность, отсутствие эмпатии и нетерпимость к критике со взрывами нарциссической ярости. На фоне характерной для России массовой неосведомленности об эпидемиях нарциссизма в современном мире и в особенности в последние десятилетия, показана психологическая подоплека нарциссических контратак, стремящихся удержать проблему исключительно в рамках обыденной логики и бытовой компетентности. Формула «ноля нарциссизма» также вводится как психоаналитическая и терапевтическая установка, связанная с необходимостью блокировать автоматическую конкуренцию и нарциссические провокации пациента, отслеживать собственные эффекты аналитической грандиозности и терапевтической власти. Проблема «ноля нарциссизма» исследуется не только на уровне теории и методологии, но также и эмпирически, на примере конкретного психотипа. Такой материал дан в антропологическом анализе «феномена Бориса Юдина» — основателя и главного редактора журнала «Человек» в 1999 – 2017 годах. Синтез теоретико-методологического анализа и конкретного, точечного описания помогает скоординировать теорию и устоявшиеся повседневные представления. Такая работа в пространстве «около ноля» открывает возможность привести в соответствие и отчасти совместить разные версии и шкалы нормального, патологического и злокачественного нарциссизма, учитывая его деструктивные и конструктивные акцентуации.
В последнее время все большее внимание привлекает к себе поколение миллениалов — тех, кто родился в преддверии миллениума и в ближайшее время должен якобы стройными рядами войти в активную политику на самых разных ее иерархических уровнях. Смогут ли миллениалы изменить этот мир — вопрос неоднозначный. В частности, он является темой одного из проектов международного экспертного сообщества «Европейский диалог». В таких исследованиях обычно реализуются две априорные установки: а) имеются в виду изменения к лучшему на основе позитивных качеств поколения миллениалов; б) о таких изменениях и перспективах можно говорить как об универсальных тенденциях, реализуемых «поверх» различий политических культур и режимов. Наш текст позволяет себе в этом усомниться. Миллениалы идут в активную политику двумя колоннами, одна из которых является носителем все той же политической и социально-экономической реакции, «ценностей» политического цинизма и карьеризма, диктата и давления. К чему это может привести, можно понять, только рассмотрев процесс в процессе — движение этих групп на более общей и тоже движущейся цивилизационной платформе постмодерна. При этом «миллениалов эпохи postmodern» необходимо рассматривать, имея в виду две понятийные схемы: «постсовременность – постмодерн – постмодернизм» и «Модерн – постмодернизм – пост-постмодернизм». Для России это тем более важно, что она оказалась во власти особо рода гибрида: сростка неизжитого Модерна с его тягой к тотально организованному порядку и экстремального политического постмодернизма, основанного на симуляции свободы и естественной спонтанности. Идеологические тренды «Нового Просвещения» и «Нового Средневековья» уже разрывают ткань наиболее активного общественного сознания. Разрешение этой коллизии в духе сверхнового времени может оказаться для страны вопросом выживания.
Рассматривается связь между высочайшей профессиональной специализацией философии и ее включенностью в жизнь повседневного сознания, коллективного и индивидуального. Карл Ясперс определяет философию именно через естественную потребность и способность человека как такового, от пронзительных вопросов детей до откровений аномальных гениев («устами детей и блаженных»). Великие философы лишь концентрируют эту спящую в человеке способность видеть мир непосредственно и каждый раз заново. По праву считаясь самым закрытым видом интеллектуальной деятельности, философия одновременно дает образцы живой коммуникации и прямого обращения к человеку и обществу. Тот факт, что носителем философских представлений является каждый из нас (сознаем мы это или нет), выводит на проблему идеологии. По аналогии с конституированием политического Карлом Шмиттом через оппозицию «друг — враг» идеология конституируется оппозицией «веры — знания» в едином континууме между полюсами «почти религии» и «почти философии». Если идеология утверждает неочевидное как очевидное, то миссия философии — систематическая критика очевидностей. Этот конфликт проявляется как в обществе, так и в сознании отдельной личности. Классика понимания идеологии как сугубо внешней манипуляции («сознание для другого») оспаривается наличием в сознании индивидуального субъекта «внутреннего диалога» и «внутренней речи» с эффектами идеологической работы и идейной борьбы с самим собой (индивид как микромодель социума и государства). Постмодерн тем более акцентирует непрофессиональное измерение философии отказом от схем прогресса и иерархии, от логики бинарных оппозиций, в том числе высокого и низкого, центра и маргиналий, специализированного и самодеятельного. Способность к рефлексии составляет важнейшую черту суверенной личности в ее сопротивлении «проникающей» идеологии и новой мифологии, деградирующей к интеллектуальному варварству и политической дикости.
Scopus
Crossref
Высшая аттестационная комиссия
При Министерстве образования и науки Российской Федерации
Научная электронная библиотека